Субис… Имя возлюбленной.
Люди Бивня брели дальше, шли гуськом между выходами песчаника, напоминающими огромные грибы на тонких ножках. Они взбирались на огромные барханы.
Неожиданно открывшееся селение выглядело как угловатое насекомое. Темная зелень и солнечное серебро оазиса манили своей невозможностью.
Субис!
Толпы людей ринулись через выкованные солнцем пески. Люди промчались мимо покинутого селения, между финиковыми пальмами с их ворохами засохших листьев и между акациями, усеянными гнездами. Толкаясь, они сбежали по утоптанной земле и рухнули в сверкающие воды, хохоча и поднимая тучи брызг…
И нашли там Детнамми.
Мертвого, распухшего, плавающего на прозрачной зелени воды, а с ним – все четыреста пятьдесят девять его людей. Это сделали кхиргви, решив заодно задачу отравления Субиса.
Но Людей Бивня это уже не волновало. Они жадно глотали воду, их рвало, но они глотали ее снова. Тысячи и тысячи Людей Бивня с воплями скатывались с барханов и неслись в оазис. Они дрались и отталкивали друг друга. Сотни людей задавило насмерть. Сотни утонули – те, кого затолкали в середину озера. Великим Именам далеко не сразу удалось навести порядок. Таны и рыцари угрозами выгоняли людей из оазиса. Кое-кого даже пришлось убить для пущей наглядности. Постепенно были организованы команды водоносов, наполнявших и разносивших бурдюки с водой. Те, кто умел плавать, начали извлекать мертвецов из озера.
Великие Имена отказали Детнамми и его людям в погребальных обрядах, поскольку поняли, что он рванул на юг, к Субису, вместо того чтобы выполнять поставленную задачу. Чеферамунни, король-регент Верхнего Айнона, объявил палатина Эшкаласа вне закона и посмертно лишил его титула и владений. Тело было осыпано ритуальными айнонскими проклятиями и брошено стервятникам.
Тем временем Люди Бивня наконец-то напились. Многие ушли в тень, под пальмы, прислонились к стволам и дивились ветвям с листьями, так напоминающими крылья стервятника. Теперь, когда жажда отступила, они начали беспокоиться насчет болезней. Врачей-жрецов грозной Болезни, Аккеагни, призвали к Великим Именам, и они перечислили болезни, какие приключаются от питья воды, загрязненной мертвыми телами. Но поскольку все их снадобья были оставлены в пустыне, жрецы мало что могли поделать – только читать молитвы.
Но умилостивить богов не удалось.
Так или иначе поплохело всем – озноб, колики, тошнота, – но тысячи заболели серьезно, с безудержной рвотой и поносом. К следующему утру самые тяжелые корчились от болей в брюшине, а тела их покрылись воспаленными красными пятнами.
На совете Великие Имена долго рассматривали карты Икурея Конфаса. Они понимали, что Энатпанея попросту слишком далеко. Они отправили несколько десятков отрядов к разным точкам побережья, вопреки очевидному надеясь, что удастся отыскать имперский флот. На этот раз были выдвинуты обвинения против императора, а Конфаса с Саубоном дважды пришлось держать. Когда поисковые отряды вернулись с холмов ни с чем, Великие Имена пришли к официальному согласию и постановили двигаться на юг.
Куда бы они ни шли, сказал князь Келлхус, Бог будет видеть их.
Люди Бивня оставили Субис на следующий вечер; их бурдюки были под завязку наполнены загрязненной водой. Несколько сотен человек – те, кто был слишком слаб и не мог идти, – остались в оазисе, ожидать появления кхиргви.
Больных становилось все больше, и тех, у кого не было друзей или родичей, бросали. Священное воинство превратилось в огромное сборище ковыляющих людей. Они шли сквозь бескрайние просторы растрескавшегося на солнце камня и песка с вкраплениями песчаника. Облака звезд кружили вокруг Небесного Гвоздя, считая мертвецов. Те, кто был слишком болен, чтобы продолжать путь, падали и плакали в пыли, равно страшась утреннего солнца и кхиргви.
– Энатпанея, – говорили идущие друг другу, ибо Великие Имена солгали, сказав, что до Энатпанеи всего три дня пути – а на самом деле их было больше шести. – Бог явится нам в Энатпанее.
Имя-обещание… Как Шайме.
Для тех, кто страдал от диареи, водного пайка попросту не хватало. И так уже ослабевшие, они, задыхаясь, падали на прохладный песок. Многие так и умерли – тысячи и тысячи.
