Щеки и нос у него покраснели, и в первый момент я пришел в ужас, решив, что старик пьян. Держась за край стола, он опустился на мой стул и жалобно сказал:
— Фитц?
— Что такое? — спросил я, подойдя к нему.
Он посмотрел на меня, а потом ответил — слишком, на мой взгляд, громко:
— Я тебя не слышу.
— Что с тобой случилось? — спросил я снова, на сей раз громче.
Не думаю, что он меня услышал, но он ответил:
— Она взорвалась. Я работал над той смесью, ну, помнишь, я показывал, когда побывал у тебя в хижине? На сей раз сработало даже слишком хорошо. Она взорвалась!
Чейд поднял руки и погладил щеки и брови. Лицо у него было трагическим. Я сразу понял, что его беспокоит, и принес ему зеркало. Он тут же принялся себя разглядывать, а я отправился за тазиком с водой и чистой тряпицей. Чейд приложил к щекам влажную тряпку, а когда убрал ее, они приобрели относительно нормальный цвет. Однако большая часть бровей осталась на компрессе.
— Похоже, взрыв получился довольно сильный. Волосы у тебя тоже обгорели.
— Что?
Я знаком показал ему, чтобы он говорил тише.
— Я тебя не слышу, — жалобно повторил Чейд. — В ушах стоит такой звон, что мне вспомнились детство и отчим… Он был мастером давать оплеухи. Бога, как я его ненавидел!
Уже то, что Чейд о нем упомянул, говорило, как сильно он расстроен. Он никогда особенно не делился со мной воспоминаниями о своем детстве. Потом он принялся теребить уши, как будто проверял, остались ли они на месте, а затем стал затыкать их пальцами, и тут же убирал руки.
— Ничего не слышу, — снова заявил он. — Но лицо в порядке, так ведь? Шрамов, похоже, не останется.
Я покачал головой.
— Брови снова вырастут. А это… — Я слегка прикоснулся к щеке. — Похоже на солнечный ожог. Думаю, слух тоже скоро вернется.
У меня не было никакой уверенности, что так и будет, но очень хотелось надеяться.
— Я тебя не слышу, — простонал Чейд.
Я погладил его по плечу, пытаясь утешить, и поставил перед ним свою чашку с чаем. Прикоснувшись рукой к губам, чтобы привлечь его внимание, я спросил, медленно выговаривая слова:
— А твой ученик в порядке?
Я прекрасно знал, что он ни за что не стал бы проводить подобный эксперимент в одиночестве.
Чейд внимательно смотрел на мои губы, но, похоже, все-таки понял, о чем я спрашиваю, потому что ответил:
— Об этом можешь не беспокоиться. Я о ней позаботился. — Затем, увидев, как меня удивило местоимение женского рода, рявкнул: — Не лезь не в свое дело, Фитц!
Конечно же, он разозлился больше на себя, чем на меня. Если бы я не был так сильно встревожен, то не сдержался бы и громко рассмеялся. Она. Значит, меня сменила девушка… Я заставил себя не думать, кто она такая и почему Чейд выбрал именно ее.
Через некоторое время я убедился, что он меня слышит, но не слишком хорошо. Оставалось надеяться, что со временем слух полностью восстановится, что я ему и сказал. Он кивнул и помахал рукой, словно отгоняя мои слова прочь, но я видел в его глазах страх. Если он оглохнет, ему будет трудно оставаться советником королевы.
Мужественно пытаясь не обращать внимания на свою глухоту, Чейд громко спросил меня, видел ли я свитки на столе, а потом, что я такое сотворил со своим лицом. Чтобы он не кричал, задавая мне все новые и новые вопросы, я писал краткие ответы. Я сообщил, что случайно оказался в эпицентре драки, которая вспыхнула в таверне, а его слишком занимало случившееся с ним самим, чтобы мои слова вызвали сомнения.
Затем он написал на клочке бумаги: «Ты поговорил с Барричем?»
