До осеннего раннего заката оставалось не больше двух часов.
«Флориан. Фарис. Годфри. Джон Прайс. Зараза, почему я ни о ком ничего не знаю!?»
И о седом пожилом аркебузире в форме Лазоревого Льва с чужого плеча тоже никто ничего не знал. Если Гийом Арнизо и пробился в Дижон во вчерашней бестолковой сумятице, то объявиться не спешил.
«А чего я ждала? Верности? Он знал меня маленькой шлюшонкой. Ради такой, никто не полезет на эту сторону!»
— Удастся ли пробиться к доку? — осторожно усомнился Ансельм.
— Обязательно! Посмотришь на меня!
Развалины домов и лавок у городской стены совершенно пустынны — рабочие команды расчистили проходы среди обгорелых руин, превратив их в сложный лабиринт. Кое-где дорожки пробивали прямо сквозь стены. Впрочем, стен выше человеческого роста просто не осталось.
— Надо поместить сюда отряд. Все это безобразие легко превратить в баррикаду. Если крысоголовые пробьют северо-западные ворота, здесь их можно остановить, если будет, за что зацепиться.
— Верно, — кивнул Ансельм.
Аш ехала шагом, опасаясь повредить ноги коню.
«Возьмут, так возьмут». Она вздрогнула. В двухстах ярдах в стороне разбилось тяжелое ядро. Земля содрогнулась. В воздухе мелькнуло что-то темное, устремилась вниз. Аш сжалась, ожидая грохота. Тишина.
Острое лицо Джованни Петро перекосилось:
— Драные ублюдки, босс!
— Да, я знаю.
Эскорт перестраивался без приказа. В лицо Аш дунул холодный ветер. Она наклонилась в седле, поворачивая мерина за уцелевший угол здания, где четверо арбалетчиков окружили какой-то лежащий на земле предмет… «Два предмета», — поправила себя Аш. Петро выпрямился ей навстречу, оттаскивая за ошейники мастиффов.
— Из катапульты, босс, — отрывисто пояснил итальянец. — Не снаряд, человеческое тело. Голова вон туда откатилась. Аш утвердительно заметила:
— Один из наших.
«Не то вы бы и не оглянулись».
— По-моему, это Джон Прайс, босс.
Аш знаком приказала Анжелотти и Ансельму остаться верхом, а сама соскочила с седла, обойдя стрелка, который поднимал с земли изрубленный торс и ноги.
Завидев ее, арбалетчики Гвильхельм и Мишель ослабили хватку. Путаница розовато-синих кишок вывалилась из распоротой брюшины в лужу. Поверхность воды подернулась маслянистой пленкой.
Гвильхельм пробормотал, не поднимая глаз:
— Рук еще не нашли, босс. Может, в сторону отбросило.
— Ничего, отец Фавершэм и так обеспечит ему христианские похороны.
Чуть дальше в грязи плакала, стоя на коленях, женщина в коротко обрезанной юбке поверх штанов. Лицо под съехавшим набок шлемом покраснело и опухло от слез. Услышав лязг доспехов, она подняла взгляд, и Аш узнала Маргарет Шмидт.
Женщина держала в ладонях отрубленную голову. Лицо можно было опознать. Джон Прайс.
— Это еще не самое худшее, — сказала Аш, скорее для Джованни, чем для остальных стрелков. — Его, по крайней мере, убили раньше, чем запустить через стену.
Петро фыркнул:
— И то верно. Ладно, Шмидт, клади голову сюда же, на одеяло.
Молодая женщина вскинула полные слез глаза:
— Нет!
— Ах ты, подстилка рваная, не смей говорить со мной как…
— Ладно, — Аш мотнула головой, останавливая Петро. Тот неохотно попятился. Аш чувствовала на себе взгляды своих офицеров, видела, как стиснули мертвые виски пальцы Маргарет. На руках и на подоле у нее засохла кровь.
«Не намного раньше его зарубили…»
Она через плечо окликнула Ансельма:
— Надо проверить, пытали его или нет, — «Мог он сказать под пыткой что-нибудь важное?» Потом, мягче, обратилась к женщине: — Оставь его.
Взгляд Маргарет стал пустым и холодным.
