Мы не заметили никаких военных действий… — она улыбнулась во весь рот. — Особенно против визиготов. Так что я предполагаю, что действует мирный договор.
— Вот сукины сыны! — взорвался де Ла Марш и плюнул. Несколько крупных коммерсантов были шокированы, но, подумала Аш, вовсе не его эмоциями, а только манерой говорить. Раздался ропот со стороны нескольких беженцев — французских рыцарей.
— Вот вам и Всемирный паук! note 30 — пожала плечами Аш.
— Господь сгноил его заживо, — голос де Ла Марша звучал, как на поле боя. «Купцы и дворяне, в мирное время вздрогнувшие бы от такой громогласности, теперь, — подумала Аш, — смотрели на него как на свою последнюю надежду».
— Господь сгноил его заживо, и с ним заодно немецкого Фридриха! — договорил де Ла Марш.
Аш отчетливо вспомнила кое-кого из этих благородных немецких и французских беженцев, присутствовавших в Кельнском соборе на ее венчании с Фернандо дель Гизом; тогда все они были в ярких одеждах, с упитанными лицами. А сейчас-то…
— Мессир…
Де Ла Марш, набрав в грудь воздуху, по второму заходу протрубил, обращаясь к сидевшим за столом:
— Да почему надо жалеть их земли, предатели—сукины сыны? Только потому, что эти подхалимствующие дерьмецы подписали «договоры» с этими визиготскими ублюдками!
— Не все из нас предатели! — рыцарь в готском доспехе вскочил на ноги и стукнул по столу железной перчаткой. — И мы, по крайней мере, не желаем дальше корчиться от страха за этими стенами, ты, человек герцога!
Де Ла Марш его не слушал.
— Что у вас еще, мадам капитан?
— Да их земли никто и не жалел особенно. Кто бы ни выиграл эту войну — там наступит вселенский голод, — Аш скользнула взглядом по костлявым лицам сидевших за столом, явно посаженным на скудный рацион питания.
То, что было процветающими городами по берегам рек южной Бургундии; то, что было богатыми аббатствами; все это запомнилось ей в лучах слабого осеннего солнца как сожженное, заброшенное.
— Я не знаю, какие тут запасы провианта, в Дижоне. Но вам не пришлют ничего, даже если армия визиготов не замкнет блокаду наглухо. Я видела столько опустошенных ферм и деревень по пути на север, что их не сосчитать, мессиры. Да и людей не осталось. Холод погубил урожай. Поля затоптаны и сгнили. Весь скот и свиней съели. На болотах мы видели брошенных младенцев. На всей территории от Дижона до моря не выжил ни один город.
— Это не война, это позор! — прорычал один купец.
— Это очень плохая война, — поправила его Аш. — Тот, кто поставил целью победить страну, тот не станет уничтожать ее производительные силы. На зиму не осталось ничего. Милорд, насколько я догадываюсь, те беженцы, которые идут по дорогам, они направляются в Савой, или на юг Франции, или даже в кантоны. Но там не лучше — там они окажутся под Сумраком. Над южной Бургундией хоть солнце светит. Но в окрестных землях — уже зима. Насколько я заметила, это началось после поражения под Оксоном. И все так и продолжается.
— Зима, как в российских землях.
Аш повернула голову: голос Людмилы Ростовной звучал из того угла, где лучница стояла рядом с Томасом Рочестером. Аш сделала ей знак продолжать.
На Людмиле Ростовной были надеты красные рейтузы и камзол, покрытые толстым слоем свечного сала, а сверху плащ. Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя на себе всеобщее внимание, и обращалась скорее к Аш, чем к остальным.
— Там, далеко на севере, вместе с зимой приходит лед, — все покрыто толстым слоем льда восемь месяцев в году. В моей деревне некоторые помнят, как при царе Петре порт note 31 замерз однажды в июне, корабли лопались, как яичная скорлупа. Такая там зима. Именно так было в Марселе, когда мы высадились.
С дальнего конца стола заговорил священник, сидевший между двумя бургундскими рыцарями.