«Я решил, что лучше этого не делать», — ответил я. Чейд поджал губы, вздохнул и промолчал, но я понял, что он хотел бы сказать мне очень многое. Наверняка он еще вернется к этой теме, когда мы сможем нормально разговаривать.
Затем мы с ним занялись отчетами шпионов, обращая внимание друг друга на интересные места, хотя оба согласились с тем, что ничего полезного в них нет. Чейд написал, что надеется вскорости получить донесение от своего человека, которого отправил на Аслевджал с заданием проверить, насколько правдивы легенды о драконе.
Мне хотелось поговорить с ним о Дьютифуле и Олухе, но я решил отложить это до более благоприятного момента — не только из-за того, что он плохо слышал. Просто я и сам еще не до конца понял, насколько далеко мне удалось продвинуться и удалось ли вообще. Я решил, что завтра продолжу свои занятия с Олухом.
И тут я сообразил, что завтра уже практически наступило. Чейд, похоже, тоже. Сказал, что отправляется в постель, а когда придет слуга, чтобы его разбудить, то притворится, будто у него болит желудок.
Я себе такой роскоши позволить не мог и потому быстро вернулся в свою комнату, чтобы переодеться перед тем, как идти в башню Верити. По правде говоря, я боялся предстоящего урока, наверное, не меньше моих учеников. Голова у меня отчаянно болела, и я, прижимая одну руку ко лбу, другой кое-как развел огонь в камине и зажег свечи на столе. Порой мне не удавалось вспомнить время, когда у меня не болела голова из-за использования Скилла. Несколько мгновений я раздумывал, не сходить ли к себе за эльфовской корой, но отказался от этой идеи — впрочем, вовсе не из-за опасений, что кора притупит мои способности к Скиллу, просто теперь эльфовская кора вызывала воспоминания о дурацкой ссоре с Шутом. Нет. Больше никакой коры.
Я услышал шаги Дьютифула на лестнице за дверью и отбросил все посторонние мысли. Он закрыл за собой дверь и подошел к столу. Я тихонько вздохнул — он держался так, что мне сразу стало ясно: мальчик меня не простил.
— Я не хочу заниматься Скиллом вместе с дурачком, — заявил он, забыв поздороваться. — Должны же быть еще люди, наделенные Скиллом. — И тут он на меня посмотрел. — Что с твоим лицом?
— Я подрался, — коротко ответил я, давая ему понять, что больше все равно ничего не скажу. — А теперь насчет твоих совместных занятий с Олухом. Он единственный известный мне кандидат. Больше я не знаю никого.
— Не может быть. А ты организовал поиски других?
— Нет.
Прежде чем я успел еще что-нибудь сказать, Дьютифул взял со стола фигурку на цепочке.
— Что это? — спросил он.
— Она твоя. Ты нашел ее на берегу, где мы встретили Другого. Не помнишь?
— Нет. — Дьютифул в ужасе разглядывал фигурку, а потом неохотно признался: — Да. Помню. — Он покачнулся, не сводя глаз с фигурки. — Эллиана, так ведь? Что это означает, Том? Почему я нашел ее изображение до того, как впервые увидел?
— Что? — Я протянул руку, но принц ничего не замечал.
Он просто сидел на своем стуле и не сводил глаз с фигурки. Я встал и обошел стол. А когда посмотрел на маленькое лицо, черные локоны, обнаженную грудь и черные, точно уголь, глаза, вдруг понял, что Дьютифул прав. Это действительно была Эллиана. Не такая, как сейчас, а такая, какой станет, когда превратится в женщину. Даже голубое украшение, напоминающее корону, было как две капли воды похоже на то, что носила нар-ческа.
— Я не знаю, что это значит, — вздохнув, ответил я.
Принц заговорил, точно во сне, глядя на лицо фигурки:
— То место, где мы оказались, берег… Он походил на водоворот, который поглощает магию. Все виды магии. — Сжимая в руке фигурку, он на мгновение закрыл глаза. — Я там чуть не умер, правда? Скилл затянул меня и пытался разорвать на куски. Но ты пришел на помощь и… кто-то еще. Кто-то… — Он беспомощно искал подходящие слова. — Кто-то огромный. Больше неба.