— Ради Христа, это же чья-то голова.
— Я знаю, что это такое.
В полном миланском панцире на корточки не присядешь. Аш опустилась рядом с ней на одно колено.
— Не надо скандалить. Не заставляй Петро отсылать тебя к провосту. Делай, что сказано.
— Нет… — Маргарет Шмидт опустила взгляд на посиневшее, окровавленное лицо, в котором еще можно было узнать черты англичанина Джона Прайса. Судя по голосу, она едва сдерживала подступившую к горлу тошноту. — Нет, вы не понимаете, у меня чья-то голова. Я видела, как она упала… думала, камень…
Последний раз, когда Аш внимательно смотрела в лицо Джона Прайса, его украшал белый полумесяц. Тогда, на Оксонской дороге, это обветренное, покрасневшее от выпивки лицо выражало веселую самоуверенность. Ничего общего с тем куском негодного мяса, что лежал сейчас в подоле у женщины .
Аш заставила себя подпустить в голос циничной насмешки.
— Это тебе не нравится? Так дисциплинарные меры Герена аб Моргана еще хуже, можешь мне поверить.
Слезы выплеснулись из глаз Маргарет, промывая светлые полоски по замурзанному лицу.
— Что же это делается? Это же безумие! Вы там разгуливаете по стенам, только и дожидаясь, пока они явятся, чтоб можно было подраться, а теперь они нас здесь заперли!.. — она поймала взгляд Аш. — Вам же хочется драться! В самом деле, хочется! А я… это чья-то голова, это же человек…
Аш медленно поднялась на ноги. Петро и арбалетчиками уже развернули сверток с постелью одного из солдат и, растянув за четыре угла, нагрузили. С провисшей середины одеяла капала кровь.
— Его не допрашивали, — крикнул ей Анжелотти. — Сразу убили, мадонна. Копьем в живот.
— Поезжайте, — скомандовала Аш. — В укрытие.
Анжелотти пришпорил коня. Ансельм, склонившись с седла, что-то сказал Гвильхельму, который стоял, держа под уздцы мерина Аш. Та снова обернулась к Маргарет Шмидт.
«И чего я с ней вожусь? Тоже мне, канонир недоделанный!
Да, но она из нашего отряда…»
Аш заговорила громко, чтобы быть услышанной за топотом подков:
— Разве ты раньше не видела мертвецов?
Во взгляде Маргарет появилось что-то непонятное для Аш. Презрение, догадалась она. «Отвыкла я видеть презрение во взглядах — по крайней мере, направленных на меня».
— Я работала в борделе, — с горечью напомнила женщина. — Иногда, чтобы войти в дом, приходилось перешагивать через труп с перерезанной глоткой. Но тут не воришку прирезали, и не пьяная ссора — они убили человека, которого даже не знали!
Аш чувствовала, как натянулась кожа под стальной броней в ожидании падения нового снаряда.
Стараясь, чтобы голос от напряжения не сорвался на визг, она проговорила:
— Я вычеркну тебя из списков отряда. Но прежде ты возьмешь эту голову и передашь своему сержанту. Потом делай, что хочешь.
— Я ухожу сейчас же!
— Нет, не уходишь. Сперва сделаешь, что тебе сказано.
Маргарет Шмидт осторожно опустила отрубленную голову на мокрую землю, придержала за свалявшиеся волосы.
— Я, когда первый раз увидела тебя в Базеле, приняла за мужчину. Ты и есть мужчина. Все это тебя не трогает, да? Ты не знаешь, каково просто жить в этом городе… не знаешь, чего боятся женщины… только и думаешь о своем отряде; если бы я была не из отряда, ты бы и времени на меня тратить не стала, что бы я там ни делала! Исполняй приказ, только об этом и думаешь!
Аш потерла лицо, тихо объяснила, не забывая следить за небом:
— Ты права. Меня не касалось бы, что ты делаешь, если бы я не видела тебя на стене, в ливрее отряда, и если бы ты не была новичком — уже отправилась бы к мессиру Моргану, только пяточки бы замелькали. А так — делай, что сказано. Потому что, если ты откажешься исполнять приказ, могут отказаться и другие.
— А я-то считала матушку Астрид тираном и сукой!