— Слышите, милорд де Ла Марш? Ведь я говорил об этом. Во Франции и Германии, в Италии и восточной Иберии — солнца больше не видно, и все же тут оно пока еще кое-как светит. Наша земля еще получает от него тепло, хоть и немного. Мы еще не под Покаянием.
Аш открыла было рот, чтобы произнести: «Черт с ним, с Покаянием, это все Дикие Машины!» — и снова закрыла его. Она посмотрела на своих офицеров. Роберт Ансельм с крепко сжатыми губами отрицательно качал головой.
Антонио Анжелотти сначала взглянул на нее, как бы спрашивая разрешения, затем громко заговорил:
— Мессиры, я мастер пушкарей. Я воевал в странах, находящихся под Покаянием, с господином амиром Чильдериком. Тогда там было тепло. Как бывает у нас в теплую ночь. Конечно, этого тепла недостаточно для роста посевов, но все же не зима.
Кивком поблагодарив лучницу и пушкаря, Аш взяла слово:
— Анжелотти прав. Я расскажу вам, милорды, что я лично видела не более двух месяцев назад: в Карфагене больше нет тепла. В пустыне лежит лед. Снег. А когда я уезжала, становилось все холоднее.
— А что, это более сильное Покаяние? — вперед наклонился священник, тоже аббат, судя по его нагрудному кресту. — Они теперь еще больше прокляты, теперь, когда ими управляют демоны? Значит ли, что это большее наказание будет распространяться вместе с их победами?
Проницательный взгляд де Ла Марша перехватил взгляд Аш.
— Последние известные мне новости — что сейчас непроницаемая тьма покрывает Францию, на север — вплоть до Тура и Орлеана; охватывает половину Черного Леса; простирается на восток до Вены и Кипра. Солнце еще светит у нас, в средних землях, до Фландрии. note 32
— Ну, беда! Значит, Бургундия — единственная страна?..
— Я ничего не знаю о турецких землях, мадам капитан. Но если исходить из того, что известно мне, — да. И с каждым днем тьма распространяется на север. Сейчас солнце появляется в небе только над Бургундией, — Оливье де Ла Марш буркнул: — Вы же видели убегающих, а мы видим орды беженцев, которые прибывают именно в наши земли, мадам капитан. Из-за солнца.
— Нам их не прокормить! — возбужденно запротестовал виконт-мэр, как бы продолжая давний спор.
— Ну и воспользуйтесь ими! — гаркнул немецкий рыцарь, который уже выступал до того. — Война зимой прекратится. А с приходом весны мы вырвемся из этого сифилисного города, дадим им решительный бой. Воспользуйтесь ими в качестве рекрутов, обучите! У нас есть армия герцога, у нас есть герой Карфагена, мадемуазель Аш! Ради Господа, дайте нам сразиться!
Аш незаметно вздрогнула — и услышав свое имя, и от фырканья Роберта Ансельма. Она ждала, когда заместитель герцога воспользуется этим выступлением: предложит какую-то героическую и, несомненно, дурацкую авантюру для героя Карфагена, чтобы помочь снять осаду.
— Мы не намерены участвовать в безнадежной войне. Тут никаких денег не хватит, чтобы заплатить нам за это.
«Но что же мы намерены делать?»
Оливье де Ла Марш спросил прямо, будто не слыша речи немецкого рыцаря:
— Мадемуазель Аш, армия визиготов стоит в поле сейчас? Насколько разрушен Карфаген?
Сверкала белая каменная кладка стрельчатых окон в лучах солнца, пробивающихся из-за облаков. Иней сверкал на поверхности камня. В холодном воздухе пахло дымом, и этот запах шел от большого камина. Аш ощущала, как у нее застыли губы.