Я бы, наверное, описал случившееся иначе, но я понял, что он имеет в виду. Неожиданно я почувствовал, что не хочу обсуждать события, происшедшие на берегу, даже думать о них не хочу. Часы, проведенные нами там, словно окружало диковинное сияние — свет, который не срывал покров тайны с окружающей реальности, а, наоборот, делал его еще плотнее. Этот свет внушал мне ужас. Вот почему я не показал перья Шуту и никому о них не рассказал. Они были моим слабым местом. Дверью в неизведанное. Подобрав их, я дал толчок какой-то грандиозной цепи событий, привел в действие нечто такое, что никто не в состоянии контролировать. Даже сейчас мое сознание пугливо отгоняло от себя воспоминания, как будто я мог все изменить, сделать так, чтобы события вернулись в область не свершившихся.
— Что это было? Кого мы там встретили?
— Понятия не имею, — ответил я.
В глазах принца вспыхнул огонь любопытства.
— Мы должны узнать.
— Нет. Не должны. — Я тяжело вздохнул. — Если честно, я считаю, что нам нужно быть очень осторожными и сделать все, чтобы тайна осталась тайной.
Дьютифул удивленно на меня посмотрел.
— Почему? Разве ты не помнишь, что мы тогда испытали? Какое чудесное ощущение?
Я прекрасно все помнил, особенно сейчас, когда мы заговорили об этом. Я покачал головой и вдруг пожалел, что показал Дьютифулу фигурку. Когда я на нее смотрел, ко мне возвращались воспоминания о том береге — так запах духов или несколько слов песни неожиданно напоминают о глупостях, которые ты натворил накануне.
— Да. Ощущение было чудесным. И опасным. Я не хотел оттуда уходить. Ты тоже. Она нас заставила.
— Она? Нет, это была не женщина. Я почувствовал… как будто со мной рядом отец, он сильный, и мне с ним спокойно, он меня любит.
— Не думаю, что прав кто-то один из нас, — неохотно признал я. — Просто мы с тобой ощутили то, чего больше всего хотели.
— Ты считаешь, мы все придумали?
— Нет. Я полагаю, мы столкнулись с чем-то, чего понять были не в силах. И потому придали ему знакомую форму, чтобы наше сознание могло справиться с тем, что мы увидели.
— С чего ты взял? Ты прочитал об этом в записях, посвященных Скиллу?
— Нет, — неохотно сказал я. — В свитках я не нашел никаких упоминаний об этом. Просто я так думаю, потому что… потому что я так думаю.
Он посмотрел на меня, и я беспомощно пожал плечами, другого объяснения у меня не было. Только неуловимое предчувствие, когда я вспоминал существо, которое мы встретили, — предчувствие, окутанное ужасом.
Скрип открывающейся потайной двери выручил меня. Вошел Олух и громко чихнул. На шее у него висел свисток. Контраст между блестящим свистком и потрепанной рубашкой неожиданно заставил меня посмотреть на него другими глазами. Я был потрясен. Давно не мытые волосы облепили голову, сквозь прорехи в одежде проглядывает грязное тело. Я вдруг увидел его таким, каким видел Дьютифул, и понял, что его отвращение вызвано не только внешним уродством и жалкими умственными способностями слуги. Принц не сдержался, отшатнулся от Олуха и поморщился, когда тот вошел. Годы, проведенные с волком, помогли мне привыкнуть к тому, что некоторые вещи пахнут так, как они пахнут. Но вонь немытого тела Олуха не являлась присущей ему с рождения — ну, например, как запах хорька. Впрочем, тут все можно исправить, подумал я. И это необходимо сделать, если я хочу, чтобы принц согласился работать вместе с Олухом.
— Садись, Олух, — предложил я и показал на стул, который стоял далеко от принца.