Это прозвучало театрально, но от того не менее искренне, и в иной ситуации Аш могла бы улыбнуться.
— Легко назвать кого-то тираном. Труднее держать в повиновении людей с оружием.
Светловолосая женщина хрипло вздохнула:
— Вы, с вашими солдатами. Вас заперли в городе! А здесь семьи живут. Беззащитные женщины, мужчины, которые за всю жизнь не брали в руки оружия — они тоже не могут драться! И еще священники!
Аш моргнула.
Маргарет Шмидт закашлялась, вытерла губы ладонью и ошеломленно уставилась на нее, оставив голову Джона Прайса , которая перекатилась щекой к булыжнику.
Глаза затягивала голубоватая пленка.
Аш вспомнила сильную руку Джона Прайса, разворачивающую ее в залитом лунным светом кустарнике к огням визиготских костров. У нее перехватило дыхание. «Роберт был прав: вот когда по-настоящему паршиво…»
Ворона, встопорщив черные перья, приземлилась в трех ярдах от них и боком начала подбираться к отрубленной голове. Маргарет подняла голову и взвизгнула, зарыдала в открытую, как маленький ребенок. Ей не больше шестнадцати, вдруг сообразила Аш.
— Я не хочу здесь быть! Зачем только сюда притащилась! Лучше бы осталась у сестер… — слезы ручьем текли у нее по щекам. — Не понимаю, почему было не уйти раньше! А теперь уже не выбраться! Мы все здесь умрем!
У Аш в горле стоял комок, говорить она не могла. На секунду страх сжал грудь и на глаза навернулись слезы. Она быстро огляделась: отрядное знамя уже приближалось к нетронутым обстрелом зданиям, и даже Гильхельм, державший ее коня, стоял поодаль и не мог их слышать.
— Мы не умрем.
«Надеюсь…»
Маргарет, с умытым слезами лицом, потянулась к валявшейся на камнях голове и, вздрогнув, отдернула пальцы.
— Ты! Это ты виновата, что он мертв!
Аш шуганула ворону. Птица отскочила, расправив крылья, перелетела на невысокий холмик камней и оттуда следила за людьми, кося черным глазом.
— Ну, хватит, — сказала Аш, и увидела, как разинула рот девчонка, пораженная новым тоном в ее голосе. — Бери голову и неси. Все боятся. Все и каждый в Дижоне. Но здесь мы в большей безопасности — и все твои лавочники, крестьяне и священники в том числе.
— Надолго ли?
«На десять минут? Десять дней? Месяцев?»
Аш осторожно ответила:
— Пищи у нас хватит на много недель.
Маргарет повесила голову, а Аш вдруг подумала: «Она права. Я скажу это ей… или Рикарду, если его одолеет страх. Но я не стала бы тратить слов на тех, кто даже с луком или с арбалетом не управится. Не стала бы возиться. И кто я после этого?»
— Никому не хочется драться, — сказала она, пытаясь заглянуть Маргарет в лицо. — Просто, чем торчать на стене, подставляя себя ядрам, лучше уж сойтись в рукопашную… — увидев взгляд женщины, Аш поспешно добавила: — Честно говоря, не намного лучше.
Женщина то ли всхлипнула, то ли хихикнула, поднялась с колен и завернула голову Джона Прайса в край короткой юбки.
— И лучше, чем за деньги валяться с мужиками, — Маргарет Шмидт оторвала взгляд от того, что лежало у нее в подоле и запустила в ворону обломком кирпича. Птица отлетела подальше. — Хотя не намного лучше. Простите, леди, капитан Аш. Как вы думаете, мне обязательно уходить из отряда?
Аш с отчаянием вздохнула: «Вот и еще одна вообразила, что я знаю ответы на все вопросы! Хотя, почему бы ей так и не думать? Разве я не старалась изо всех сил внушить именно эту мысль?»
— Я… поговорю с Петро. Если ты ему подходишь, можешь оставаться.
Аш смотрела на женщину, которая, осторожно поддерживая подол, повернулась вслед своему копью.
«Что тебе сказать? Что с нами ты в большей безопасности, чем горожане? Если готы возьмут Дижон, тебя просто убьют, а не изнасилуют, прежде чем убить. Да уж, так намного лучше.