— Да больше болтают, милорд. Землетрясением разрушило Цитадель. Но, насколько мне известно, король-калиф Гелимер жив, — и повторила, подчеркивая смысл своих слов: — Милорд, на побережье Африки идет снег. А они его не ждали, как и мы. Амиры, которых я встречала, до чертиков испуганы. Они начали эту войну по слову их короля-калифа, а теперь в странах, которые они победили, наступил Вечный Сумрак, а у себя дома, в Карфагене, они отмораживают свои задницы. Они знают, что их житница — Иберия, и знают также, что если солнце не вернется, у них не будет урожая на следующий год. И у нас не будет урожая. Чем дольше это будет продолжаться, тем хуже будет через шесть месяцев.
На нее смотрели сотни лиц: гражданские и солдаты; несомненно, услуги кого-то из дворянских эскортов оплачиваются кем-то за стенами города.
— Все остальное, — сказала она категорично, — не для открытого совета; я расскажу только вашему герцогу.
При этом ее приглашении распустить совет в зале поднялся ропот; особенно возражали иностранные рыцари и дворяне. Без напряжения голос Оливье де Ла Марша перекрыл весь шум.
— Этот холод, его действительно наслали те демоны, о которых болтают ваши люди? Эти «Дикие Машины»?
Аш обменялась взглядами с Робертом Ансельмом и подумала: «Проклятье. До чего большие пасти у моих ребят. Воображаю, сколько фальшивых слухов — не меньше полусотни расходятся в народе».
— Я стараюсь прекратить слухи. Остальное — для вашего герцога, — упрямо повторила она. «Не намерена я тут распинаться перед всякой мелочью!»
Де Ла Марш тупо уставился перед собой, не ожидав такого поворота. От напряжения у нее заболели плечи. Аш потерла мышцы шеи, сзади, под воротником короткой мантии. Боль не прошла. При виде обращенных к ней белых лиц, освещенных утренним светом, у нее от страха свело живот. Она похолодела, вспомнив голоса: «МЫ ПОГАСИЛИ СОЛНЦЕ».
— Гадина наемная! — крикнул кто-то по-немецки. В следующие несколько минут от поднявшегося шума было не разобрать ни слова: совет и иностранные рыцари — все одновременно сцепились в свирепой возбужденной дискуссии.
Аш положила руки на стол и оперлась на них всей тяжестью тела. Ансельм оперся локтем спинку ее стула и перегнулся через нее, чтобы поговорить с Анжелотти.
«Надо сесть, — подумала она, — пусть себе болтают. Они безнадежны!»
— Милорд де Ла Марш, — она выждала, пока заместитель герцога снова обратит на нее внимание.
— Слушаю вас, мадам капитан?
— Вопрос теперь у меня, милорд.
«Только поэтому я и связалась с этим дурацким глупым советом!»
Она набрала в грудь побольше воздуха:
— На месте короля-калифа я не пошла бы крестовым походом сюда, не разделавшись сперва с турками. А разделавшись с ними, я теперь бы старалась заключить мир с окрестными государствами — визиготы уже захватили большую часть христианского мира, и ее надо удерживать. Но готы не останавливаются. Вы сказали, что они сражаются за Гент и Брюгге на севере, они удерживают в своих руках Лоррен. Они стоят тут, под Дижоном. Милорд, скажите мне: — что для них так важно здесь? Почему именно Бургундия?
Не успел заговорить заместитель герцога, как она услышала женский голос, проговоривший категорично, как изрекают аксиому:
— От здоровья Бургундии зависит здоровье всего мира.
— Что?
Этот голос пробудил что-то в памяти Аш.
Она наклонилась вперед, посмотрела вдоль стола и увидела прямо перед собой худое белое лицо Джин Шалон.
И тут же обрадовалась, что не привела с собой Флору дель Гиз.
Она постаралась выбросить из памяти ту августовскую сцену в Дижоне, и смерть человека, последовавшую после того, как была раскрыта тайна Флоры дель Гиз — что она на самом деле женщина. «Но почему? После той смерти была еще не одна. Тот, кого я убила тогда, прекрасно мог с тех пор погибнуть в любой схватке».
— Мадемуазель, — Аш не сводила глаз с тетки хирурга. — При всем к вам уважении — давайте без сверхъестественной чепухи: мне нужен конкретный ответ!
