Она сделала шаг вперед, спотыкаясь по грязной земле, ночное зрение пропало из-за света костра; и она спустилась на утоптанную грязь возле ворот в плетне, между фургонами, загораживавшими въезд на мост.
Вперед выдвинулось полдюжины копьеносцев во главе с бородатым офицером в шлеме.
— Аш!
— Альдерик! — они одновременно протянули друг другу руки, обнялись и секунду постояли, ошарашенно ухмыляясь друг другу. — Обходишь дозором стражу по периметру, а?
— Да знаешь ведь, как положено, — огромный карфагенец усмехнулся, выпустил ее из объятий и провел рукой по своей заплетенной в косу бороде.
— Ну и кого ты настолько рассердил, что тебя снова прислали сюда?
Она увидела, что ее слова его достали, он снова увидел в себе солдата и врага. Его лицо в тени стало жестким.
— Многие погибли, когда ты напала на дом Леофрика.
— Да и мои многие полегли.
Он задумчиво кивнул. Потом щелкнул пальцами, вполголоса сказал что-то страже, и один из стражников помчался в лагерь. Аш заметила, что, удалившись от света костра у ворот, посланец пошел заметно медленнее.
— Наверное, я должен считать тебя своей пленницей, — флегматично заметил Альдерик. Он сделал шаг в сторону, и его лицо осветилось светом костра. Аш заметила на его лице, кроме скрываемого изумления, краткий проблеск радости. — Будь ты проклята Богом в Его милости. Я бы не поверил, что женщина способна сделать то, что сделала ты. А где тот английский парнишка в белой ливрее с пятиконечной звездой? Он тут с тобой? Кто вообще с тобой?
— Со мной никого.
Она сказала это пересохшими губами. «Черт, — подумала она, — надо же было нарваться на него, он меня знает, он поднимет всю стражу на ноги, и для Джона Прайса все закончится прямо у осадных машин.
Ну, он крепкий орешек, он может справиться».
— Что видишь, то и есть, — заметила Аш, держа на виду свои руки в кольчужных рукавицах. — Да, меч у меня есть; и хотела бы оставить его при себе.
Ариф Альдерик покачал головой и залился громким хохотом. С добродушной веселостью, поманив к себе своих людей, он сказал:
— Я не доверил бы тебе и тупой ложки, девчонка, тем более меча.
— Ладно. Однако на твоем месте я бы сначала спросила Фарис, — пожала плечами Аш.
Альдерик сам распахнул полы ее плаща, а двое стражников, придерживая ее за руки, начали отстегивать пряжку пояса с мечом. Даже на холоде они действовали быстро. Выпрямившись, держа в руках ее ножны, он сказал:
— Не пытайся убедить меня, будто генерал знает, что ты здесь.
— Да нет, конечно. Лучше скажи ей сам, — Аш встретилась с ним взглядом. — Ты лучше сам ей передай, что Аш здесь, чтобы вести с ней переговоры. Прости, я не захватила свой белый флаг.
И в секунду увидела, что ему понравилась эта дерзость. Ариф развернулся, отдал приказания стражникам у ворот, и стерегшие с двух сторон толкнули ее вперед, не очень грубо, в сторону лагеря. Внизу под мостом негромко шумела река; они пересекли мост и пошли по грязным тропинкам между палатками, отчетливо видными в белом свете луны.
Простой факт ее присутствия здесь, сейчас, среди вооруженных солдат, которые ни на секунду не поколеблются убить ее, — этот факт заставлял ее держать глаза широко открытыми в леденящем ночном ветре, как будто запечатлевая освещенные луной силуэты сотен покрытых инеем шатров; ушами она запоминала звук их шагов, хруст замерзшей грязи под ногами. И все же это казалось нереальным. «Я должна была быть с моим отрядом: это безумие какое-то!»