Почему ты не с Флориан? Какой чертов придурок убедил тебя пойти в наемники?»
— Отдай это Петро, — сказала ей вслед Аш. — Он не на тебя сердится. Он сердится потому, что Джон Прайс был его другом.
Когда они подходили ко дворцу, небо уже подернулось вечерней дымкой. У самого дворца они застряли в запрудившей улицы толпе. С карнизов свешивались черные полотнища — по ним все еще стекала дождевая вода. На каждом доме красовался знак золотого руна. note 66 Ансельм с Анжелотти, которые по привычке, не сговариваясь, ехали впереди знамени, расчищая дорогу, казались плывущими в море голов.
Мокрые полосы ткани, каждая по восемь локтей в длину, задевали лицо, сливая за ворот струйки воды. Бархат, который — как подумалось Аш — было бы куда полезней пустить на теплую одежду. Дурацкое расточительство! Что, интересно, они собираются делать зимой? Впрочем, если визиготы в ближайшие дни возьмут стену, «зимы» для этих людей уже не будет.
В давке Петро, Маргарет и остальных стрелков притиснули к бокам ее коня. Аш на ходу успокаивала мерина. С высокого седла за потоком шляп, плывущих по узкому переулку, ей видны были видны десятки чиновников в черных одеяниях, которые, сверяясь со списками, распихивали напирающих горожан направо и налево. К одному из чиновников склонился Ансельм. Тот, протолкавшись мимо, присмотрелся к отрядному знамени и, пометив что-то в свитке, выкрикнул:
— За сиром де Ла Маршем, мадам! Запомните!
— Какова наглость? — Роберт придержал своего Оргила, поравнявшись с Аш. — Куда теперь? Здесь не пробиться.
Огни факелов мигали, делаясь все ярче по мере того, как угасал день. В тесных улочках было уже совсем темно, только небо над крышами сохраняло отблеск закатного света.. У перекрестка, выбравшись к краю толпы, Аш увидела оцепивших дорогу факельщиков в черном. Капелланы и одетые в черное конюшие расчищали середину улицы по направлению к дворцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
«Флориан. Фарис. Годфри. Джон Прайс. Зараза, почему я ни о ком ничего не знаю!?»
И о седом пожилом аркебузире в форме Лазоревого Льва с чужого плеча тоже никто ничего не знал. Если Гийом Арнизо и пробился в Дижон во вчерашней бестолковой сумятице, то объявиться не спешил.
«А чего я ждала? Верности? Он знал меня маленькой шлюшонкой. Ради такой, никто не полезет на эту сторону!»
— Удастся ли пробиться к доку? — осторожно усомнился Ансельм.
— Обязательно! Посмотришь на меня!
Развалины домов и лавок у городской стены совершенно пустынны — рабочие команды расчистили проходы среди обгорелых руин, превратив их в сложный лабиринт. Кое-где дорожки пробивали прямо сквозь стены. Впрочем, стен выше человеческого роста просто не осталось.
— Надо поместить сюда отряд. Все это безобразие легко превратить в баррикаду. Если крысоголовые пробьют северо-западные ворота, здесь их можно остановить, если будет, за что зацепиться.
— Верно, — кивнул Ансельм.
Аш ехала шагом, опасаясь повредить ноги коню.
«Возьмут, так возьмут». Она вздрогнула. В двухстах ярдах в стороне разбилось тяжелое ядро. Земля содрогнулась. В воздухе мелькнуло что-то темное, устремилась вниз. Аш сжалась, ожидая грохота. Тишина.
Острое лицо Джованни Петро перекосилось:
— Драные ублюдки, босс!
— Да, я знаю.
Эскорт перестраивался без приказа. В лицо Аш дунул холодный ветер. Она наклонилась в седле, поворачивая мерина за уцелевший угол здания, где четверо арбалетчиков окружили какой-то лежащий на земле предмет… «Два предмета», — поправила себя Аш. Петро выпрямился ей навстречу, оттаскивая за ошейники мастиффов.
— Из катапульты, босс, — отрывисто пояснил итальянец. — Не снаряд, человеческое тело. Голова вон туда откатилась. Аш утвердительно заметила:
— Один из наших.