Олух посмотрел на меня с опаской, но все-таки выдвинул стул, изучил сиденье, словно мы хотели над ним посмеяться и придумали какой-то розыгрыш, потом, убедившись, что все в порядке, с шумом плюхнулся на него и принялся чесать левое ухо. Взглянув на принца, я заметил, что он завороженно наблюдает за Олухом.
— Итак, все в сборе, — объявил я и подумал, что не имею ни малейшего представления о том, чем буду с ними заниматься.
Олух прищурился и посмотрел на меня.
— Девушка снова плачет, — сообщил он так, словно я был виноват.
— Ничего. Я займусь девушкой чуть позже, — пообещал я ему, хотя сердце мучительно сжалось у меня в груди.
— Какая девушка? — мгновенно поинтересовался принц.
— Тебе не о чем беспокоиться.
Олух, давай не будем говорить о девушке сейчас. Мы здесь, чтобы учиться.
Олух перестал чесаться, положил руку на стол и с самым серьезным видом уставился на меня.
— Зачем ты так делаешь? Зачем говоришь у меня в голове?
— Чтобы проверить, можешь ли ты меня слышать.
Олух задумчиво фыркнул.
— Я тебя слышал. Песья вонючка.
Не смей этого делать.
— Вы разговариваете друг с другом при помощи Скилла? — с любопытством спросил принц.
— Да.
— Тогда почему я вас не слышу?
— Потому что мы обращаемся только друг к другу.
Принц нахмурился.
— Как он этому научился, если я не умею?
— Не знаю, — признался я. — Олух, похоже, самостоятельно занимался развитием своих способностей. Я и сам не очень понимаю, что он умеет.
— А он не может хотя бы на время убрать свою музыку?
Я расширил свое собственное восприятие Скилла и понял, что сознательно стараюсь не обращать внимания на окружавшую Олуха музыку.
— Олух, — повернувшись к нему, спросил я, — ты можешь заглушить музыку? Можешь обращаться ко мне только мыслями, без музыки?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Музыку?
— Песню твоей мамы. Ты можешь сделать так, чтобы она смолкла?
Он задумался на мгновение и принялся жевать свой толстый язык.
— Нет, — решил он наконец.
— Почему не можешь? — требовательно спросил принц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— Фитц?
— Что такое? — спросил я, подойдя к нему.
Он посмотрел на меня, а потом ответил — слишком, на мой взгляд, громко:
— Я тебя не слышу.
— Что с тобой случилось? — спросил я снова, на сей раз громче.
Не думаю, что он меня услышал, но он ответил:
— Она взорвалась. Я работал над той смесью, ну, помнишь, я показывал, когда побывал у тебя в хижине? На сей раз сработало даже слишком хорошо. Она взорвалась!
Чейд поднял руки и погладил щеки и брови. Лицо у него было трагическим. Я сразу понял, что его беспокоит, и принес ему зеркало. Он тут же принялся себя разглядывать, а я отправился за тазиком с водой и чистой тряпицей. Чейд приложил к щекам влажную тряпку, а когда убрал ее, они приобрели относительно нормальный цвет. Однако большая часть бровей осталась на компрессе.
— Похоже, взрыв получился довольно сильный. Волосы у тебя тоже обгорели.
— Что?
Я знаком показал ему, чтобы он говорил тише.
— Я тебя не слышу, — жалобно повторил Чейд. — В ушах стоит такой звон, что мне вспомнились детство и отчим… Он был мастером давать оплеухи. Бога, как я его ненавидел!
Уже то, что Чейд о нем упомянул, говорило, как сильно он расстроен. Он никогда особенно не делился со мной воспоминаниями о своем детстве. Потом он принялся теребить уши, как будто проверял, остались ли они на месте, а затем стал затыкать их пальцами, и тут же убирал руки.
— Ничего не слышу, — снова заявил он. — Но лицо в порядке, так ведь? Шрамов, похоже, не останется.
Я покачал головой.
— Брови снова вырастут. А это… — Я слегка прикоснулся к щеке. — Похоже на солнечный ожог. Думаю, слух тоже скоро вернется.
У меня не было никакой уверенности, что так и будет, но очень хотелось надеяться.