Через два дня вода начала заканчиваться. Жажда вернулась. Губы потрескались, глаза сделались странно спокойными, а кожа натянулась, став сухой, словно папирус.
Но некоторые – их было очень немного – казались во время этого испытания невероятно сильными. Нерсей Пройас был одним из немногих дворян, кто отказался поить коня в то время, как умирают люди. Он шел среди самых стойких рыцарей и солдат Конрии, подбадривая их и напоминая, что сущность этого испытания – вера.
Князь Келлхус, сопровождаемый двумя прекрасными женщинами, тоже нес людям слово силы. Он говорил воинам, что они не просто страдают – они страдают за что-то. За Шайме. За Истину. За Бога! А тот, кто страдает за Бога, стяжает славу во Внешнем Мире. Да, многие сломаются, но те, кто останется в живых, будут знать крепость своих сердец. Он утверждал, что они будут не такими, как все прочие люди. Они будут больше…
Они будут Избранными.
Куда бы ни шел князь Келлхус и две его женщины, вокруг них тут же собирались люди, умоляя о прикосновении, исцелении, прощении. Его лицо, выкрашенное пылью в цвет пустыни, сделалось бронзовым, а струящиеся волосы – почти белыми; он казался воплощением солнца, песка и камня. Он и только он мог смотреть на бескрайний Каратай и смеяться, протягивать руки к Гвоздю Небес и благодарить за страдания.
– Бог избирает! – восклицал он. – Бог!
И слова, что он произносил, были подобны воде.
На третью ночь он остановился в просторной впадине между барханами. Она пометил место на слежавшемся песке и велел нескольким своим ближайшим приверженцам, заудуньяни, начать копать. Когда они отчаялись что-либо найти, он приказал продолжать. Вскоре они почувствовали, что песок сделался влажным… Затем Келлхус прошел подальше и велел тем, кто был рядом, тоже копать ямы в разных местах. А из других организовал вооруженную охрану. Тысячи людей, пребывающих на грани депрессии, толпились вокруг, удерживаемые остриями опущенных копий, – им не терпелось посмотреть, что же тут творится. Через несколько страж в лунном свете заблестело четырнадцать луж темной воды. Колодцы, питаемые подземными водами…
Вода была мутной, но сладкой и не отравленной мертвечиной.
Когда первые из Великих Имен с криками и пинками проложили себе путь к колодцам, они обнаружили князя Келлхуса на дне ямы; он стоял по колено в воде и подавал наполненные бурдюки людям, жадно тянувшим руки.
– Он указал мне место! – рассмеялся Келлхус, когда его начали славить. – Бог указал мне!
По приказу Великих Имен были вырыты новые колодцы и снова организована раздача воды. Поскольку большая часть Священного воинства страдала от жестокого обезвоживания, Великие Имена решили задержаться здесь на несколько дней. Уцелевших лошадей забили и съели сырыми, ввиду отсутствия топлива. На совете князя Келлхус хвалили за его открытие, но и только. Многие в Священном воинстве, особенно люди низших каст, в открытую славили его как Воина-Пророка. На собраниях Великих Имен, проходивших в узком кругу, спорили о князе Атритау, но так и не пришли к единому мнению. Икурей Конфас твердил, что пустыня уже породила одного лжепророка, Фана.
Тем временем в глубинах пустыни собрались племена кхиргви, решившие, что Священное воинство, подобно шакалу, нашло себе подходящее место, чтобы умереть. На следующую ночь они накинулись на айнрити. Тысячи кхиргви бешеным потоком хлынули с гребней барханов. Они были уверены, что их враги уже скорее трупы, чем живые люди. Но Люди Бивня, хоть и были захвачены врасплох, уже воспряли духом, их силы обновились; они окружили и перебили жителей пустыни. Были истреблены целые племена, пролившие много крови в бесчисленных стычках на просторах Кхемемы.
Последняя еда была распределена между воинами. Бурдюки снова были наполнены и закинуты на крепкие плечи. Над темной пустыней взлетели песни, и многие из них были гимнами в честь Воина-Пророка. Священное воинство, непокоренное и дерзкое, продолжило свой путь на юг. Оно потеряло при Менгедде, при Анвурате и в пустыне почти треть людей, но по-прежнему огромные колонны тянулись от горизонта до горизонта.
Они переходили через глубокие высохшие русла, проложенные редкими зимними дождями, и взбирались на барханы. Они снова смеялись над жуками-навозниками, суетливо спешащими куда-то со своим грузом. Настал день, и они поставили полотняные шатры, чтобы укрыться от безжалостного солнца и поспать.
