— задумалась Аш. — Надо договаривать. Надо разобраться, насколько плохо дело, мне же на него полагаться».
— Будь ты с нами, ты бы увидел сам. А ты тут отсиделся…
Он рывком развернулся к ней с побагровевшим лицом, уткнул палец ей чуть ли не в грудь:
— Еще что скажешь?
Аш заметила, как насторожились стоявшие в дверях часовые, знаком приказала им не вмешиваться.
— Роберт, что тебя грызет? — она расстегнула и сняла стальную перчатку, голой ладонью утерла мокрое лицо. — Кроме того, что грызет всех? Видали мы осады и подерьмовее. Нейс помнишь? Согласна, на той стороне было бы уютнее…
Шутками к нему не пробиться. Лицо замкнулось. Она стояла так близко, что ясно видела зеленый проблеск в его карих глазах, различала сеточку жилок на носу и на скулах, но тень шлема мешала понять, о чем он думает.
Аш ждала.
Поднялся ветер, с новой силой плеснул на стены брызгами дождя. Ей припомнился прибой, бьющий в скалы у стен Карфагена. Такая же пустота, заполненная только серыми каплями, висела под окнами дома Леофрика. Аш подняла левую руку: перчатка, начищенная песком и смазанная гусиным жиром, уже покрылась ржавыми потеками.
— Что с тобой, Роберт?
Он вздохнул так, что ей пришлось еще крепче вжаться в каменный угол, покосился на падающие струи. Заговорил наконец, признав ее право требовать ответа:
— После Оксона я не знал, жива ли ты. Никто не видел твоего тела. Я все боялся увидеть твою голову насаженной на пику. Знал, что если ты убита, готы уж обязательно выставят, похвастают победой, ублюдки.
Он понизил голос, так, что никто, кроме нее, не мог слышать:
— Окажись ты в плену, они бы показали тебя в цепях… Ты могла оказаться в лесу, раненая… Могла уползти умирать. Тебя бы никто и не нашел.
Он повернулся, глядя ей в глаза. Брызги заставили его щуриться, вокруг глаз собрались морщинки.
— Вот как оно было, девочка. Я думал, ты валяешься где-то в канаве, изуродованная до неузнаваемости… Эти метатели огня… Рассказывали, что было много обгоревших тел. Тони сказал, тебя могли захватить и отправить в северную Африку, если вспомнить, как им хотелось тебя заполучить в Базеле. Но их бы и мертвое тело устроило. Эти ученые-маги… — Ансельм передернулся, не замечая того.
Она ждала, слушая шум дождя, не торопила его.
— Три месяца, а потом… — он прямо взглянул на нее. — Ты наверняка должна была погибнуть… и вот, из ниоткуда, три дня назад, письмо на арбалетном болте.
— Ты привык вести отряд.
Его ладони впечатались в стену по обе стороны от нее, пригвоздив ее к камню амбразуры. Она покосилась на стальные предплечья, перевела взгляд на лицо под откинутым забралом.
Он шипел, брызгая слюной на ее форменную накидку:
— Я же хотел отправиться в Африку! Я не хотел сидеть в Дижоне! Милый Зеленый Христос — знаешь, что там было, девочка? Этот Джон, тудыть его, де Вир талдычит мне, что раз герцог посылает пол-отряда в Карфаген, ему позарез нужен хоть кто-то, командовать здесь…
Часовые у двери беспокойно шевельнулись, и Роберт замолчал, потом продолжал, с нарочитым спокойствием:
— Живая или мертвая, ты могла быть только в Карфагене! Так у меня ни хрена выбора не было. Мне попросту приказали остаться. А теперь я узнаю, что ты таки была там, живая…
Аш подняла руки, положила ладони на его запястья и мягко потянула вниз. Его мокрые наручи скользили под пальцами, голой ладони сразу стало холодно.
— Я понимаю Оксфорда. Без Анжели ему было не обойтись, сам он с пушками мало что умеет. А ты был старшим из оставшихся командиров, ты уже командовал. Роберт, больше ему не на кого было положиться. А про меня ничего не было известно. Может, убита, может, где-то еще. Ты правильно сделал, что остался.