— Я тебя не слышу, — простонал Чейд.
Я погладил его по плечу, пытаясь утешить, и поставил перед ним свою чашку с чаем. Прикоснувшись рукой к губам, чтобы привлечь его внимание, я спросил, медленно выговаривая слова:
— А твой ученик в порядке?
Я прекрасно знал, что он ни за что не стал бы проводить подобный эксперимент в одиночестве.
Чейд внимательно смотрел на мои губы, но, похоже, все-таки понял, о чем я спрашиваю, потому что ответил:
— Об этом можешь не беспокоиться. Я о ней позаботился. — Затем, увидев, как меня удивило местоимение женского рода, рявкнул: — Не лезь не в свое дело, Фитц!
Конечно же, он разозлился больше на себя, чем на меня. Если бы я не был так сильно встревожен, то не сдержался бы и громко рассмеялся. Она. Значит, меня сменила девушка… Я заставил себя не думать, кто она такая и почему Чейд выбрал именно ее.
Через некоторое время я убедился, что он меня слышит, но не слишком хорошо. Оставалось надеяться, что со временем слух полностью восстановится, что я ему и сказал. Он кивнул и помахал рукой, словно отгоняя мои слова прочь, но я видел в его глазах страх. Если он оглохнет, ему будет трудно оставаться советником королевы.
Мужественно пытаясь не обращать внимания на свою глухоту, Чейд громко спросил меня, видел ли я свитки на столе, а потом, что я такое сотворил со своим лицом. Чтобы он не кричал, задавая мне все новые и новые вопросы, я писал краткие ответы. Я сообщил, что случайно оказался в эпицентре драки, которая вспыхнула в таверне, а его слишком занимало случившееся с ним самим, чтобы мои слова вызвали сомнения.
Затем он написал на клочке бумаги: «Ты поговорил с Барричем?»
«Я решил, что лучше этого не делать», — ответил я. Чейд поджал губы, вздохнул и промолчал, но я понял, что он хотел бы сказать мне очень многое. Наверняка он еще вернется к этой теме, когда мы сможем нормально разговаривать.
Затем мы с ним занялись отчетами шпионов, обращая внимание друг друга на интересные места, хотя оба согласились с тем, что ничего полезного в них нет. Чейд написал, что надеется вскорости получить донесение от своего человека, которого отправил на Аслевджал с заданием проверить, насколько правдивы легенды о драконе.
Мне хотелось поговорить с ним о Дьютифуле и Олухе, но я решил отложить это до более благоприятного момента — не только из-за того, что он плохо слышал. Просто я и сам еще не до конца понял, насколько далеко мне удалось продвинуться и удалось ли вообще. Я решил, что завтра продолжу свои занятия с Олухом.
И тут я сообразил, что завтра уже практически наступило. Чейд, похоже, тоже. Сказал, что отправляется в постель, а когда придет слуга, чтобы его разбудить, то притворится, будто у него болит желудок.
Я себе такой роскоши позволить не мог и потому быстро вернулся в свою комнату, чтобы переодеться перед тем, как идти в башню Верити. По правде говоря, я боялся предстоящего урока, наверное, не меньше моих учеников. Голова у меня отчаянно болела, и я, прижимая одну руку ко лбу, другой кое-как развел огонь в камине и зажег свечи на столе. Порой мне не удавалось вспомнить время, когда у меня не болела голова из-за использования Скилла. Несколько мгновений я раздумывал, не сходить ли к себе за эльфовской корой, но отказался от этой идеи — впрочем, вовсе не из-за опасений, что кора притупит мои способности к Скиллу, просто теперь эльфовская кора вызывала воспоминания о дурацкой ссоре с Шутом. Нет. Больше никакой коры.
Я услышал шаги Дьютифула на лестнице за дверью и отбросил все посторонние мысли. Он закрыл за собой дверь и подошел к столу. Я тихонько вздохнул — он держался так, что мне сразу стало ясно: мальчик меня не простил.