Аш, бредя по следам арифа, услышала один раз лай собаки; в ночи мелькнула бледная худая тень, вынюхивающая отходы, брошенные возле одной из больших палаток-бараков, маленьких палаток почти нет, заметила она; визиготы предпочитают держать своих людей более крупными группами, — и сова, как белая тень смерти, пролетела над ее головой; у нее сердце ушло в пятки при воспоминании об охоте среди пирамид в карфагенской тьме.
Они тормозили, поднимаясь на склоны и спускаясь с них, прошли не менее полулье, все еще в пределах лагеря, и все еще не приблизились к северной стене Дижона. Лунный свет отражался от чего-то — от разбитой артиллерийским огнем черепицы на крышах башен Дижона.
«Где-то открывают ворота для вылазок. Помоги им Бог».
— Шестеро из моих сорока погибли при твоем нападении на Дом, — сказал Альдерик, он отошел назад и поравнялся с ней. Смотрел он вперед, его профиль четко выделялся в серебряном свете. — Назир Тойдиберт. Солдаты Барбас, Гайна, Гайсернк…
Голосом Аш выразила свою холодность:
— Этих я убила бы сама, лично.
Глядя на его бородатое лицо, она подумала, что он прекрасно осведомлен — как любой хороший командир — о побоях, из-за которых она лишилась ребенка; знает, кто это делал, поименно.
— Ты слишком опытный командир, чтобы принимать это как личное оскорбление. Кроме того, девчонка, ты не умерла в Цитадели, когда она пала. Господь сохранил тебя для другого: возможно, для других детей.
При этих словах она уставилась на огромного карфагенца.
«Он знает, что я потеряла ребенка; но не знает, что я больше не могу иметь детей. Он знает, что я унесла ноги из Карфагена; но не знает о Диких Машинах. Он допускает, что я тут для заключения другого контракта. Договора.
Если он что и знает, то только казарменные рассказы, что я — другая Фарис, что я слышу каменного голема.
Если бы у них была причина прекратить пользоваться военными машинами — а он из Дома Леофрика, он бы знал! — тогда он бы меня боялся».
Как бы подтверждая ее мысли, ариф Альдерик спокойно развивал свою мысль:
— На твоем месте, девчонка, я бы не рискнул оказаться снова вблизи от семьи Леофрика. Но наш генерал — военный, она вполне может воспользоваться твоими услугами здесь, среди нас.
Она отметила, что он сказал «семья Леофрика», а не просто «Леофрик».
— А что, старик погиб? — прямо спросила она.
В резком контрасте лунного света и тени она увидела, как Альдерик поднял брови. А заговорил он как профессионал с таким же профессионалом-коллегой:
— Спасибо за внимание, девчонка, он болен; но идет на поправку. А чего нам еще ожидать, если Господь так явно нам благоволит?
— А что, Он вам благоволит?
Он вспыхнул от радости:
— Откуда тебе знать, тут, в Дижоне. Господь коснулся Своей земли, в Карфагене, светом Своего благословения; и любой мог видеть Его холодный огонь, горевший над гробницами королей-калифов. Пророк сказал мне, что это предсказывает скорый конец нашего крестового похода сюда.
Она прищурилась, соображая: «Он считает, что я выбралась сюда из Дижона?» И дальше: «Холодный огонь над гробницами…»
Над пирамидами.
Заря Диких Машин.
— И ты считаешь, что это знак благоволения Господа? — выпалила она.
— А что еще? Ты сама, девчонка, была там, когда земля сотрясла Цитадель, и дворец пал. И сразу, в один момент, появился первый Огонь Благословения, и король-калиф Гелимер был спасен от смерти в землетрясении.
— Но!..
Не оставалось времени сформулировать вопросы: они уже прибыли по следам посланца арифа; этот человек еще кричал на стражников; судя по форме, это был вход в штаб Фарис. Причем не палатка: из неотесанной древесины сколочено длинное, низкое здание, крыша покрыта дерном; в окружении жаровен и войск и рабов, пробужденных ото сна.
Аш была готова настойчиво продолжать задавать вопросы, но закрыла рот, когда арочная дверь открылась и из нее вышла фигура в белом.
