Вдруг слышу, бобовые меж собою
переговариваются: зерна стручкам пищат: 'Вы, мол, не чужие нам, за что же вы нас
варить помогаете? Это так ужасно!' А те им шипят в ответ: 'А мы что, песни тут
поем? Сами сгораем безвинно! Не сердитесь на нас, о бобы!'
Евсей Касатонович смолк и поочередно повернул усмешечку налево, направо и с
легким поклоном - персонально Лехе.
- Не раз и не два доводилось мне в своей жизни рассказывать эту историю... Как
тут кто-то мудро сказал: жизнь сама наклоняет к решениям, как ей противиться? А?
Ну давайте всех по очереди послушаем, глядишь - и отцедим дельное из неумных
ваших препирательств. С кого начнем?
- С меня! - неожиданно брякнул Леха и так же, во весь голос, продолжил: - И на
мне же закончим, поскольку решение есть и я его знаю!
- С тебя? И тебе уже ведомо решение? Так ли это, Алеша, сын Петра?
- С меня, Соныч, ты не ослышался! С меня, я сказал!
- Ну так, пожалуйста... Тс-с-с! В порядке очереди, судари и дамы, у мальчика
голос режется. Излагай, но помни, что крик - оружие слабого и оружие слабое.
- Все очень просто. Моя бабушка... - Леха полуобернулся, задержал над правым
плечом открытую ладонь, и Ирина Федоровна, поспешно втянув грозные когти,
положила на нее свою, морщинистую и темную от времени. Внук собрал губы
трубочкой и звучно, не стесняясь никого из гостей, чмокнул костяшки древних ее
пальцев, усеянных старческой 'гречкой', иссохших, но отнюдь не дряхлых. - ...Моя
бабушка все мне объяснила, в том числе и насчет инициации, для которой потребна
живая кровь. С этой целью я попросил... и настоял... - Ирина Федоровна, поймав
негодующий взгляд любимого внука, совладала с собой: украдкой вытерла глаза и
вновь стала невозмутимым истуканом. - ...Чтобы бабушка подыскала и принесла мне
какое-нибудь режуще-колющее оружие, что она и сделала. В двух экземплярах, забыл
сказать. Вот... - Леха извлек из сумки, не торопясь собрал и положил перед собою
два метровых, если считать с рукоятями, кривых клинка, узких возле гарды и
расширяющихся к острию. - Прошу любить и жаловать: мечи-кладенцы, оба готовы к
бою и почти одинаковы, так что отличиями можно вполне пренебречь.
- И что ты, дуэль предлагаешь?
- Я бы предпочел, конечно, чтобы нашелся доброволец... любого пола, кто
согласился бы заполнить собою жертвенный алтарь, но предвижу, что таковых... Нил
Нилович?
- С чего бы это нам затевать дурацкие скоморошества. когда у нас и так имеется
преотличный кандидат на жертвоприношение. А именно ты, наглый щенок!
- Ты не ошибся, кариес?
- Нимало! Еще и собаку сюда привел, наглец и пустоцвет!
- Ну извините... В таком оскорбительном тоне я не собираюсь поддержи... - Леха
подхватил один из мечей, прыгнул изо всех сил животом на стол, проехал головой
вперед и с размаху врезал по темени клыкастому толстячку. Меч, сантиметра не
досвистев до лысого черепа, звякнул о пустоту, больно вывернулся из рук и
полетел в сторону... Никто даже и шевельнуться толком не успел, разве что Дина,
уже пострадавшая во время 'вече', чуть пригнула голову, как Соныч уже поймал
меч-кладенец прямо за рукоятку.
- Остроумно. Орел. Похож, ничего не скажешь. - Соныч нарочито лениво протянул
руку с мечом, плашмя шлепнул Леху по спине. - Слезь со стола и сядь на место.
Все-таки есть что-то истинное в этих новомодных теориях наследственности, коли
на наших глазах они подтверждение имеют. Людишки возрастом не выѓшли, так острым
разумом и наблюдательностью свое берут, потому и гены они придумали, а не мы.
Сел? За этим столом, Алексей свет Петрович, никому из сидящих в креслах ранить
соседа невозможно, а тем более убить. Гарнитур называется. А ты и не знал,
бедняга... И советчица твоя не знала - да и откуда бы ей? Но хвалю обоих за
изобретательность.
Нил Нилович сидел бледный от бешенства, но даже не шелохнулся в ответ,
смолчал, только ноздри раздувались, да глаза перебегали с Лехи на Ирину
Федоровну и обратно, он и ее ненавидел.
- А Дара как же? Ранена ведь, тобой же!
- Не кричи. Дора ее зовут. И ничего она не ранена, разве что язык прикусила.
Да, Дора? Ну так и что с того, Алеша, истинный сын Петра? Мебель-то я лично
столярничал, строгал, трудился, ужели после этого и мелочи себе не могу
позволить?.. Нил Нилович, ты как насчет дуэли? Перчатка тебе брошена.