«Не то вы бы и не оглянулись».
— По-моему, это Джон Прайс, босс.
Аш знаком приказала Анжелотти и Ансельму остаться верхом, а сама соскочила с седла, обойдя стрелка, который поднимал с земли изрубленный торс и ноги.
Завидев ее, арбалетчики Гвильхельм и Мишель ослабили хватку. Путаница розовато-синих кишок вывалилась из распоротой брюшины в лужу. Поверхность воды подернулась маслянистой пленкой.
Гвильхельм пробормотал, не поднимая глаз:
— Рук еще не нашли, босс. Может, в сторону отбросило.
— Ничего, отец Фавершэм и так обеспечит ему христианские похороны.
Чуть дальше в грязи плакала, стоя на коленях, женщина в коротко обрезанной юбке поверх штанов. Лицо под съехавшим набок шлемом покраснело и опухло от слез. Услышав лязг доспехов, она подняла взгляд, и Аш узнала Маргарет Шмидт.
Женщина держала в ладонях отрубленную голову. Лицо можно было опознать. Джон Прайс.
— Это еще не самое худшее, — сказала Аш, скорее для Джованни, чем для остальных стрелков. — Его, по крайней мере, убили раньше, чем запустить через стену.
Петро фыркнул:
— И то верно. Ладно, Шмидт, клади голову сюда же, на одеяло.
Молодая женщина вскинула полные слез глаза:
— Нет!
— Ах ты, подстилка рваная, не смей говорить со мной как…
— Ладно, — Аш мотнула головой, останавливая Петро. Тот неохотно попятился. Аш чувствовала на себе взгляды своих офицеров, видела, как стиснули мертвые виски пальцы Маргарет. На руках и на подоле у нее засохла кровь.
«Не намного раньше его зарубили…»
Она через плечо окликнула Ансельма:
— Надо проверить, пытали его или нет, — «Мог он сказать под пыткой что-нибудь важное?» Потом, мягче, обратилась к женщине: — Оставь его.
Взгляд Маргарет стал пустым и холодным.
— Ради Христа, это же чья-то голова.
— Я знаю, что это такое.
В полном миланском панцире на корточки не присядешь. Аш опустилась рядом с ней на одно колено.
— Не надо скандалить. Не заставляй Петро отсылать тебя к провосту. Делай, что сказано.
— Нет… — Маргарет Шмидт опустила взгляд на посиневшее, окровавленное лицо, в котором еще можно было узнать черты англичанина Джона Прайса. Судя по голосу, она едва сдерживала подступившую к горлу тошноту. — Нет, вы не понимаете, у меня чья-то голова. Я видела, как она упала… думала, камень…
Последний раз, когда Аш внимательно смотрела в лицо Джона Прайса, его украшал белый полумесяц. Тогда, на Оксонской дороге, это обветренное, покрасневшее от выпивки лицо выражало веселую самоуверенность. Ничего общего с тем куском негодного мяса, что лежал сейчас в подоле у женщины .
Аш заставила себя подпустить в голос циничной насмешки.
— Это тебе не нравится? Так дисциплинарные меры Герена аб Моргана еще хуже, можешь мне поверить.
Слезы выплеснулись из глаз Маргарет, промывая светлые полоски по замурзанному лицу.
— Что же это делается? Это же безумие! Вы там разгуливаете по стенам, только и дожидаясь, пока они явятся, чтоб можно было подраться, а теперь они нас здесь заперли!.. — она поймала взгляд Аш. — Вам же хочется драться! В самом деле, хочется! А я… это чья-то голова, это же человек…
Аш медленно поднялась на ноги. Петро и арбалетчиками уже развернули сверток с постелью одного из солдат и, растянув за четыре угла, нагрузили. С провисшей середины одеяла капала кровь.
— Его не допрашивали, — крикнул ей Анжелотти. — Сразу убили, мадонна. Копьем в живот.
— Поезжайте, — скомандовала Аш. — В укрытие.
Анжелотти пришпорил коня. Ансельм, склонившись с седла, что-то сказал Гвильхельму, который стоял, держа под уздцы мерина Аш. Та снова обернулась к Маргарет Шмидт.