Ей хватило бы только реакции мужчин, чтобы понять, что это Фарис; но свет луны не дал бы ей ошибиться: она увидела водопад серебристо-белокурых волос, льющийся до бедер. Аш секунду наблюдала, все еще не будучи видимой, в голове ее промелькнуло: «Вот так и я выглядела», и она сделала шаг вперед, длинноногая и неуклюжая, завернув руки в плащ, и сказала веселым голосом:
— Парламентер. Ты хочешь говорить со мной.
Визиготка не колебалась ни секунды:
— Да, хочу. Ариф, ввести ее в дом.
Фарис развернулась и вошла в дверь. Белая одежда на ней оказалась тяжелой мантией из меха куницы и шелка, которая окутывала все тело. Невооруженная, с непокрытой головой, только со сна, она, казалось, полностью владела собой. Аш споткнулась о деревянный порог, ноги ее были нечувствительными от холода.
По обе стороны двери стояли два голема, держа в каменных руках масляные лампы. Это могли быть просто статуи людей: один из белого мрамора, другой из резного красного песчаника. Рука ремесленника, наверное, оформила мускулистые руки, длинные конечности и лепной торс; придала орлиные черты лицу. В свете лампы ярко вспыхнули отполированные бронзовые сочленения плечей и локтей, когда мраморный голем поднял повыше свой светильник. Аш услышала, как едва слышно заскрежетали смазанные металлические сочленения. Красный голем зеркально повторил движение первого, перемещая свое тяжелое каменное тело.
— За мной!
По приказу Фарис оба голема потопали за ней, под их каменными ногами скрипел деревянный пол. Мерцающий свет танцевал на стенах, увешанных гобеленами. Аш не отрываясь смотрела в спины големов. «Я была чертовски близко. Так чертовски близко к самому каменному голему, военной машине…»
Она обратилась к идущей впереди:
— Ты хотела поговорить со мной один на один, Фарис.
— Да.
Визиготский генерал вошла без колебаний в арку, завешенную шелковой тканью, чьи-то руки раздернули портьеры перед ней. Аш, следуя за ней, посмотрела в сторону и увидела белокурых рабов в шерстяных туниках, рабов Дома, присланных с африканского побережья; одного-двух она даже внешне запомнила по Дому Леофрика, Но, бросив быстрый скользящий взгляд, убедилась: это не Леовигилд, не девочка Виоланта.
«Леовигилд, который пытался поговорить со мной в камере; Виоланта, которая принесла мне одеяла: без сомнения, оба погибли».
— Здорово, правда, когда ты уже настолько крупная личность, что тебя не убивают тут же на месте? — сардонически сказала Аш, входя в освещенную лампой комнату с низким потолком и бросаясь на скамеечку перед ближайшей жаровней. На миг она отвела глаза от Альдерика и Фарис, сбрасывая капюшон, стаскивая рукавицы и шлем с забралом и протягивая руки к огню. Все это она делала с видом полной уверенности в себе. — Значит, Дижон еще не взят?
— Еще нет, — в ответ прогромыхал ариф.
На один момент у нее закружилась голова, просто как-то все в голове сместилось; она взглянула на командира Альдерика и увидела, как он наблюдает за ней и Фарис.
«Идентичные сестры. За одной ты пошел в Иберию и доверил ей свою жизнь в бою. А другой ты перерезал горло, когда ей было 14 недель от роду».
У Аш дрогнула рука. Она снова опустила ее, не желая дотрагиваться до невидимого шрама на шее. Довольствовалась тем, что ухмыльнулась Альдерику, и наблюдала, как он вздрогнул при виде шрамов на ее лице. В его лице еще было заметна доля сочувствия, но умеренная. Профессионал, военный… очевидно, он чувствовал, что отчасти снял с себя ответственность, когда сделал ей то признание в Карфагене.
— Дижон еще не взят штурмом, — Фарис обхватила себя руками, развернулась, край одежды взметнулся кверху. Ее безупречное лицо было освещено, и было видно, как она устала, но не измождена; ведет суровые бои, но не голодает.