— Мне надо было ехать с ним. Я был уверен, что ты погибла. И ошибался! — стальная перчатка Роберта едва не выбила искры из каменной окантовки амбразуры. Он тупо взглянул на исцарапанную, помятую сталь и рассеянно пошевелил пальцами. — Если б я увел весь отряд, Дижон бы уже взяли, и все-таки, говорю тебе, девочка, мне следовало отправиться в Карфаген. За тобой.
— Если бы ты так сделал, — заговорила Аш, тщательно взвешивая слова, — мы, возможно, сумели бы захватить Дом Леофрика. Людей и пушек у нас хватило бы. Возможно, мы уничтожили бы каменного голема, лишили бы Дикие Машины их единственной связи с миром… единственного средства для осуществления их злого чуда.
Роберт блеснул на нее глазами, казавшимися очень узкими за неестественно длинными ресницами.
— Но тогда, — Аш пожала плечами, — без тебя, Дижон пал бы еще прежде, чем вы добрались бы до побережья. Герцога бы казнили, и теперь мы бы уже знали, чего добиваются от Фарис Дикие Машины. Потому что они уже добились бы этого, три месяца назад.
— Может, и не добились бы, — пророкотал Роберт.
— Как бы то ни было, мы сейчас здесь. Неважно, чего ты не сделал тогда, Роберт. Все это не объясняет, почему ты сегодня не атаковал Фарис. Ты так и не объяснил, куда подевалась твоя решительность. А мне это нужно знать, я от тебя завишу, и не я одна.
Она говорила откровенно, заставляя себя вслух признать свои опасения. Когда Роберт обернулся, она не увидела на его лице стыда. Он пробормотал:
— Ты бы вылезла на верную смерть…
— Да, если бы пришлось. Но и с ней бы покончила.
Так тихо, что она едва расслышала, он прошептал:
— Не мог я сегодня поехать с вами. Не мог видеть, как тебя убивают у меня на глазах.
Аш уставилась на него.
— Эти три месяца, — с болью в голосе продолжал Роберт. — Я заказывал за тебя обедни, девочка. Я учился жить без тебя. И вот ты вернулась. И предлагаешь мне поехать смотреть, как тебя убивают. Это уж слишком.
Плеск дождя по булыжнику стал громче. В щели башенной крыши начали пробиваться капли и целые ручьи, и растекаться лужами по полу.
«Я знаю, что нужно сказать, — думала Аш. — Почему же я молчу?»
— Так, — сказал он резко. — Стало быть, ты меня разжаловала? Больше не доверяешь мне в бою. Считаешь, я, вместо того чтоб делать дело, буду пытаться прикрыть тебе спину?
Что-то в ней лопнуло. Аш огрызнулась:
— Что ты надеешься услышать, Роберт? Все давным-давно известно. Все мы можем погибнуть в любую секунду, пора бы привыкнуть. Такое наше ремесло, на войне убивают. Я все это могу продекламировать наизусть. Я уже говорила тебе это полгода назад. И больше не буду.
Роберт Ансельм расстегнул подбородочный ремень, пригнул голову и стянул шлем. Щетина на макушке промокла от пота. Он натужно выдохнул:
— А что будешь?
— Это больно, — сказала Аш. Она уперлась костяшками голых пальцев в стену, обдирая кожу о грубый камень, словно боль тела могла облегчить душу. — Ты не хочешь видеть, как меня изрубят? А я не хочу посылать тебя, и Анжели, и остальных, на стену. Я провела этих ребят через такое, что и во сне не приснится. Я не хочу, чтобы они гибли в какой-нибудь вылазке, или что там еще придет в голову Ла Маршу. Я бы предпочла держаться в сторонке, отсидеться в башне, подальше от обстрела. Я начинаю бояться подставлять своих людей.
Долгое молчание. Дождь шумит все громче.
Роберт вдруг тихонько фыркнул:
— Тогда, похоже, мы оба в дерьме!
Аш так выпучила глаза, что он расхохотался во весь голос.
— Господи, Роберто…
Она вдруг тоже захихикала. Из пустой груди вырвался смешок, превратившийся в неудержимый хохот. Она пыталась остановиться, заговорить, но какое там.
