лет под шестьдесят, саженного роста, с
толстенным брюхом, с огромными вислыми усами под перебитым красно-сизым носом,
волосы в скобку, большие желтые глаза, полон рот металлических зубов. Белая
рубашка с короткими рукавами, парашютных размеров нелиняющие джинсы московской
фабрики 'Орбита', заправленные в короткие кирзовые сапоги, отлично дополняли
ансамбль. И, несмотря на то, что на одежде и обуви незваного гостя не было ни
пятнышка, ни пылинки, а толстые щеки были идеально выбриты, Петр Силыч
производил малоприятное впечатление чего-то грязного, липучего, похожего на торт
в пылесосе; с минимумом усилий - он за две минуты знакомства успел внушить Ленке
отвращение.
Плетень опасно затрещал под напором его тугого живота.
- Петр Силыч, ты бы поаккуратнее, кто чинить будет-то? Ты ведь не придешь, а
мужиков в доме нет, кроме Васьки. - Видно было, что бабушка Ирина опасается
сердить этого Петра Силыча, ведет себя очень уж кротко. И Дуська - забилась в
конуру и ни звука.
- А не похожа внучка на бабку, укатилось яблоко от яблоньки... Что это за дух
у вас, аль сгорело что?
- Лен, ты вот что: на - деньги, купи маслица да конфеток к чаю, вчерашним
завозом сливовые тянучки привезли, а очереди в сельмаге сейчас нет, почти все в
Дубовку пошли, там концерт в 12 будет и обещали Хиля показать. Сходи, милая, что
тебе со стариками воздух трясти, сходишь, позавтракаем, да и поспи до обеда.
Устала, небось, от экзаменов... На, говорю! Свои деньги успеешь потратить, а
здесь я дома, а ты в гостях.
Ленка с пониманием и радостью позволила от себя избавиться и пошла, куда было
сказано, в центр деревни, в продмаг (в Черной было целых два магазина: продмаг и
проммаг, чем деревенские очень гордились). И впрямь не было очереди возле
продмага, только у самого прилавка, внутри, довольные спокойствием и прохладой,
судачили о своем древние бабки, да уже брал две больших, общим объемом полтора
литра, бутылки 72-го портвейна молодой парнишка, сверстник или на год помладше,
чем Ленка. Через пятнадцать минут Ленка отоварилась маслом, полукилограммом
конфет и вышла на солнышко. Оказывается, парнишка сидел в траве неподалеку и
ждал, пока она выйдет. Он быстро вскочил, одной рукой отряхивая обтянутые на
заднице красные клеши, а другой аккуратно держа на весу авоську с грузом.
- Привет городу от села! Как вас зовут, девушка? Уверен, что Оля... Аленка.
Угадал?
- Нет, ошиблись. - Ленка попыталась пройти, но парень заступил дорогу.
- Жалко, значит Люся или Ира. Я на цике - он показал пальцем на мотоцикл, -
покатаемся? Заодно и грани сотрем, только так! Ты чья, к кому приехала?
- Она из-за речки, бабки Иры внучка, - ехидным голосом встряла в процесс
знакомства увесистая тетя-продавщица, высунув из окна голову с прической цвета
спелой перекиси водорода. Паренек сразу осекся и поблек.
- Ну и что, нормальная внучка, симпампонистая. Приходи на танцы сегодня
вечером. Слышала когда-нибудь 'Джулай монинг'? - Парень продолжал свои
прельстительные речи, но - так... с явным холодком, дежурно.
- Слышала, - ответила Ленка. Парень уже не загораживал дороги, и Ленка прошла
мимо, снисходительной улыбкой укрывая некоторую досаду: как же легко этот
сельхозпролетарий от нее отцепился... А бабушка Ира, похоже, тут известный
человек. Деревня была невелика, за пять минут Ленка дошла до дряхлого
деревянного моста через речку Черную же. Буквально несколько домов поместились
по ту сторону речки, а в основном вся деревня Черная - это левый берег. Господи,
хоть бы этот Петр Силыч уже ушел...
- Ну как тебе наша деревня? Замуж еще не сосватали?
- Красиво у вас, баб Ира, спокойно так. Нет, не сосватали, один собрался было,
да как сказали ему, что я ваша внучка, он так в обморок и свалился. Насилу
портвейном откачали.
- В обморок? Постой, а кто это, как выглядел?
- Да я пошутила, никто никуда не падал. Длинный такой, мотоциклист в алых
революционных штанах. Теть Аня, продавщица, сказала ему про вас, так он сразу и
отстал от меня. А где...