- Стол убери и саблюку мне дайте, ломтями кромсать буду. Из-за угла, скрадом -
все мы храбрые... Убирай стол, чего тянуть! Живо, Соныч! Действительно, сразу
все и решится. И эту хитрую старую гадину заодно сокрушу, зажилась сверх меры. И
собаку!
Стол взлетел под потолок и повис там, словно веревками привязанный. Гости
сдвинули кресла за границы квадрата, обозначенные колоннами, каждый свое. Леха
старался не смотреть на бабушку, почему-то чувствовал себя виноватым перед нею.
Мурман, довольный поднявшейся суетой, совсем вдруг успокоился, послушно отошел
вслед за Ириной Федоровной и сел подле нее, улыбаясь во все клыки. 'Он не боится
за меня, это хороший знак. И Аленку при себе оставлю, как знать, вдруг... шею от
удара прикроет'.
- А ты так и будешь со своим галстуком биться? Не снимешь червяка?
- Нет. А что, запрещено?
- Да сколько хочешь. Нилыч, железку ты выбираешь... Значит, твоя - оставшаяся,
держи. Что, извини, не понял?
- Я говорю: стол убери, пусть в сторону отъѓедет, не над нами висит. Мало ли,
отвлечешься. Пожалуйста.
- Ай, Алеша, недоверчивый ты какой! Так нормально?.. Начинаем по моему
сигналу. Кто рискнет ослушаться и приступит раньше - пойдет на заклание в
качестве проигравшего. Да... Песика я - Ирина Федоровна, подвинься чуток - под
колпак, чтобы не вздумал нарушать ход событий. Вот, теперь он как в прозрачной
клетке, а то даже я нервничал, очень уж псинка серьезная; мало ли, обидится за
хозяина...
- Бабушка! Пожалуйста, не бойся за меня и знай...
Леха дождался измученного бабушкиного взгляда, послал ей воздушный поцелуй. В
голове шумело, рука с мечом подрагивала, пришлось придержать ее за локоть, чтобы
незаметно было. Странно, за бабушку он волновался больше, чем за себя. Главное -
держать себя в руках и не думать о страшном. Неужнли это все реально, на самом
деле: мечи, дурацкие колдуны, битва не на жизнь, а на смерть? Так все странно
повернулось в этой жизни, так внезапно... Это лето... Уж очень оно длинное,
может быть и до конца жизни. Словно пешки какие-то... Глупо, все в мире глупо...
Просто сидеть и пить чай перед телевизором, зная, что наступит и завтра, и
по-слезавтра - что это, если не счастье?
Одно время, в десятом классе, Леха с полгода ходил на фехтование, пока не
надоело. Фехтовальщиком он, конечно, не стал, ни одного настоящего боя не
провел, но все-таки получил начатки представлений о балансе, равновесии, финтах.
Нил Нилович, несмотря на пузо, явно умел обращаться с холодным оружием: он стоял
вполооборота на другом конце 'ринга' и сосредоточенно помахивал мечом, пробовал
его, примеривал на кисть и локоть. Мечи почти одинаковы по длине, но он выше
этого Нилыча и руки длиннее. Поможет это чем-то? Вот взять и кинуть ему меч
прямо в морду... Но есть риск промахнуться. Вот ведь толсокожий какой... Надо
ему не уступить хотя бы выдержкой и хладнокровием, дать ему самому повести бой,
улучить момент - их немного будет, надо первый же не упустить - и тогда есть
шанс. Ведь он моложе этого Нилыча, вероятно умнее... Или Аленку натравить, ишь,
беспокоится... Тоже загадка: будет это нарушением, не будет? Опять же риск.
- Внимание всем! Помощь со стороны заѓпрещена - смерть обоим, помощнику и
тому, кому помогали. Колдовство участникам на время боя запрещено. Колдовские,
волхвальные, магические и волшебные предметы, устройства и иные приспособления
запрещены, штраф - тот же. ('Вот тебе и Аленушка! - Аленка, пока я жив... пока я
жив - не смей вмешиваться, понятно? Не смей!') Гм... Про ворожбу даже и не
упоминаю, но формально и она вне правил. Предсмертные проклятия я запретить не
могу, само собой, но предупреждаю: сам постараюсь насильственно пресечь, буде
таковые начнутся. Все. Готовы? Нил Нилович?
- Готов.
- Алексей Петрович?
- Да.
Назвавший себя Евсеем Касатоновичем, попятился за пределы квадрата, вскинул
над собой растопыренные ладони - Леха завороженно, словно ничто другое на свете
его не интересовало, смотрел, как широкие рукава черной шелковой рубашки по
самый локоть соскользнули с худющих, но все еще мускулистых рук. Спокойно,
Леха...
- Правый - да победит! Бой!