— Штурмы не приводят к концу осаду. Голод, болезни и предательство — вот что приводит, — Аш, подняв брови, обратилась к Альдерику: — Я хочу поговорить с твоим начальством, ариф.
Фарис что-то тихо сказала ему. Альдерик кивнул. Когда огромный солдат исчез, Фарис сделала знак рабам, и так и стояла, пока не принесли еду и питье рабы-мужчины, по лицам которых было видно, что их внезапно пробудили от сна.
В длинной комнате стояли столы — на сколоченных козлах; сундуки, ящик-кровать; все это европейское и, вероятно, захваченное как добыча. Среди этих предметов франкского происхождения диссонансом выглядели военное снаряжение визиготского генерала и големы — из красной глины и белого мрамора.
— Ну, и чего ради стоило прерывать мой сои? — вдруг насмешливо спросила визиготка. — Могла подождать до утра, если так уж рвешься стать предателем.
«Оба они так решили? — думала Аш, но на ее лице ничего не отразилось. — Я ведь ни слова не сказала, но оба решили, что я все это время была в Дижоне? Конечно — потому что Фарис видела на стенах людей в моей форме!
И поскольку я не говорила с военной машиной, та не могла сказать ей, где я была на самом деле.
Она думает, что я пришла, чтобы сдать ей город.
Ну и пусть так думает. У меня в запасе около тридцати минут. Пусть догадываются все это время. Значит, пока побуду в живых.
А тем временем сделаю то, зачем пришла».
Некоторое время Фарис смотрела на нее молча. Снова прошла к двери комнаты, мимо своей кольчуги, висящей на манекене, и тихим голосом отдала приказы рабам. Они вышли из комнаты. Обернувшись, Фарис сказала:
— Големы разорвут тебя на куски, если ты нападешь на меня. Мне стражники не нужны.
— Я пришла не для этого.
— Я, пожалуй, усомнюсь, ради своей безопасности, — визиготка подошла поближе, уселась в резное кресло, стоящее в стороне от жаровни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Вперед выдвинулось полдюжины копьеносцев во главе с бородатым офицером в шлеме.
— Аш!
— Альдерик! — они одновременно протянули друг другу руки, обнялись и секунду постояли, ошарашенно ухмыляясь друг другу. — Обходишь дозором стражу по периметру, а?
— Да знаешь ведь, как положено, — огромный карфагенец усмехнулся, выпустил ее из объятий и провел рукой по своей заплетенной в косу бороде.
— Ну и кого ты настолько рассердил, что тебя снова прислали сюда?
Она увидела, что ее слова его достали, он снова увидел в себе солдата и врага. Его лицо в тени стало жестким.
— Многие погибли, когда ты напала на дом Леофрика.
— Да и мои многие полегли.
Он задумчиво кивнул. Потом щелкнул пальцами, вполголоса сказал что-то страже, и один из стражников помчался в лагерь. Аш заметила, что, удалившись от света костра у ворот, посланец пошел заметно медленнее.
— Наверное, я должен считать тебя своей пленницей, — флегматично заметил Альдерик. Он сделал шаг в сторону, и его лицо осветилось светом костра. Аш заметила на его лице, кроме скрываемого изумления, краткий проблеск радости. — Будь ты проклята Богом в Его милости. Я бы не поверил, что женщина способна сделать то, что сделала ты. А где тот английский парнишка в белой ливрее с пятиконечной звездой? Он тут с тобой? Кто вообще с тобой?
— Со мной никого.
Она сказала это пересохшими губами. «Черт, — подумала она, — надо же было нарваться на него, он меня знает, он поднимет всю стражу на ноги, и для Джона Прайса все закончится прямо у осадных машин.
Ну, он крепкий орешек, он может справиться».
— Что видишь, то и есть, — заметила Аш, держа на виду свои руки в кольчужных рукавицах. — Да, меч у меня есть; и хотела бы оставить его при себе.