«И чего я с ней вожусь? Тоже мне, канонир недоделанный!
Да, но она из нашего отряда…»
Аш заговорила громко, чтобы быть услышанной за топотом подков:
— Разве ты раньше не видела мертвецов?
Во взгляде Маргарет появилось что-то непонятное для Аш. Презрение, догадалась она. «Отвыкла я видеть презрение во взглядах — по крайней мере, направленных на меня».
— Я работала в борделе, — с горечью напомнила женщина. — Иногда, чтобы войти в дом, приходилось перешагивать через труп с перерезанной глоткой. Но тут не воришку прирезали, и не пьяная ссора — они убили человека, которого даже не знали!
Аш чувствовала, как натянулась кожа под стальной броней в ожидании падения нового снаряда.
Стараясь, чтобы голос от напряжения не сорвался на визг, она проговорила:
— Я вычеркну тебя из списков отряда. Но прежде ты возьмешь эту голову и передашь своему сержанту. Потом делай, что хочешь.
— Я ухожу сейчас же!
— Нет, не уходишь. Сперва сделаешь, что тебе сказано.
Маргарет Шмидт осторожно опустила отрубленную голову на мокрую землю, придержала за свалявшиеся волосы.
— Я, когда первый раз увидела тебя в Базеле, приняла за мужчину. Ты и есть мужчина. Все это тебя не трогает, да? Ты не знаешь, каково просто жить в этом городе… не знаешь, чего боятся женщины… только и думаешь о своем отряде; если бы я была не из отряда, ты бы и времени на меня тратить не стала, что бы я там ни делала! Исполняй приказ, только об этом и думаешь!
Аш потерла лицо, тихо объяснила, не забывая следить за небом:
— Ты права. Меня не касалось бы, что ты делаешь, если бы я не видела тебя на стене, в ливрее отряда, и если бы ты не была новичком — уже отправилась бы к мессиру Моргану, только пяточки бы замелькали. А так — делай, что сказано. Потому что, если ты откажешься исполнять приказ, могут отказаться и другие.
— А я-то считала матушку Астрид тираном и сукой!
Это прозвучало театрально, но от того не менее искренне, и в иной ситуации Аш могла бы улыбнуться.
— Легко назвать кого-то тираном. Труднее держать в повиновении людей с оружием.
Светловолосая женщина хрипло вздохнула:
— Вы, с вашими солдатами. Вас заперли в городе! А здесь семьи живут. Беззащитные женщины, мужчины, которые за всю жизнь не брали в руки оружия — они тоже не могут драться! И еще священники!
Аш моргнула.
Маргарет Шмидт закашлялась, вытерла губы ладонью и ошеломленно уставилась на нее, оставив голову Джона Прайса , которая перекатилась щекой к булыжнику.
Глаза затягивала голубоватая пленка.
Аш вспомнила сильную руку Джона Прайса, разворачивающую ее в залитом лунным светом кустарнике к огням визиготских костров. У нее перехватило дыхание. «Роберт был прав: вот когда по-настоящему паршиво…»
Ворона, встопорщив черные перья, приземлилась в трех ярдах от них и боком начала подбираться к отрубленной голове. Маргарет подняла голову и взвизгнула, зарыдала в открытую, как маленький ребенок. Ей не больше шестнадцати, вдруг сообразила Аш.
— Я не хочу здесь быть! Зачем только сюда притащилась! Лучше бы осталась у сестер… — слезы ручьем текли у нее по щекам. — Не понимаю, почему было не уйти раньше! А теперь уже не выбраться! Мы все здесь умрем!
У Аш в горле стоял комок, говорить она не могла. На секунду страх сжал грудь и на глаза навернулись слезы. Она быстро огляделась: отрядное знамя уже приближалось к нетронутым обстрелом зданиям, и даже Гильхельм, державший ее коня, стоял поодаль и не мог их слышать.
— Мы не умрем.
«Надеюсь…»
Маргарет, с умытым слезами лицом, потянулась к валявшейся на камнях голове и, вздрогнув, отдернула пальцы.
— Ты! Это ты виновата, что он мертв!
Аш шуганула ворону. Птица отскочила, расправив крылья, перелетела на невысокий холмик камней и оттуда следила за людьми, кося черным глазом.