— Я не хочу заниматься Скиллом вместе с дурачком, — заявил он, забыв поздороваться. — Должны же быть еще люди, наделенные Скиллом. — И тут он на меня посмотрел. — Что с твоим лицом?
— Я подрался, — коротко ответил я, давая ему понять, что больше все равно ничего не скажу. — А теперь насчет твоих совместных занятий с Олухом. Он единственный известный мне кандидат. Больше я не знаю никого.
— Не может быть. А ты организовал поиски других?
— Нет.
Прежде чем я успел еще что-нибудь сказать, Дьютифул взял со стола фигурку на цепочке.
— Что это? — спросил он.
— Она твоя. Ты нашел ее на берегу, где мы встретили Другого. Не помнишь?
— Нет. — Дьютифул в ужасе разглядывал фигурку, а потом неохотно признался: — Да. Помню. — Он покачнулся, не сводя глаз с фигурки. — Эллиана, так ведь? Что это означает, Том? Почему я нашел ее изображение до того, как впервые увидел?
— Что? — Я протянул руку, но принц ничего не замечал.
Он просто сидел на своем стуле и не сводил глаз с фигурки. Я встал и обошел стол. А когда посмотрел на маленькое лицо, черные локоны, обнаженную грудь и черные, точно уголь, глаза, вдруг понял, что Дьютифул прав. Это действительно была Эллиана. Не такая, как сейчас, а такая, какой станет, когда превратится в женщину. Даже голубое украшение, напоминающее корону, было как две капли воды похоже на то, что носила нар-ческа.
— Я не знаю, что это значит, — вздохнув, ответил я.
Принц заговорил, точно во сне, глядя на лицо фигурки:
— То место, где мы оказались, берег… Он походил на водоворот, который поглощает магию. Все виды магии. — Сжимая в руке фигурку, он на мгновение закрыл глаза. — Я там чуть не умер, правда? Скилл затянул меня и пытался разорвать на куски. Но ты пришел на помощь и… кто-то еще. Кто-то… — Он беспомощно искал подходящие слова. — Кто-то огромный. Больше неба.
Я бы, наверное, описал случившееся иначе, но я понял, что он имеет в виду. Неожиданно я почувствовал, что не хочу обсуждать события, происшедшие на берегу, даже думать о них не хочу. Часы, проведенные нами там, словно окружало диковинное сияние — свет, который не срывал покров тайны с окружающей реальности, а, наоборот, делал его еще плотнее. Этот свет внушал мне ужас. Вот почему я не показал перья Шуту и никому о них не рассказал. Они были моим слабым местом. Дверью в неизведанное. Подобрав их, я дал толчок какой-то грандиозной цепи событий, привел в действие нечто такое, что никто не в состоянии контролировать. Даже сейчас мое сознание пугливо отгоняло от себя воспоминания, как будто я мог все изменить, сделать так, чтобы события вернулись в область не свершившихся.
— Что это было? Кого мы там встретили?
— Понятия не имею, — ответил я.
В глазах принца вспыхнул огонь любопытства.
— Мы должны узнать.
— Нет. Не должны. — Я тяжело вздохнул. — Если честно, я считаю, что нам нужно быть очень осторожными и сделать все, чтобы тайна осталась тайной.
Дьютифул удивленно на меня посмотрел.
— Почему? Разве ты не помнишь, что мы тогда испытали? Какое чудесное ощущение?
Я прекрасно все помнил, особенно сейчас, когда мы заговорили об этом. Я покачал головой и вдруг пожалел, что показал Дьютифулу фигурку. Когда я на нее смотрел, ко мне возвращались воспоминания о том береге — так запах духов или несколько слов песни неожиданно напоминают о глупостях, которые ты натворил накануне.
— Да. Ощущение было чудесным. И опасным. Я не хотел оттуда уходить. Ты тоже. Она нас заставила.
— Она? Нет, это была не женщина. Я почувствовал… как будто со мной рядом отец, он сильный, и мне с ним спокойно, он меня любит.
— Не думаю, что прав кто-то один из нас, — неохотно признал я. — Просто мы с тобой ощутили то, чего больше всего хотели.