Роберт содрогнулся в последнем раскате хохота, обхватил рукой плечи и встряхнул:
— Ну мы и влипли!
— И ничего смешного!
— Пара долбанных придурков! — добавил он, опуская руки и выпрямляясь, скрежетнув латами. — Нам обоим надо бы бросать это дело. Боюсь только, визиготы не позволят.
— Да уж… — Аш лизнула ободранные костяшки. — Роберт, я не могу этим заниматься, раз боюсь за людей.
Он взглянул на нее сверху вниз с каменной ступени.
— Ну вот, теперь мы узнаем, да? На что мы годимся, когда по настоящему припекает. Когда приходится держаться.
Ей в нос бил запах: мокрой стали, мужского пота, волглого сукна, городских отбросов, догнивавших под стеной. Брызги дождя ложились на щеки тонкой холодной росой. Внезапный порыв ветра заставил обоих разом обернуться к бойнице.
— Стены сейчас беззащитны. И они должны это понимать! Почему же она не атакует?
В течение следующего часа она одного за другим посылала в герцогский дворец посланцев, и те один за другим возвращались, сообщая, что не смогли пробиться ни к новой герцогине, ни к сиру де Ла Маршу, ни к камер-советнику Тернану. По их словам, дворец кишмя кишел скороходами, гробовщиками, торговцами, священниками и знатью, занятыми спешной подготовкой одновременно похорон и коронации.
— Капитан Джонвилль мне кое-что сказал, — добавил запыхавшийся, насквозь промокший Рикард.
Аш хотела спросить, почему он не задержался посплетничать с бургундцами де Ла Марша, посмотрела на его сияющее яйцо и промолчала, ожидая продолжения.
— Подкопы! Крысоголовые подводят мины. Его люди их слышали. Они все еще роют!
— Чтоб им там и утопнуть, — тихо пожелала Аш.
Она проводила время, расхаживая по помещениям башни, среди вооруженных и готовых при первых признаках угрозы выйти на стены людей. То одно, то другое копье высылали в дозор, смотреть и слушать, если что-нибудь можно было рассмотреть и расслышать сквозь стену ливня.
«В сорока милях отсюда, вон по той дороге — холодная тьма двадцать четыре часа в сутки. Не удивительно, что у нас погода — дрянь, коль за границами такое творится».
— Босс… — Саймон Тиддер протолкнул к ней своего братишку Томаса, и паренек взглянул на нее из-под налипших на лоб мокрых вихров. Когда он заговорил, капля, висевшая на кончике носа, шлепнулась на пол. — Босс, это правда? Что святой Годфри нас покинул?
Аш сделала знак шагнувшему к ним офицеру оставить парня в покое.
— Не покинул, — твердо проговорила она. — Он теперь говорит с нами из сонма святых, ты ведь это знаешь, верно?
Парень смущенно и радостно наклонил голову.
За его спиной Аш заметила Ансельма, лицо Роберта сохраняло совершенно бесстрастное выражение. Она осторожно коснулась своей души, как трогают языком дыру от потерянного зуба, касаясь болезненной чуткой плоти.
Подойдя ближе, Роберт поднял бровь:
— Как он?
Гром падающих струй почти скрыл ее шепот, но Роберт всегда знал, когда она говорила с Годфри, с каменным големом, даже — спаси Христос — с Дикими Машинами.
— Я по-прежнему ничего не могу разобрать, — тихонько ответила она.
— Храни нас Вепрь и Лев, — пророкотал Роберт, — это хорошо или плохо?
— Хрен его знает, Роберт.
Ожидание так вымотало ее, что, кажется, обрадовалась бы стуку штурмовых лестниц и потоку визиготских солдат, хлынувших через стены. Аш протопала к открытому проему входа в башню.
Рев пламени, грохот разбивающихся глиняных горшков разносился по стене, желтовато-синие язычки огня рябью разбегались по камням, не замечая хлещущих дождевых струй. Ведра с песком, расставленные вдоль стены, намокли и стали неподъемно-тяжелыми.