Ариф Альдерик покачал головой и залился громким хохотом. С добродушной веселостью, поманив к себе своих людей, он сказал:
— Я не доверил бы тебе и тупой ложки, девчонка, тем более меча.
— Ладно. Однако на твоем месте я бы сначала спросила Фарис, — пожала плечами Аш.
Альдерик сам распахнул полы ее плаща, а двое стражников, придерживая ее за руки, начали отстегивать пряжку пояса с мечом. Даже на холоде они действовали быстро. Выпрямившись, держа в руках ее ножны, он сказал:
— Не пытайся убедить меня, будто генерал знает, что ты здесь.
— Да нет, конечно. Лучше скажи ей сам, — Аш встретилась с ним взглядом. — Ты лучше сам ей передай, что Аш здесь, чтобы вести с ней переговоры. Прости, я не захватила свой белый флаг.
И в секунду увидела, что ему понравилась эта дерзость. Ариф развернулся, отдал приказания стражникам у ворот, и стерегшие с двух сторон толкнули ее вперед, не очень грубо, в сторону лагеря. Внизу под мостом негромко шумела река; они пересекли мост и пошли по грязным тропинкам между палатками, отчетливо видными в белом свете луны.
Простой факт ее присутствия здесь, сейчас, среди вооруженных солдат, которые ни на секунду не поколеблются убить ее, — этот факт заставлял ее держать глаза широко открытыми в леденящем ночном ветре, как будто запечатлевая освещенные луной силуэты сотен покрытых инеем шатров; ушами она запоминала звук их шагов, хруст замерзшей грязи под ногами. И все же это казалось нереальным. «Я должна была быть с моим отрядом: это безумие какое-то!»
Аш, бредя по следам арифа, услышала один раз лай собаки; в ночи мелькнула бледная худая тень, вынюхивающая отходы, брошенные возле одной из больших палаток-бараков, маленьких палаток почти нет, заметила она; визиготы предпочитают держать своих людей более крупными группами, — и сова, как белая тень смерти, пролетела над ее головой; у нее сердце ушло в пятки при воспоминании об охоте среди пирамид в карфагенской тьме.
Они тормозили, поднимаясь на склоны и спускаясь с них, прошли не менее полулье, все еще в пределах лагеря, и все еще не приблизились к северной стене Дижона. Лунный свет отражался от чего-то — от разбитой артиллерийским огнем черепицы на крышах башен Дижона.
«Где-то открывают ворота для вылазок. Помоги им Бог».
— Шестеро из моих сорока погибли при твоем нападении на Дом, — сказал Альдерик, он отошел назад и поравнялся с ней. Смотрел он вперед, его профиль четко выделялся в серебряном свете. — Назир Тойдиберт. Солдаты Барбас, Гайна, Гайсернк…
Голосом Аш выразила свою холодность:
— Этих я убила бы сама, лично.
Глядя на его бородатое лицо, она подумала, что он прекрасно осведомлен — как любой хороший командир — о побоях, из-за которых она лишилась ребенка; знает, кто это делал, поименно.
— Ты слишком опытный командир, чтобы принимать это как личное оскорбление. Кроме того, девчонка, ты не умерла в Цитадели, когда она пала. Господь сохранил тебя для другого: возможно, для других детей.
При этих словах она уставилась на огромного карфагенца.
«Он знает, что я потеряла ребенка; но не знает, что я больше не могу иметь детей. Он знает, что я унесла ноги из Карфагена; но не знает о Диких Машинах. Он допускает, что я тут для заключения другого контракта. Договора.
Если он что и знает, то только казарменные рассказы, что я — другая Фарис, что я слышу каменного голема.
Если бы у них была причина прекратить пользоваться военными машинами — а он из Дома Леофрика, он бы знал! — тогда он бы меня боялся».
Как бы подтверждая ее мысли, ариф Альдерик спокойно развивал свою мысль:
— На твоем месте, девчонка, я бы не рискнул оказаться снова вблизи от семьи Леофрика. Но наш генерал — военный, она вполне может воспользоваться твоими услугами здесь, среди нас.