Глаза бургундки широко раскрылись, она явно была потрясена. С трудом женщина выбралась из-за стола и, расталкивая толпу и слуг, пустилась в бегство.
— Ты всегда такое впечатление производишь на людей? ~ загрохотал Ансельм.
— По-моему, она просто меня вспомнила, мы знакомы, — на губах Аш промелькнула ироническая улыбка. — Итак, от здоровья Бургундии…
— …зависит здоровье всего мира, — договорил за нее рыцарь во французской форме. — Это старая поговорка, такая показушная. Всего лишь самооправдание герцогов Валуа.
Аш огляделась. Никто из бургундцев, казалось, не желал принять участие в этом разговоре.
Французский рыцарь продолжал:
— Мадам капитан, давайте не будем больше об этой чепухе — о демонах. Мы не сомневаемся, что у визиготской армии много машин и механизмов. Нам достаточно того, что мы видим со стен, чтобы это понять! Я не сомневаюсь, что у них еще больше машин в их городах на юге, может быть, даже поболее, чем тут. Вы говорите, что видели их. Ну и что из этого? Нам-то надо отражать крестовый поход визиготов тут!
Одобрительный гул раздался в комнате. Аш отметила, что он исходил в основном от иностранных рыцарей. Бургундцы — в частности де Ла Марш — угрюмо помалкивали.
— Нам лучше знать, — проворчал неслышно Антонио Анжелотти.
Аш махнула ему рукой, чтобы замолчал.
— Допустим, мессир?.. — Аш подождала, пока французский рыцарь представится.
— Арман де Ланнуа.
— …Допустим, мессир де Ланнуа, что визиготы не используют при ведении войны свои машины. Предположим, что ведут войну «машины», используя при этом визиготов.
Арман де Ланнуа хлопнул обеими ладонями о стол:
— Это бред, причем бред безобразной девки!
Аш опешила. Опустилась на стул под французское и немецкое лопотание.
«Дерьмо, — уныло подумала она. — Этого и следовало когда-то ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Вот сукины сыны! — взорвался де Ла Марш и плюнул. Несколько крупных коммерсантов были шокированы, но, подумала Аш, вовсе не его эмоциями, а только манерой говорить. Раздался ропот со стороны нескольких беженцев — французских рыцарей.
— Вот вам и Всемирный паук! note 30 — пожала плечами Аш.
— Господь сгноил его заживо, — голос де Ла Марша звучал, как на поле боя. «Купцы и дворяне, в мирное время вздрогнувшие бы от такой громогласности, теперь, — подумала Аш, — смотрели на него как на свою последнюю надежду».
— Господь сгноил его заживо, и с ним заодно немецкого Фридриха! — договорил де Ла Марш.
Аш отчетливо вспомнила кое-кого из этих благородных немецких и французских беженцев, присутствовавших в Кельнском соборе на ее венчании с Фернандо дель Гизом; тогда все они были в ярких одеждах, с упитанными лицами. А сейчас-то…
— Мессир…
Де Ла Марш, набрав в грудь воздуху, по второму заходу протрубил, обращаясь к сидевшим за столом:
— Да почему надо жалеть их земли, предатели—сукины сыны? Только потому, что эти подхалимствующие дерьмецы подписали «договоры» с этими визиготскими ублюдками!
— Не все из нас предатели! — рыцарь в готском доспехе вскочил на ноги и стукнул по столу железной перчаткой. — И мы, по крайней мере, не желаем дальше корчиться от страха за этими стенами, ты, человек герцога!
Де Ла Марш его не слушал.
— Что у вас еще, мадам капитан?
— Да их земли никто и не жалел особенно. Кто бы ни выиграл эту войну — там наступит вселенский голод, — Аш скользнула взглядом по костлявым лицам сидевших за столом, явно посаженным на скудный рацион питания.
То, что было процветающими городами по берегам рек южной Бургундии; то, что было богатыми аббатствами; все это запомнилось ей в лучах слабого осеннего солнца как сожженное, заброшенное.