Аш махнула рукой своим людям, чтоб не возились, и стояла, глядя, как огненные клочья стекают со стены на городскую мостовую. Все равно гореть там уже нечему, пожар городу не грозит.
Минут за сорок до того, как, по мнению Аш, последний свет должен был погаснуть за тяжелыми свинцовыми тучами, двое могучих бургундцев протолкнули в башню маленькую фигурку.
— Босс! — Томас Рочестер пробежал за ними вдоль стены, пригибаясь у бойниц. — Эвен вернулся!
Все головы в башне и у зубцов повернулись к ним, люди начали подтягиваться ближе, окружая тощего жилистого человечка.
— Это наш, сержант, — Аш просияла широкой улыбкой. — Сукин сын!..
Бургундцы несколько нерешительно отсалютовали и выбрались обратно под дождь. Аш с облегчением расхохоталась, глядя на продрогшего уэльсца, с которого ливмя лило на пол, что не мешало ему блестеть зубами в наплывающих сумерках.
— Дайте кто-нибудь этому идиоту плащ! Эвен, давай сюда.
Она дождалась, пока кто-то из стряпух не сунул в руки Эвену Хью чашку горячего супа.
— Ну ты и мокрый, Эвен. Уж промок, так промок!
— Через мельничный шлюз пробирался, — серьезно пояснил он, проливая суп на небритый подбородок. — Через лоток. И через ров вплавь. Какой-то недоносок-бургундец чуть не проткнул меня стрелой. Стерегут они неплохо, надо признать.
— Докладывай, — приказала Аш. Эвен вздохнул, откинувшись на облицованную кремнями стену и всем видом выказывая бесконечное облегчение.
— Ну, когда выбрались на эту охоту, я забрался в самый их лагерь, хотел заняться их боссом, только со мной никого не оказалось. Потом повалили эти карфагенские ублюдки, я оказался отрезан от своего копья и остаток дня потратил на то, чтоб пробраться обратно через их линию постов.
Аш представила, как этот маленький человечек, свернув в узел предательскую форму, лопает (и выпивает, конечно) с визиготскими солдатами, и рабами, и наемниками, и уж верно, не пропускает мимо ушей ни единой сплетни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Будь ты с нами, ты бы увидел сам. А ты тут отсиделся…
Он рывком развернулся к ней с побагровевшим лицом, уткнул палец ей чуть ли не в грудь:
— Еще что скажешь?
Аш заметила, как насторожились стоявшие в дверях часовые, знаком приказала им не вмешиваться.
— Роберт, что тебя грызет? — она расстегнула и сняла стальную перчатку, голой ладонью утерла мокрое лицо. — Кроме того, что грызет всех? Видали мы осады и подерьмовее. Нейс помнишь? Согласна, на той стороне было бы уютнее…
Шутками к нему не пробиться. Лицо замкнулось. Она стояла так близко, что ясно видела зеленый проблеск в его карих глазах, различала сеточку жилок на носу и на скулах, но тень шлема мешала понять, о чем он думает.
Аш ждала.
Поднялся ветер, с новой силой плеснул на стены брызгами дождя. Ей припомнился прибой, бьющий в скалы у стен Карфагена. Такая же пустота, заполненная только серыми каплями, висела под окнами дома Леофрика. Аш подняла левую руку: перчатка, начищенная песком и смазанная гусиным жиром, уже покрылась ржавыми потеками.
— Что с тобой, Роберт?
Он вздохнул так, что ей пришлось еще крепче вжаться в каменный угол, покосился на падающие струи. Заговорил наконец, признав ее право требовать ответа:
— После Оксона я не знал, жива ли ты. Никто не видел твоего тела. Я все боялся увидеть твою голову насаженной на пику. Знал, что если ты убита, готы уж обязательно выставят, похвастают победой, ублюдки.
Он понизил голос, так, что никто, кроме нее, не мог слышать:
— Окажись ты в плену, они бы показали тебя в цепях… Ты могла оказаться в лесу, раненая… Могла уползти умирать. Тебя бы никто и не нашел.
Он повернулся, глядя ей в глаза. Брызги заставили его щуриться, вокруг глаз собрались морщинки.