Когда пришел вечер и войско, собрав лагерь, готово было двинуться в путь, многие заметили у западного края неба облака – кажется, первые облака, которые они видели с тех пор, как пришли в Гедею. Темно-фиолетовые тучи растеклись вдоль горизонта и окружили садящееся солнце, так что оно стало походить на радужку гневного красного глаза. Жрецы, оставшиеся без книг с толкованиями знамений, могли лишь гадать, что все это значит.
Воздух еще дрожал от жары и колыхался над раскаленной землей. И он был неподвижен – абсолютно неподвижен. Тишина опустилась на Священное воинство. Люди смотрели на горизонт, нервно приглядываясь, и понимали, что эти облака принадлежат не небу, а земле. А потом догадались.
Песчаная буря.
Тучи пыли катились на них с запада с ленивым изяществом шарфа, трепещущего на ветру. Старина Каратай все еще способен был ненавидеть. Великая Жажда все еще могла карать.
Порывы ветра, сдирающего кожу. Люди Бивня кричали во весь голос, зовя друг друга, – и не слышали. Они пытались разглядеть хотя бы силуэты сотоварищей сквозь бронзовую пелену, но были слепы. Они сбивались в кучки под хлещущим ветром, чувствуя, как вокруг воздвигаются груды песка и поглощают их. Чудовищный ветер сорвал походные укрытия. Он набросал новый узор барханов. Забытые бурдюки с водой были похоронены под слоем песка.
Песчаная буря бушевала до рассвета, а когда ветер стих, Люди Бивня, ошеломленные, словно дети, увидели вокруг преобразившуюся землю. Они собрали, что сумели, из уцелевших вещей и нашли несколько мертвых, погребенных под песком. Великие и Меньшие Имена собрались на Совет. Они поняли, что не смогут остаться здесь на день. Они должны идти – это было ясно. Но куда? Большинство считало, что следует вернуться к колодцам, найденным князем Келлхусом – как его до сих пор называли в совете, как по его настоянию, так и из-за отвращения, которое многим внушало имя «Воин-Пророк». Во всяком случае, на этот переход им воды хватит.
Но несогласные, с Икуреем Конфасом во главе, твердили, что колодцы, скорее всего, исчезли под слоем песка. Они указывали на окружающие барханы, так ярко сверкающие на солнце, что приходилось прикрывать глаза, и твердили, что местность вокруг колодцев наверняка изменилась. Если Священное воинство использует оставшуюся воду, чтобы двигаться прочь от Энатпанеи, и так и не найдет колодцы, оно обречено. Но при этом, заявил Конфас, снова опираясь на свои карты, сейчас оно находится в двух днях пути от воды. Если они выступят в этом направлении, им, конечно, придется терпеть лишения, но они выживут.
К удивлению многих, князь Келлхус согласился с ним.
– Конечно же, – сказал он, – лучше подвергнуться страданиям, чтобы избежать смерти, чем пытаться избежать страданий, рискуя умереть.
Священное воинство двинулось к Энатпанее.
Они прошли через море барханов и вступили на землю, подобную раскаленной плите, – каменную равнину, воздух над которой буквально шипел от жары. Снова были введен жесткий водный паек. Людей шатало от жажды, и некоторые принялись сбрасывать доспехи, оружие и одежды. Они шли нагишом, словно безумцы, а потом падали, почерневшие от жажды и сожженные солнцем. Последние лошади издохли, и пехотинцы, всегда возмущавшиеся тем, что знать заботится о лошадях больше, чем о людях, проходя мимо, проклинали и пинали безжизненные туши. Старый Готьелк окончательно лишился сил. Сыновья смастерили для него носилки и делились с ним своей водой. Лорда Ганьятти, конрийского палатина Анкириона, чья лысая голова здорово смахивала на обожженный палец, выглядывающий из порвавшейся перчатки, привязали к седлу, словно тюк.
Когда наступила ночь, Священное воинство по-прежнему двигалось на юг, ковыляя по песчаным барханам. Люди Бивня шли и шли, но прохладный воздух пустыни не приносил им особого облегчения. Никто не разговаривал. Они превратились в бесконечную процессию безмолвных призраков, идущих по барханам Каратая. Они шли – запыленные, истерзанные, с невидящими глазами, шатаясь, словно пьяные. Прежде четкие колонны расплывались, словно щепоть грязи, брошенная в воду, и удалялись друг от друга, пока Священное воинство не стало скопищем разрозненных фигур, бредущих но песку и пыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97