Первые три шага Леха двигался осторожно и плавно, как и настроился загодя; он
переместился вперед и вправо, а его противник также плавно, но заметно быстрее,
чем Леха, заскользил чуть вперед и влево, словно бы оба они попали в гигантскую
воронку судьбы, в которой неумолимая спираль столкнет их в центре, чтобы там
решить, кому из них прервать грядущее, а кому оставить избывать его до
следующего удобного случая... Толстяк держал меч в правой руке, Леха в обеих -
длинная рукоятка позволяла - с упором на правую. Только на три шага хватило Лехе
благоразумия и осторожности: гнев и ярость, до поры таящиеся в позвоночнике,
подстерегли, дождались, пока ослабнут в нем воля и разум, и захватили его мозг и
тело, черной пеленой обволокли его зрение, адреналиновым шоком выбили страх из
его сердца... Леха взревел, волосы его вздыбились, но ветром безумной атаки их
тут же снесло к затылку: Леха прыгнул дважды и рубанул без изысков, как
сумелось, андреевским крестом: справа сверху - наискось вниз, полукруг вверх и
снова: слева сверху - направо вниз, руки сами поняли, как им распределять силы
по рукоятке: меч коротко скрежетнул о меч, правую кисть тряхнуло больше. Леха
проскочил мимо противника, но равновесия не утратил и развернулся прежде, чем
тот успел преодолеть последствия Лехиного удара. Спроворь он в этот момент
ударить податливую Лехину плоть - и Леха прахом бы исчез из настоящего и
грядущего, на прощание осознав в себе лишь звериную жажду убить, уничтожить,
оборвать жизнь другого существа. Но толстяк, неизмеримо более опытный и умелый
боец, сам не успел оправиться от бешеного наскока, хотел было контратаковать, но
замешкался и только и сумел, что шагнуть вперед, как вдруг упал с разрубленным
черепом, последним впечатлением изрядно долгой жизни своей приняв холодок
гибельного предчувствия во лбу и короткую красную боль.
- Ну что, Соныч, кто победил? А? Еще кто желает?
- Ты победил. Ирина Федоровна, поди, подойди к парню, утри ему пену и меч
забери, только аккуратно: видишь, он еще пьяный...
- Пойдем, Лешенька, надо тебе лицо умыть, футболку заменить, идем, мой
родной...
- Что?.. Уже финиш? Погоди, а правила как же... Стой, а... омывать когда? И
как, а, бабушка, я ведь не умею?
- Все уже, все, необходимое исполнено. Дай сюда, дай, расцепи пальцы, вот
хорошо. Держи меня за руку, вот так, и пойдем... Сейчас перерыв, пока они тут
все приберут, а мы там себя в порядок приведем, кудри тебе надо расчесать...
Снимай рубашку, я ее сразу же замочу, а то потом без заклинаний не отстирать
будет. А я тебе новую достану, которая с лабиринтом.
- Каким еще лабиринтом?
- А по-старому - кривым сорокопутом. Новая твоя синяя футболка, ты ее еще
ирландской называл. Их, кривопуты, раньше, за морями, дальние ведуны строили, и
я в таких хаживала...
- А, так это лабиринт? Ты хаживала? Круто. Слушай, а куда тело? А мне за это
ничего не будет?
- Ничего не будет. Никто из чужих не узнает, а у Нилыча даже и метрик не было,
а мужчина он был одинокий и жил за тридевять земель. Надо же, моему веку
позавидовал, убить меня хотел. А Силыч-то - чем и когда он ему насолить успел?
Меня ладно, а на Мурмане - все одно бы подавился. А Мурман-то - глянь: просто
умница, ни разу не взбрыкнул, не набезобразил. Про Аленку уж и не говорю,
сегодня же у Мокушиных ведро молока специально для нее куплю, ты ведь обещал ей,
не забыл?
- Не забыл. - Успокоенный и размягченный целебной бабкиной воркотней, Леха
наконец расплылся в улыбке. Старая ведьма и без ворожбы знала, что будет дальше
с Лехой, поближе к ночи, когда вече закончится и дневные заботы иссякнут; хорошо
бы его водочкой-наливочкой - да с ног свалить, чтобы уснул замертво, но как бы
там ни говорили - не только в Петра, нет, не станет пить ни сегодня, ни
вообще... В Лену получился. Да такое и к лучшему, если все как следует
посчитать. Разговором бы отвлечь, сказками - да ведь, как всегда, уйдет в сарай
либо в другую комнату и сам свое мыкать будет, совесть растравливать... А
силушка в нем - да, загудела уже, слышно ее...
- А что, Лешенька, почуял ли в себе новое или нет?
- Вроде бы. Вот... у тебя плечо болит, сейчас. Точно?
- С утра с самого. Старость, что ты хочешь...
Леха молча положил ладонь на бабкино плечо, подгреб слегка пальцами - отдернул
занемевшую кисть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49