— Вот как оно было, девочка. Я думал, ты валяешься где-то в канаве, изуродованная до неузнаваемости… Эти метатели огня… Рассказывали, что было много обгоревших тел. Тони сказал, тебя могли захватить и отправить в северную Африку, если вспомнить, как им хотелось тебя заполучить в Базеле. Но их бы и мертвое тело устроило. Эти ученые-маги… — Ансельм передернулся, не замечая того.
Она ждала, слушая шум дождя, не торопила его.
— Три месяца, а потом… — он прямо взглянул на нее. — Ты наверняка должна была погибнуть… и вот, из ниоткуда, три дня назад, письмо на арбалетном болте.
— Ты привык вести отряд.
Его ладони впечатались в стену по обе стороны от нее, пригвоздив ее к камню амбразуры. Она покосилась на стальные предплечья, перевела взгляд на лицо под откинутым забралом.
Он шипел, брызгая слюной на ее форменную накидку:
— Я же хотел отправиться в Африку! Я не хотел сидеть в Дижоне! Милый Зеленый Христос — знаешь, что там было, девочка? Этот Джон, тудыть его, де Вир талдычит мне, что раз герцог посылает пол-отряда в Карфаген, ему позарез нужен хоть кто-то, командовать здесь…
Часовые у двери беспокойно шевельнулись, и Роберт замолчал, потом продолжал, с нарочитым спокойствием:
— Живая или мертвая, ты могла быть только в Карфагене! Так у меня ни хрена выбора не было. Мне попросту приказали остаться. А теперь я узнаю, что ты таки была там, живая…
Аш подняла руки, положила ладони на его запястья и мягко потянула вниз. Его мокрые наручи скользили под пальцами, голой ладони сразу стало холодно.
— Я понимаю Оксфорда. Без Анжели ему было не обойтись, сам он с пушками мало что умеет. А ты был старшим из оставшихся командиров, ты уже командовал. Роберт, больше ему не на кого было положиться. А про меня ничего не было известно. Может, убита, может, где-то еще. Ты правильно сделал, что остался.
— Мне надо было ехать с ним. Я был уверен, что ты погибла. И ошибался! — стальная перчатка Роберта едва не выбила искры из каменной окантовки амбразуры. Он тупо взглянул на исцарапанную, помятую сталь и рассеянно пошевелил пальцами. — Если б я увел весь отряд, Дижон бы уже взяли, и все-таки, говорю тебе, девочка, мне следовало отправиться в Карфаген. За тобой.
— Если бы ты так сделал, — заговорила Аш, тщательно взвешивая слова, — мы, возможно, сумели бы захватить Дом Леофрика. Людей и пушек у нас хватило бы. Возможно, мы уничтожили бы каменного голема, лишили бы Дикие Машины их единственной связи с миром… единственного средства для осуществления их злого чуда.
Роберт блеснул на нее глазами, казавшимися очень узкими за неестественно длинными ресницами.
— Но тогда, — Аш пожала плечами, — без тебя, Дижон пал бы еще прежде, чем вы добрались бы до побережья. Герцога бы казнили, и теперь мы бы уже знали, чего добиваются от Фарис Дикие Машины. Потому что они уже добились бы этого, три месяца назад.
— Может, и не добились бы, — пророкотал Роберт.
— Как бы то ни было, мы сейчас здесь. Неважно, чего ты не сделал тогда, Роберт. Все это не объясняет, почему ты сегодня не атаковал Фарис. Ты так и не объяснил, куда подевалась твоя решительность. А мне это нужно знать, я от тебя завишу, и не я одна.
Она говорила откровенно, заставляя себя вслух признать свои опасения. Когда Роберт обернулся, она не увидела на его лице стыда. Он пробормотал:
— Ты бы вылезла на верную смерть…
— Да, если бы пришлось. Но и с ней бы покончила.
Так тихо, что она едва расслышала, он прошептал:
— Не мог я сегодня поехать с вами. Не мог видеть, как тебя убивают у меня на глазах.
Аш уставилась на него.
— Эти три месяца, — с болью в голосе продолжал Роберт. — Я заказывал за тебя обедни, девочка. Я учился жить без тебя. И вот ты вернулась. И предлагаешь мне поехать смотреть, как тебя убивают. Это уж слишком.