Она отметила, что он сказал «семья Леофрика», а не просто «Леофрик».
— А что, старик погиб? — прямо спросила она.
В резком контрасте лунного света и тени она увидела, как Альдерик поднял брови. А заговорил он как профессионал с таким же профессионалом-коллегой:
— Спасибо за внимание, девчонка, он болен; но идет на поправку. А чего нам еще ожидать, если Господь так явно нам благоволит?
— А что, Он вам благоволит?
Он вспыхнул от радости:
— Откуда тебе знать, тут, в Дижоне. Господь коснулся Своей земли, в Карфагене, светом Своего благословения; и любой мог видеть Его холодный огонь, горевший над гробницами королей-калифов. Пророк сказал мне, что это предсказывает скорый конец нашего крестового похода сюда.
Она прищурилась, соображая: «Он считает, что я выбралась сюда из Дижона?» И дальше: «Холодный огонь над гробницами…»
Над пирамидами.
Заря Диких Машин.
— И ты считаешь, что это знак благоволения Господа? — выпалила она.
— А что еще? Ты сама, девчонка, была там, когда земля сотрясла Цитадель, и дворец пал. И сразу, в один момент, появился первый Огонь Благословения, и король-калиф Гелимер был спасен от смерти в землетрясении.
— Но!..
Не оставалось времени сформулировать вопросы: они уже прибыли по следам посланца арифа; этот человек еще кричал на стражников; судя по форме, это был вход в штаб Фарис. Причем не палатка: из неотесанной древесины сколочено длинное, низкое здание, крыша покрыта дерном; в окружении жаровен и войск и рабов, пробужденных ото сна.
Аш была готова настойчиво продолжать задавать вопросы, но закрыла рот, когда арочная дверь открылась и из нее вышла фигура в белом.
Ей хватило бы только реакции мужчин, чтобы понять, что это Фарис; но свет луны не дал бы ей ошибиться: она увидела водопад серебристо-белокурых волос, льющийся до бедер. Аш секунду наблюдала, все еще не будучи видимой, в голове ее промелькнуло: «Вот так и я выглядела», и она сделала шаг вперед, длинноногая и неуклюжая, завернув руки в плащ, и сказала веселым голосом:
— Парламентер. Ты хочешь говорить со мной.
Визиготка не колебалась ни секунды:
— Да, хочу. Ариф, ввести ее в дом.
Фарис развернулась и вошла в дверь. Белая одежда на ней оказалась тяжелой мантией из меха куницы и шелка, которая окутывала все тело. Невооруженная, с непокрытой головой, только со сна, она, казалось, полностью владела собой. Аш споткнулась о деревянный порог, ноги ее были нечувствительными от холода.
По обе стороны двери стояли два голема, держа в каменных руках масляные лампы. Это могли быть просто статуи людей: один из белого мрамора, другой из резного красного песчаника. Рука ремесленника, наверное, оформила мускулистые руки, длинные конечности и лепной торс; придала орлиные черты лицу. В свете лампы ярко вспыхнули отполированные бронзовые сочленения плечей и локтей, когда мраморный голем поднял повыше свой светильник. Аш услышала, как едва слышно заскрежетали смазанные металлические сочленения. Красный голем зеркально повторил движение первого, перемещая свое тяжелое каменное тело.
— За мной!
По приказу Фарис оба голема потопали за ней, под их каменными ногами скрипел деревянный пол. Мерцающий свет танцевал на стенах, увешанных гобеленами. Аш не отрываясь смотрела в спины големов. «Я была чертовски близко. Так чертовски близко к самому каменному голему, военной машине…»
Она обратилась к идущей впереди:
— Ты хотела поговорить со мной один на один, Фарис.
— Да.