— Я не знаю, какие тут запасы провианта, в Дижоне. Но вам не пришлют ничего, даже если армия визиготов не замкнет блокаду наглухо. Я видела столько опустошенных ферм и деревень по пути на север, что их не сосчитать, мессиры. Да и людей не осталось. Холод погубил урожай. Поля затоптаны и сгнили. Весь скот и свиней съели. На болотах мы видели брошенных младенцев. На всей территории от Дижона до моря не выжил ни один город.
— Это не война, это позор! — прорычал один купец.
— Это очень плохая война, — поправила его Аш. — Тот, кто поставил целью победить страну, тот не станет уничтожать ее производительные силы. На зиму не осталось ничего. Милорд, насколько я догадываюсь, те беженцы, которые идут по дорогам, они направляются в Савой, или на юг Франции, или даже в кантоны. Но там не лучше — там они окажутся под Сумраком. Над южной Бургундией хоть солнце светит. Но в окрестных землях — уже зима. Насколько я заметила, это началось после поражения под Оксоном. И все так и продолжается.
— Зима, как в российских землях.
Аш повернула голову: голос Людмилы Ростовной звучал из того угла, где лучница стояла рядом с Томасом Рочестером. Аш сделала ей знак продолжать.
На Людмиле Ростовной были надеты красные рейтузы и камзол, покрытые толстым слоем свечного сала, а сверху плащ. Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя на себе всеобщее внимание, и обращалась скорее к Аш, чем к остальным.
— Там, далеко на севере, вместе с зимой приходит лед, — все покрыто толстым слоем льда восемь месяцев в году. В моей деревне некоторые помнят, как при царе Петре порт note 31 замерз однажды в июне, корабли лопались, как яичная скорлупа. Такая там зима. Именно так было в Марселе, когда мы высадились.
С дальнего конца стола заговорил священник, сидевший между двумя бургундскими рыцарями.
— Слышите, милорд де Ла Марш? Ведь я говорил об этом. Во Франции и Германии, в Италии и восточной Иберии — солнца больше не видно, и все же тут оно пока еще кое-как светит. Наша земля еще получает от него тепло, хоть и немного. Мы еще не под Покаянием.
Аш открыла было рот, чтобы произнести: «Черт с ним, с Покаянием, это все Дикие Машины!» — и снова закрыла его. Она посмотрела на своих офицеров. Роберт Ансельм с крепко сжатыми губами отрицательно качал головой.
Антонио Анжелотти сначала взглянул на нее, как бы спрашивая разрешения, затем громко заговорил:
— Мессиры, я мастер пушкарей. Я воевал в странах, находящихся под Покаянием, с господином амиром Чильдериком. Тогда там было тепло. Как бывает у нас в теплую ночь. Конечно, этого тепла недостаточно для роста посевов, но все же не зима.
Кивком поблагодарив лучницу и пушкаря, Аш взяла слово:
— Анжелотти прав. Я расскажу вам, милорды, что я лично видела не более двух месяцев назад: в Карфагене больше нет тепла. В пустыне лежит лед. Снег. А когда я уезжала, становилось все холоднее.
— А что, это более сильное Покаяние? — вперед наклонился священник, тоже аббат, судя по его нагрудному кресту. — Они теперь еще больше прокляты, теперь, когда ими управляют демоны? Значит ли, что это большее наказание будет распространяться вместе с их победами?
Проницательный взгляд де Ла Марша перехватил взгляд Аш.
— Последние известные мне новости — что сейчас непроницаемая тьма покрывает Францию, на север — вплоть до Тура и Орлеана; охватывает половину Черного Леса; простирается на восток до Вены и Кипра. Солнце еще светит у нас, в средних землях, до Фландрии. note 32
— Ну, беда! Значит, Бургундия — единственная страна?..