Плеск дождя по булыжнику стал громче. В щели башенной крыши начали пробиваться капли и целые ручьи, и растекаться лужами по полу.
«Я знаю, что нужно сказать, — думала Аш. — Почему же я молчу?»
— Так, — сказал он резко. — Стало быть, ты меня разжаловала? Больше не доверяешь мне в бою. Считаешь, я, вместо того чтоб делать дело, буду пытаться прикрыть тебе спину?
Что-то в ней лопнуло. Аш огрызнулась:
— Что ты надеешься услышать, Роберт? Все давным-давно известно. Все мы можем погибнуть в любую секунду, пора бы привыкнуть. Такое наше ремесло, на войне убивают. Я все это могу продекламировать наизусть. Я уже говорила тебе это полгода назад. И больше не буду.
Роберт Ансельм расстегнул подбородочный ремень, пригнул голову и стянул шлем. Щетина на макушке промокла от пота. Он натужно выдохнул:
— А что будешь?
— Это больно, — сказала Аш. Она уперлась костяшками голых пальцев в стену, обдирая кожу о грубый камень, словно боль тела могла облегчить душу. — Ты не хочешь видеть, как меня изрубят? А я не хочу посылать тебя, и Анжели, и остальных, на стену. Я провела этих ребят через такое, что и во сне не приснится. Я не хочу, чтобы они гибли в какой-нибудь вылазке, или что там еще придет в голову Ла Маршу. Я бы предпочла держаться в сторонке, отсидеться в башне, подальше от обстрела. Я начинаю бояться подставлять своих людей.
Долгое молчание. Дождь шумит все громче.
Роберт вдруг тихонько фыркнул:
— Тогда, похоже, мы оба в дерьме!
Аш так выпучила глаза, что он расхохотался во весь голос.
— Господи, Роберто…
Она вдруг тоже захихикала. Из пустой груди вырвался смешок, превратившийся в неудержимый хохот. Она пыталась остановиться, заговорить, но какое там.
Роберт содрогнулся в последнем раскате хохота, обхватил рукой плечи и встряхнул:
— Ну мы и влипли!
— И ничего смешного!
— Пара долбанных придурков! — добавил он, опуская руки и выпрямляясь, скрежетнув латами. — Нам обоим надо бы бросать это дело. Боюсь только, визиготы не позволят.
— Да уж… — Аш лизнула ободранные костяшки. — Роберт, я не могу этим заниматься, раз боюсь за людей.
Он взглянул на нее сверху вниз с каменной ступени.
— Ну вот, теперь мы узнаем, да? На что мы годимся, когда по настоящему припекает. Когда приходится держаться.
Ей в нос бил запах: мокрой стали, мужского пота, волглого сукна, городских отбросов, догнивавших под стеной. Брызги дождя ложились на щеки тонкой холодной росой. Внезапный порыв ветра заставил обоих разом обернуться к бойнице.
— Стены сейчас беззащитны. И они должны это понимать! Почему же она не атакует?
В течение следующего часа она одного за другим посылала в герцогский дворец посланцев, и те один за другим возвращались, сообщая, что не смогли пробиться ни к новой герцогине, ни к сиру де Ла Маршу, ни к камер-советнику Тернану. По их словам, дворец кишмя кишел скороходами, гробовщиками, торговцами, священниками и знатью, занятыми спешной подготовкой одновременно похорон и коронации.
— Капитан Джонвилль мне кое-что сказал, — добавил запыхавшийся, насквозь промокший Рикард.
Аш хотела спросить, почему он не задержался посплетничать с бургундцами де Ла Марша, посмотрела на его сияющее яйцо и промолчала, ожидая продолжения.
— Подкопы! Крысоголовые подводят мины. Его люди их слышали. Они все еще роют!
— Чтоб им там и утопнуть, — тихо пожелала Аш.
Она проводила время, расхаживая по помещениям башни, среди вооруженных и готовых при первых признаках угрозы выйти на стены людей. То одно, то другое копье высылали в дозор, смотреть и слушать, если что-нибудь можно было рассмотреть и расслышать сквозь стену ливня.