Визиготский генерал вошла без колебаний в арку, завешенную шелковой тканью, чьи-то руки раздернули портьеры перед ней. Аш, следуя за ней, посмотрела в сторону и увидела белокурых рабов в шерстяных туниках, рабов Дома, присланных с африканского побережья; одного-двух она даже внешне запомнила по Дому Леофрика, Но, бросив быстрый скользящий взгляд, убедилась: это не Леовигилд, не девочка Виоланта.
«Леовигилд, который пытался поговорить со мной в камере; Виоланта, которая принесла мне одеяла: без сомнения, оба погибли».
— Здорово, правда, когда ты уже настолько крупная личность, что тебя не убивают тут же на месте? — сардонически сказала Аш, входя в освещенную лампой комнату с низким потолком и бросаясь на скамеечку перед ближайшей жаровней. На миг она отвела глаза от Альдерика и Фарис, сбрасывая капюшон, стаскивая рукавицы и шлем с забралом и протягивая руки к огню. Все это она делала с видом полной уверенности в себе. — Значит, Дижон еще не взят?
— Еще нет, — в ответ прогромыхал ариф.
На один момент у нее закружилась голова, просто как-то все в голове сместилось; она взглянула на командира Альдерика и увидела, как он наблюдает за ней и Фарис.
«Идентичные сестры. За одной ты пошел в Иберию и доверил ей свою жизнь в бою. А другой ты перерезал горло, когда ей было 14 недель от роду».
У Аш дрогнула рука. Она снова опустила ее, не желая дотрагиваться до невидимого шрама на шее. Довольствовалась тем, что ухмыльнулась Альдерику, и наблюдала, как он вздрогнул при виде шрамов на ее лице. В его лице еще было заметна доля сочувствия, но умеренная. Профессионал, военный… очевидно, он чувствовал, что отчасти снял с себя ответственность, когда сделал ей то признание в Карфагене.
— Дижон еще не взят штурмом, — Фарис обхватила себя руками, развернулась, край одежды взметнулся кверху. Ее безупречное лицо было освещено, и было видно, как она устала, но не измождена; ведет суровые бои, но не голодает.
— Штурмы не приводят к концу осаду. Голод, болезни и предательство — вот что приводит, — Аш, подняв брови, обратилась к Альдерику: — Я хочу поговорить с твоим начальством, ариф.
Фарис что-то тихо сказала ему. Альдерик кивнул. Когда огромный солдат исчез, Фарис сделала знак рабам, и так и стояла, пока не принесли еду и питье рабы-мужчины, по лицам которых было видно, что их внезапно пробудили от сна.
В длинной комнате стояли столы — на сколоченных козлах; сундуки, ящик-кровать; все это европейское и, вероятно, захваченное как добыча. Среди этих предметов франкского происхождения диссонансом выглядели военное снаряжение визиготского генерала и големы — из красной глины и белого мрамора.
— Ну, и чего ради стоило прерывать мой сои? — вдруг насмешливо спросила визиготка. — Могла подождать до утра, если так уж рвешься стать предателем.
«Оба они так решили? — думала Аш, но на ее лице ничего не отразилось. — Я ведь ни слова не сказала, но оба решили, что я все это время была в Дижоне? Конечно — потому что Фарис видела на стенах людей в моей форме!
И поскольку я не говорила с военной машиной, та не могла сказать ей, где я была на самом деле.
Она думает, что я пришла, чтобы сдать ей город.
Ну и пусть так думает. У меня в запасе около тридцати минут. Пусть догадываются все это время. Значит, пока побуду в живых.
А тем временем сделаю то, зачем пришла».
Некоторое время Фарис смотрела на нее молча. Снова прошла к двери комнаты, мимо своей кольчуги, висящей на манекене, и тихим голосом отдала приказы рабам. Они вышли из комнаты. Обернувшись, Фарис сказала:
— Големы разорвут тебя на куски, если ты нападешь на меня. Мне стражники не нужны.
— Я пришла не для этого.
— Я, пожалуй, усомнюсь, ради своей безопасности, — визиготка подошла поближе, уселась в резное кресло, стоящее в стороне от жаровни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111