— Ты считаешь, мы все придумали?
— Нет. Я полагаю, мы столкнулись с чем-то, чего понять были не в силах. И потому придали ему знакомую форму, чтобы наше сознание могло справиться с тем, что мы увидели.
— С чего ты взял? Ты прочитал об этом в записях, посвященных Скиллу?
— Нет, — неохотно сказал я. — В свитках я не нашел никаких упоминаний об этом. Просто я так думаю, потому что… потому что я так думаю.
Он посмотрел на меня, и я беспомощно пожал плечами, другого объяснения у меня не было. Только неуловимое предчувствие, когда я вспоминал существо, которое мы встретили, — предчувствие, окутанное ужасом.
Скрип открывающейся потайной двери выручил меня. Вошел Олух и громко чихнул. На шее у него висел свисток. Контраст между блестящим свистком и потрепанной рубашкой неожиданно заставил меня посмотреть на него другими глазами. Я был потрясен. Давно не мытые волосы облепили голову, сквозь прорехи в одежде проглядывает грязное тело. Я вдруг увидел его таким, каким видел Дьютифул, и понял, что его отвращение вызвано не только внешним уродством и жалкими умственными способностями слуги. Принц не сдержался, отшатнулся от Олуха и поморщился, когда тот вошел. Годы, проведенные с волком, помогли мне привыкнуть к тому, что некоторые вещи пахнут так, как они пахнут. Но вонь немытого тела Олуха не являлась присущей ему с рождения — ну, например, как запах хорька. Впрочем, тут все можно исправить, подумал я. И это необходимо сделать, если я хочу, чтобы принц согласился работать вместе с Олухом.
— Садись, Олух, — предложил я и показал на стул, который стоял далеко от принца.
Олух посмотрел на меня с опаской, но все-таки выдвинул стул, изучил сиденье, словно мы хотели над ним посмеяться и придумали какой-то розыгрыш, потом, убедившись, что все в порядке, с шумом плюхнулся на него и принялся чесать левое ухо. Взглянув на принца, я заметил, что он завороженно наблюдает за Олухом.
— Итак, все в сборе, — объявил я и подумал, что не имею ни малейшего представления о том, чем буду с ними заниматься.
Олух прищурился и посмотрел на меня.
— Девушка снова плачет, — сообщил он так, словно я был виноват.
— Ничего. Я займусь девушкой чуть позже, — пообещал я ему, хотя сердце мучительно сжалось у меня в груди.
— Какая девушка? — мгновенно поинтересовался принц.
— Тебе не о чем беспокоиться.
Олух, давай не будем говорить о девушке сейчас. Мы здесь, чтобы учиться.
Олух перестал чесаться, положил руку на стол и с самым серьезным видом уставился на меня.
— Зачем ты так делаешь? Зачем говоришь у меня в голове?
— Чтобы проверить, можешь ли ты меня слышать.
Олух задумчиво фыркнул.
— Я тебя слышал. Песья вонючка.
Не смей этого делать.
— Вы разговариваете друг с другом при помощи Скилла? — с любопытством спросил принц.
— Да.
— Тогда почему я вас не слышу?
— Потому что мы обращаемся только друг к другу.
Принц нахмурился.
— Как он этому научился, если я не умею?
— Не знаю, — признался я. — Олух, похоже, самостоятельно занимался развитием своих способностей. Я и сам не очень понимаю, что он умеет.
— А он не может хотя бы на время убрать свою музыку?
Я расширил свое собственное восприятие Скилла и понял, что сознательно стараюсь не обращать внимания на окружавшую Олуха музыку.
— Олух, — повернувшись к нему, спросил я, — ты можешь заглушить музыку? Можешь обращаться ко мне только мыслями, без музыки?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Музыку?
— Песню твоей мамы. Ты можешь сделать так, чтобы она смолкла?
Он задумался на мгновение и принялся жевать свой толстый язык.
— Нет, — решил он наконец.
— Почему не можешь? — требовательно спросил принц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106