«В сорока милях отсюда, вон по той дороге — холодная тьма двадцать четыре часа в сутки. Не удивительно, что у нас погода — дрянь, коль за границами такое творится».
— Босс… — Саймон Тиддер протолкнул к ней своего братишку Томаса, и паренек взглянул на нее из-под налипших на лоб мокрых вихров. Когда он заговорил, капля, висевшая на кончике носа, шлепнулась на пол. — Босс, это правда? Что святой Годфри нас покинул?
Аш сделала знак шагнувшему к ним офицеру оставить парня в покое.
— Не покинул, — твердо проговорила она. — Он теперь говорит с нами из сонма святых, ты ведь это знаешь, верно?
Парень смущенно и радостно наклонил голову.
За его спиной Аш заметила Ансельма, лицо Роберта сохраняло совершенно бесстрастное выражение. Она осторожно коснулась своей души, как трогают языком дыру от потерянного зуба, касаясь болезненной чуткой плоти.
Подойдя ближе, Роберт поднял бровь:
— Как он?
Гром падающих струй почти скрыл ее шепот, но Роберт всегда знал, когда она говорила с Годфри, с каменным големом, даже — спаси Христос — с Дикими Машинами.
— Я по-прежнему ничего не могу разобрать, — тихонько ответила она.
— Храни нас Вепрь и Лев, — пророкотал Роберт, — это хорошо или плохо?
— Хрен его знает, Роберт.
Ожидание так вымотало ее, что, кажется, обрадовалась бы стуку штурмовых лестниц и потоку визиготских солдат, хлынувших через стены. Аш протопала к открытому проему входа в башню.
Рев пламени, грохот разбивающихся глиняных горшков разносился по стене, желтовато-синие язычки огня рябью разбегались по камням, не замечая хлещущих дождевых струй. Ведра с песком, расставленные вдоль стены, намокли и стали неподъемно-тяжелыми.
Аш махнула рукой своим людям, чтоб не возились, и стояла, глядя, как огненные клочья стекают со стены на городскую мостовую. Все равно гореть там уже нечему, пожар городу не грозит.
Минут за сорок до того, как, по мнению Аш, последний свет должен был погаснуть за тяжелыми свинцовыми тучами, двое могучих бургундцев протолкнули в башню маленькую фигурку.
— Босс! — Томас Рочестер пробежал за ними вдоль стены, пригибаясь у бойниц. — Эвен вернулся!
Все головы в башне и у зубцов повернулись к ним, люди начали подтягиваться ближе, окружая тощего жилистого человечка.
— Это наш, сержант, — Аш просияла широкой улыбкой. — Сукин сын!..
Бургундцы несколько нерешительно отсалютовали и выбрались обратно под дождь. Аш с облегчением расхохоталась, глядя на продрогшего уэльсца, с которого ливмя лило на пол, что не мешало ему блестеть зубами в наплывающих сумерках.
— Дайте кто-нибудь этому идиоту плащ! Эвен, давай сюда.
Она дождалась, пока кто-то из стряпух не сунул в руки Эвену Хью чашку горячего супа.
— Ну ты и мокрый, Эвен. Уж промок, так промок!
— Через мельничный шлюз пробирался, — серьезно пояснил он, проливая суп на небритый подбородок. — Через лоток. И через ров вплавь. Какой-то недоносок-бургундец чуть не проткнул меня стрелой. Стерегут они неплохо, надо признать.
— Докладывай, — приказала Аш. Эвен вздохнул, откинувшись на облицованную кремнями стену и всем видом выказывая бесконечное облегчение.
— Ну, когда выбрались на эту охоту, я забрался в самый их лагерь, хотел заняться их боссом, только со мной никого не оказалось. Потом повалили эти карфагенские ублюдки, я оказался отрезан от своего копья и остаток дня потратил на то, чтоб пробраться обратно через их линию постов.
Аш представила, как этот маленький человечек, свернув в узел предательскую форму, лопает (и выпивает, конечно) с визиготскими солдатами, и рабами, и наемниками, и уж верно, не пропускает мимо ушей ни единой сплетни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111