- Ушел уже Петр Силыч. Ты, Лен, не брезгай, Силыч хоть и хам, а зело полезный
мужчина... умнейшая голова. Не он, так я бы уже в Псков рысила, телефонограмма в
сельсовет, срочно в горсобес вызывают, вплоть, ты понимаешь, до милиции! Я не
поеду, пусть они подотрутся и утрутся повестками, а только Силыч заранее
предупредил меня, что подобное будет. Нынче ночью я дома останусь да разберусь,
кто еще с бабушкой Ириной Федоровной шутиться вздумал! У Шишки язву день сводила
бы, кабы Силыч не помог... А который в красных штанах - так это Андрюха Ложкин,
в клубе работает, в армию ему осенью. Пустой паренек, легкий, как сухой навоз.
Весь их род Ложкиных - несолидный: мужики пьющие, бабы злющие, сами злобные, да
не сдобные... Ну, вот и самоварчик подоспел...
- Слышь, Лен, я смотрю, ты все зеваешь, ляг да поспи. А то на речку пойди
искупайся... Тьфу на меня, дуру старую! Сегодня тебе ни купаться нельзя, ни
электричество трогать; ножей, кос, топоров, даже спиц - трогать не моги. Кому-то
из чертолюбов ты, девонька, крепко понадобилась. Почему - не понимаю. Порча
есть, да не в тебе, а на тебе. И что в городе было самим не разобраться, сюда
посылать... Э-э-э, а ты уже спишь, я смотрю...
То ли переволновалась Лена, то ли чаек был с секретом, но сквозь сон
чувствовала она, как бабка Ира подхватила ее на руки легко, словно младенчика, и
унесла в дом, на кровать. Проснулась Ленка под вечер, когда остывшее солнце уже
не в силах отгонять комаров и естественным путем поддерживать в доме свет.
Одежда аккуратно сложена на табуретке, а на одежде свернулся кот Васька. На
Ленке только наручные часы, трусики и бабкина ночная рубашка (лифчики она
терпеть не могла), часы показывали начало десятого.
- Васенька, будь друг, слезь с платья, ладно? А почему ты серый, а не черный,
тебе ведь положено быть темнее ночи?
Васька только мурлыкал довольно, подставляя под Ленкины пальцы лоб, спинку и
бока, и человеческим языком заговаривать не желал. В горнице баба Ира с кем-то
вела беседу и конечно же за самоваром. Ленка заглянула: в комнате была только
бабка Ира, перед нею чашка с блюдцем, самовар, вазочки с конфетами и вареньем и
зеркало. А из зеркала улыбалась живая и невредимая Шиша.
- Как спалось? - в два голоса спросили чаевѓницы Ленку, и не дожидаясь ответа
на первый вопрос, бабка Ира высказала догадку: - Есть хочешь, небось?
- Нет, спасибо, - вежливо ответила Ленка, но если вспомнить - что она за
сегодня съела? Пару тянучек да бутерброд с маслом...
- Воздухом сыта? Нет, голубушка, щи на перѓвое да курочка на второе. И я поем
за компанию, и Шишка не откажется. А щи со свеженькой каѓпустой, да с
говядинкой, да со сметанкой. А укропчик я порежу, петрушечкой присыплю...
М-м-м... Разогреть - одна минута...
- Вот, Лен, картофь, предположим. Жили мы ее, не зная, и не тужили нисколечко:
кисели, да лапша, да каши, да щи, да борщи хохляцкие, да вареники... Знать мы не
знали такого слова. А потом раз отведали да второй, вот тебе и земляные яблоки!
Без картофи теперь - и обед не в обед, да и праздник не в праздник. Вот как нас
приучиѓли, что сами и выращиваем, и картофь, и табак...
Бабка Ира обличала иноземный овощ, но раскладывала его по тарелкам не скупясь.
Ленка и не заметила, как съела первое с добавкой, второе с добавкой, молока
пузатую кружищу да ситного кусок...
- Фу, не могу больше... Спасибо, баб Ира, наелась как хрюшка, теперь опять
диета, худеть придется...
- Я вон всю жизнь худа, а ни в чем себе не отказываю. Ну ладно, давай посуду
приберем да будем потихоньку к ночи-то готовиться. А ты погляди телевизор или
погуляй возле дома, пока не стемнело. Часы мне Петр Силыч наладить обещался, да
некогда ему. Я вызвала Лешку Чичигина, он мне и починил за бутылку. Сейчас
наговором проверю да и заведу, по Москве точность проверю, посмотрим... Ты вот
что, Лен, раз никуда не идешь, нарви в огороде веток черной смородины, собери из
них метелочку, длиною на мой локоть. Да перевяжи не веревочкой, а лыком, лыко я
тебе дам, сама уж надрала...
Начало темнеть, стемнело. До полуночи минут двадцать осталось, звезды с неба
опять в тучи попрятались, но близкого дождя не ощущалось. Так свежо и радостно
пахло в бабкином саду-огороде, так буднично вычесывалась и пыхтела возле своей
будки белая громадина, собака Дуська, что и не верилось Ленке в страхи
предстоящей ночи. Но вскочила вдруг Дуська, гремя цепью подбежала к девушке,
потерлась головой в подмышку и словно стала оттеснять ее к дому: из лесу
прилетел переливчатый, пока еще осторожный, но уже набирающий жадную злобу
голос, за ним еще один и еще, - волки, - поежилась в догадке Ленка. Дуська
молчала, не выдала себя ответным лаем и скулежом, только шерсть на холке
вздыбилась.