— Ну, хватит, — сказала Аш, и увидела, как разинула рот девчонка, пораженная новым тоном в ее голосе. — Бери голову и неси. Все боятся. Все и каждый в Дижоне. Но здесь мы в большей безопасности — и все твои лавочники, крестьяне и священники в том числе.
— Надолго ли?
«На десять минут? Десять дней? Месяцев?»
Аш осторожно ответила:
— Пищи у нас хватит на много недель.
Маргарет повесила голову, а Аш вдруг подумала: «Она права. Я скажу это ей… или Рикарду, если его одолеет страх. Но я не стала бы тратить слов на тех, кто даже с луком или с арбалетом не управится. Не стала бы возиться. И кто я после этого?»
— Никому не хочется драться, — сказала она, пытаясь заглянуть Маргарет в лицо. — Просто, чем торчать на стене, подставляя себя ядрам, лучше уж сойтись в рукопашную… — увидев взгляд женщины, Аш поспешно добавила: — Честно говоря, не намного лучше.
Женщина то ли всхлипнула, то ли хихикнула, поднялась с колен и завернула голову Джона Прайса в край короткой юбки.
— И лучше, чем за деньги валяться с мужиками, — Маргарет Шмидт оторвала взгляд от того, что лежало у нее в подоле и запустила в ворону обломком кирпича. Птица отлетела подальше. — Хотя не намного лучше. Простите, леди, капитан Аш. Как вы думаете, мне обязательно уходить из отряда?
Аш с отчаянием вздохнула: «Вот и еще одна вообразила, что я знаю ответы на все вопросы! Хотя, почему бы ей так и не думать? Разве я не старалась изо всех сил внушить именно эту мысль?»
— Я… поговорю с Петро. Если ты ему подходишь, можешь оставаться.
Аш смотрела на женщину, которая, осторожно поддерживая подол, повернулась вслед своему копью.
«Что тебе сказать? Что с нами ты в большей безопасности, чем горожане? Если готы возьмут Дижон, тебя просто убьют, а не изнасилуют, прежде чем убить. Да уж, так намного лучше.
Почему ты не с Флориан? Какой чертов придурок убедил тебя пойти в наемники?»
— Отдай это Петро, — сказала ей вслед Аш. — Он не на тебя сердится. Он сердится потому, что Джон Прайс был его другом.
Когда они подходили ко дворцу, небо уже подернулось вечерней дымкой. У самого дворца они застряли в запрудившей улицы толпе. С карнизов свешивались черные полотнища — по ним все еще стекала дождевая вода. На каждом доме красовался знак золотого руна. note 66 Ансельм с Анжелотти, которые по привычке, не сговариваясь, ехали впереди знамени, расчищая дорогу, казались плывущими в море голов.
Мокрые полосы ткани, каждая по восемь локтей в длину, задевали лицо, сливая за ворот струйки воды. Бархат, который — как подумалось Аш — было бы куда полезней пустить на теплую одежду. Дурацкое расточительство! Что, интересно, они собираются делать зимой? Впрочем, если визиготы в ближайшие дни возьмут стену, «зимы» для этих людей уже не будет.
В давке Петро, Маргарет и остальных стрелков притиснули к бокам ее коня. Аш на ходу успокаивала мерина. С высокого седла за потоком шляп, плывущих по узкому переулку, ей видны были видны десятки чиновников в черных одеяниях, которые, сверяясь со списками, распихивали напирающих горожан направо и налево. К одному из чиновников склонился Ансельм. Тот, протолкавшись мимо, присмотрелся к отрядному знамени и, пометив что-то в свитке, выкрикнул:
— За сиром де Ла Маршем, мадам! Запомните!
— Какова наглость? — Роберт придержал своего Оргила, поравнявшись с Аш. — Куда теперь? Здесь не пробиться.
Огни факелов мигали, делаясь все ярче по мере того, как угасал день. В тесных улочках было уже совсем темно, только небо над крышами сохраняло отблеск закатного света.. У перекрестка, выбравшись к краю толпы, Аш увидела оцепивших дорогу факельщиков в черном. Капелланы и одетые в черное конюшие расчищали середину улицы по направлению к дворцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111