— Я ничего не знаю о турецких землях, мадам капитан. Но если исходить из того, что известно мне, — да. И с каждым днем тьма распространяется на север. Сейчас солнце появляется в небе только над Бургундией, — Оливье де Ла Марш буркнул: — Вы же видели убегающих, а мы видим орды беженцев, которые прибывают именно в наши земли, мадам капитан. Из-за солнца.
— Нам их не прокормить! — возбужденно запротестовал виконт-мэр, как бы продолжая давний спор.
— Ну и воспользуйтесь ими! — гаркнул немецкий рыцарь, который уже выступал до того. — Война зимой прекратится. А с приходом весны мы вырвемся из этого сифилисного города, дадим им решительный бой. Воспользуйтесь ими в качестве рекрутов, обучите! У нас есть армия герцога, у нас есть герой Карфагена, мадемуазель Аш! Ради Господа, дайте нам сразиться!
Аш незаметно вздрогнула — и услышав свое имя, и от фырканья Роберта Ансельма. Она ждала, когда заместитель герцога воспользуется этим выступлением: предложит какую-то героическую и, несомненно, дурацкую авантюру для героя Карфагена, чтобы помочь снять осаду.
— Мы не намерены участвовать в безнадежной войне. Тут никаких денег не хватит, чтобы заплатить нам за это.
«Но что же мы намерены делать?»
Оливье де Ла Марш спросил прямо, будто не слыша речи немецкого рыцаря:
— Мадемуазель Аш, армия визиготов стоит в поле сейчас? Насколько разрушен Карфаген?
Сверкала белая каменная кладка стрельчатых окон в лучах солнца, пробивающихся из-за облаков. Иней сверкал на поверхности камня. В холодном воздухе пахло дымом, и этот запах шел от большого камина. Аш ощущала, как у нее застыли губы.
— Да больше болтают, милорд. Землетрясением разрушило Цитадель. Но, насколько мне известно, король-калиф Гелимер жив, — и повторила, подчеркивая смысл своих слов: — Милорд, на побережье Африки идет снег. А они его не ждали, как и мы. Амиры, которых я встречала, до чертиков испуганы. Они начали эту войну по слову их короля-калифа, а теперь в странах, которые они победили, наступил Вечный Сумрак, а у себя дома, в Карфагене, они отмораживают свои задницы. Они знают, что их житница — Иберия, и знают также, что если солнце не вернется, у них не будет урожая на следующий год. И у нас не будет урожая. Чем дольше это будет продолжаться, тем хуже будет через шесть месяцев.
На нее смотрели сотни лиц: гражданские и солдаты; несомненно, услуги кого-то из дворянских эскортов оплачиваются кем-то за стенами города.
— Все остальное, — сказала она категорично, — не для открытого совета; я расскажу только вашему герцогу.
При этом ее приглашении распустить совет в зале поднялся ропот; особенно возражали иностранные рыцари и дворяне. Без напряжения голос Оливье де Ла Марша перекрыл весь шум.
— Этот холод, его действительно наслали те демоны, о которых болтают ваши люди? Эти «Дикие Машины»?
Аш обменялась взглядами с Робертом Ансельмом и подумала: «Проклятье. До чего большие пасти у моих ребят. Воображаю, сколько фальшивых слухов — не меньше полусотни расходятся в народе».
— Я стараюсь прекратить слухи. Остальное — для вашего герцога, — упрямо повторила она. «Не намерена я тут распинаться перед всякой мелочью!»
Де Ла Марш тупо уставился перед собой, не ожидав такого поворота. От напряжения у нее заболели плечи. Аш потерла мышцы шеи, сзади, под воротником короткой мантии. Боль не прошла. При виде обращенных к ней белых лиц, освещенных утренним светом, у нее от страха свело живот. Она похолодела, вспомнив голоса: «МЫ ПОГАСИЛИ СОЛНЦЕ».
— Гадина наемная! — крикнул кто-то по-немецки. В следующие несколько минут от поднявшегося шума было не разобрать ни слова: совет и иностранные рыцари — все одновременно сцепились в свирепой возбужденной дискуссии.