- Лена, давай-ка домой, внученька, поздно на улице стоять, разве что татей
ночных и дождешься. Идем, идем, здесь Дуська посторожит... - Но не испуг
услышала Ленка в скрипучем тенорке бабки Иры, деревенской ведьмы и колдуньи,
Ирины Федоровны Корюхиной, а нетерпение и азарт. По ночному времени и цепь с
Дуськи была скоренько снята. Волки словно издалека услышали человечьи разговоры:
так поддали голосов, что не выдержала Дуська, рявкнула коротко, стала перебирать
лапами, приседать, задрала было голову - чтобы удобнее отвечать, но получила
метлой по хребтине и дунула к воротам - подальше от метлы и от бдительной
хозяйки - молча службу нести. ... - А самый первый Ложкин на бобах гадал, плясун
был, сказывали - и конокрадством промышлял, непутевый. Порчу хорошо снимал, а
сам же ее и наводил. Поехал однажды на заработки, в Карпаты, далеко, да и помер
там на колу осиновом. У нас вся деревня толк знает в старинных свычаях; Анька из
продмага, к примеру, животных понимает, что они говорят... А может и врет, как
тут проверишь, но обращаться с ними умеет...
- А откуда эта... Анна узнала про меня, что я у вас?..
Бабка Ира и Шиша из зеркала с изумлением воззрились на Ленку:
- Да видно же!..
Ленка ничего не поняла из такого объяснения, но спрашивать дальше поленилась.
Она вновь подсунула опустевшую чашку под самоварный носик, успела наполнить ее
кипятком и заваркой, и тут часы стали бить полночь. Целая и невредимая выглянула
кукушка и обычным голосом стала отсчитывать: два ку-ку, пять, шесть, восемь...
Бабка Ирина разрешила ей смотреть и в зеркало, и без него, вокруг. И кукушка, и
ее отражение глаза не засвечивали зловещей краснотой, голосом не чудили - что
значит при хозяйке! Десять ку-ку, одиннадцать, двенадцать. Т-тринадцать...
- ...И француз, и фриц нас стороной обошли, даже партейные ни разу... Что
такое?
- Пятнадцать, баб Ира...
Ведьма и зеркальница смолкли и повернулись смотреть - каждая в свою сторону:
кукушка накуковала девятнадцать раз и смолкла, но обратно в домик не убралась,
так и осталась торчать на приступочке с открытым клювом.
- Ну-ка, Васятка, сорви эту куклу, - велела бабка Ира.
Кот метнулся к комоду, и с него уже взвился свечой, когтистой лапой ударил
механичеѓскую птицу. Кукушка надломилась, изнутри вылетела длинная металлическая
лента-пружина, и кот Васька запутался в ней лапой и повис. В истошном мяве
Васьки было столько ужаса, что бабка Ира очутилась возле часов едва ли не
быстрее своего любимца. Одной рукой она подцепила его под задние лапы, чтобы
снять нагрузку, другой ухватилась за ленту-пружину. Из-под кукушки с дзеньканьем
выскочили еще две пружины, норовя захватить в плен бабкину десницу. Ленка успела
кинуть взгляд в зеркало - Шиша не стала подражать хозяйке, а сидела, оборотясь,
спиной к зеркалу и загораживала вид. Ленка перекинула взгляд: у бабки Иры вместо
ногтей - глазом мигнуть - оказались длинные острые когти - и тоже с
металлическим отливом: дзиньк, скрежет, дзиньк, скрежет, от лент одни обрубки на
пол упали. Бабка выпустила из рук освобожденного кота, с маху воткнула когти в
кукушкин домик и в циферблат. Оттуда сразу же повалил дым, запах которого Ленка
запомнила с прошлой ночи.
- Надо было не полениться, Силыча уговорить - часы вылечить. Теперь их в печку
или на помойку. Восемьдесят лет служили, я и горя не знала... - Бабка быстро и
остро рыскала глазами по стенам, потолку, окнам - поняла вдруг, что ягодки
впереди. - Шиша, тихонько пройдись вдоль очерченного, не стерся ли где мел...
Близко к меже не подходи. Очень уж прытко они запрягают... Елена, внучка,
смотришь - смотри, но сиди - где сидишь. И ни звука. Васька, на руки к Ленке и
смотри в оба! - Ну где вы там, гости дорогие, зажда-ались мы вас, попотчевать
будем рады...
Стучали сердца - одно в груди, другое, маленькое, часто-часто билось в Ленкину
ногу: котяра все еще не мог оправиться от испуга. Девушка гладила его,
успокаивала, чесала за ушком и сюсюкала всякую ерунду, лишь бы забыться,
отвлечься от окружающего ужаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49