Аш положила руки на стол и оперлась на них всей тяжестью тела. Ансельм оперся локтем спинку ее стула и перегнулся через нее, чтобы поговорить с Анжелотти.
«Надо сесть, — подумала она, — пусть себе болтают. Они безнадежны!»
— Милорд де Ла Марш, — она выждала, пока заместитель герцога снова обратит на нее внимание.
— Слушаю вас, мадам капитан?
— Вопрос теперь у меня, милорд.
«Только поэтому я и связалась с этим дурацким глупым советом!»
Она набрала в грудь побольше воздуха:
— На месте короля-калифа я не пошла бы крестовым походом сюда, не разделавшись сперва с турками. А разделавшись с ними, я теперь бы старалась заключить мир с окрестными государствами — визиготы уже захватили большую часть христианского мира, и ее надо удерживать. Но готы не останавливаются. Вы сказали, что они сражаются за Гент и Брюгге на севере, они удерживают в своих руках Лоррен. Они стоят тут, под Дижоном. Милорд, скажите мне: — что для них так важно здесь? Почему именно Бургундия?
Не успел заговорить заместитель герцога, как она услышала женский голос, проговоривший категорично, как изрекают аксиому:
— От здоровья Бургундии зависит здоровье всего мира.
— Что?
Этот голос пробудил что-то в памяти Аш.
Она наклонилась вперед, посмотрела вдоль стола и увидела прямо перед собой худое белое лицо Джин Шалон.
И тут же обрадовалась, что не привела с собой Флору дель Гиз.
Она постаралась выбросить из памяти ту августовскую сцену в Дижоне, и смерть человека, последовавшую после того, как была раскрыта тайна Флоры дель Гиз — что она на самом деле женщина. «Но почему? После той смерти была еще не одна. Тот, кого я убила тогда, прекрасно мог с тех пор погибнуть в любой схватке».
— Мадемуазель, — Аш не сводила глаз с тетки хирурга. — При всем к вам уважении — давайте без сверхъестественной чепухи: мне нужен конкретный ответ!
Глаза бургундки широко раскрылись, она явно была потрясена. С трудом женщина выбралась из-за стола и, расталкивая толпу и слуг, пустилась в бегство.
— Ты всегда такое впечатление производишь на людей? ~ загрохотал Ансельм.
— По-моему, она просто меня вспомнила, мы знакомы, — на губах Аш промелькнула ироническая улыбка. — Итак, от здоровья Бургундии…
— …зависит здоровье всего мира, — договорил за нее рыцарь во французской форме. — Это старая поговорка, такая показушная. Всего лишь самооправдание герцогов Валуа.
Аш огляделась. Никто из бургундцев, казалось, не желал принять участие в этом разговоре.
Французский рыцарь продолжал:
— Мадам капитан, давайте не будем больше об этой чепухе — о демонах. Мы не сомневаемся, что у визиготской армии много машин и механизмов. Нам достаточно того, что мы видим со стен, чтобы это понять! Я не сомневаюсь, что у них еще больше машин в их городах на юге, может быть, даже поболее, чем тут. Вы говорите, что видели их. Ну и что из этого? Нам-то надо отражать крестовый поход визиготов тут!
Одобрительный гул раздался в комнате. Аш отметила, что он исходил в основном от иностранных рыцарей. Бургундцы — в частности де Ла Марш — угрюмо помалкивали.
— Нам лучше знать, — проворчал неслышно Антонио Анжелотти.
Аш махнула ему рукой, чтобы замолчал.
— Допустим, мессир?.. — Аш подождала, пока французский рыцарь представится.
— Арман де Ланнуа.
— …Допустим, мессир де Ланнуа, что визиготы не используют при ведении войны свои машины. Предположим, что ведут войну «машины», используя при этом визиготов.
Арман де Ланнуа хлопнул обеими ладонями о стол:
— Это бред, причем бред безобразной девки!
Аш опешила. Опустилась на стул под французское и немецкое лопотание.
«Дерьмо, — уныло подумала она. — Этого и следовало когда-то ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111