Я попытался шагнуть к нему, но меня вновь потащило на поверхность. Я отчаянно сопротивлялся, точно рыба на крючке, но мое тело даже не пошевелилось.
— … Делал раньше. Во всяком случае, нечто похожее. Я был рядом, когда он использовал Скилл, чтобы исцелить волка. Кроме того, много лет назад я изучал, как устроено человеческое тело. Я не владею Скиллом, но я знаю Фи… Тома. Если ты сумеешь направить Скилл через меня, я готов. — Шут продолжал настаивать на своем.
— Мне нужно в уборную.
— Ладно, иди, Олух, но обязательно возвращайся. Ты меня понял? Сразу же вернись сюда, — в голосе Чейда слышалось раздражение. И неуверенность. — Ну, хуже не будет. Давай, Дьютифул, попробуй.
Я почувствовал, как Шут дотронулся до моей спины. Если руки Дьютифула показались мне холодными, то пальцы Шута были словно ледяные сосульки. Их жгучий холод вошел в мое тело. Мир замер, пока длилось это внушающее ужас и столь желанное прикосновение.
Много лет назад мы вместе с Шутом отправились в Горное Королевство на поиски Верити. Помогая мне ухаживать за изнуренным королем, он случайно задел своими пальцами посеребренные Скиллом руки Верити. Это физическое воплощение магии Скилла сверкало, точно ртуть. Контакт с чистой магией заставил Шута вздрогнуть и навсегда оставил на нем след. Со временем волшебство потускнело, но часть его сохранилась на кончиках его пальцев, и мне удавалось его увидеть, когда он занимался резьбой по дереву. Магия позволяла ему моментально познавать то, к чему он притрагивался, будь то дерево, растение или живое существо. Или я. Очень давно он оставил след на моем запястье. Перчатки лорда Голдена всегда защищали его посеребренные Скиллом пальцы от случайного контакта. Однако сейчас его обнаженные руки прикасались к коже моей спины.
Я отчетливо ощутил это мгновение. Словно маленькие холодные ножи, его пальцы проникли в меня, проникали вернее, чем удар клинка. Я не испытал ни боли, ни наслаждения. Между нами возникла связь, чистая и простая, словно мы стали едины. Я лежал неподвижно под его изучающими руками, у меня не осталось сил даже дрожать. Я лежал и молил всех богов, чтобы он больше ничего не делал. Впрочем, мне нечего было бояться. Я ощутил честь Шута в этом прикосновении, честь, которая пролегла между нами, подобно доспехам. Он касался лишь моего тела, но не сердца или разума. И тут я осознал — с растущим чувством вины — несправедливость своих упреков. Он никогда не попытался бы получить от меня то, чего я не предложил бы ему сам. Я услышал, как он заговорил, и его слова эхом Скилла отозвались в моем сознании.
Я вижу повреждения, Чейд. Мышцы подобны порвавшейся веревке. В тех местах, где их рассек меч, они гниют, туда попал яд из его внутренностей. Кровь разносит его по всему телу. И дело не только в том, что рана полна отравы. Поражено все тело, так краска распространяется в воде, а разложение поднимается по стволу дерева. Яд наполняет его, Чейд. Источник болезни не только в том месте, где в него вошел меч, но и в других частях, где тело пытается бороться, но все больше поддается воздействию яда.
— Ты можешь все исправить? Можешь исцелить тело? — Голос Чейда прозвучал едва слышно, впрочем, мне могло просто показаться, что мысли Шута звучат оглушительно громко.
Нет. Я вижу, что не так, но этого недостаточно, чтобы его исцелить. Он не кусок дерева, поэтому я не в силах просто отсечь ту часть, которая гниет. — Шут замолчал, но я чувствовал, как он продолжает бороться с собой. Когда Шут заговорил снова, я услышал в его голосе отчаяние. — Мы потерпели поражение. Он умирает.
— Нет, нет и нет. Нет, мой мальчик, нет, мой Фитц. Пожалуйста. — Легкие, словно сухие листья, руки старика опустились на мои плечи.
Я знал, как ужасно ему хочется исцелить меня. Потом мне показалось, что руки Чейда погрузились в меня, а жар его прикосновения обжег, точно бренди, пробежавшее по венам. Кто-то ахнул, а потом я почувствовал, почувствовал, как Шут объединил свой разум с разумом Чейда. Они вошли в контакт со мной. Они предприняли попытку применить Скилл — довольно жалкую. Голос старика дрогнул, когда он вскричал:
Дьютифул. Возьми меня за руку. Дай мне силу.
Теперь к ним присоединился Дьютифул, и все разрушилось. Свет вспыхнул и сменился тьмой.
— Позовите Олуха! — крикнул кто-то.
Это уже не имело значения. Я падал очень долго, становясь все меньше и меньше. Послышался вой волков, который с каждой минутой становился громче.
Потом на меня пролился свет. Он не был горячим, но каким-то непостижимым образом проникал повсюду. Я упал в него и сам стал светом. Казалось, его испускают мои глаза. И нет никакой возможности его избежать. Он опалял, но не освещал. Я ничего не видел. Невыносимо яркий свет неожиданно стал еще ярче, и с моих губ сорвался крик, все тело вопило от его мощи. Я стал сломанной веткой, которая вдруг выпрямилась, прорвавшей дамбу рекой, спутанными волосами, которые наконец-то расчесали быстрыми и уверенными движениями гребня. Во мне что-то изменилось. Но лекарство оказалось хуже болезни. У меня остановилось сердце, и я услышал крики отчаяния. И вдруг мое сердце вновь забилось. Воздух обжег легкие.
Я прошел через мгновение полного сознания, когда видел, чувствовал и понимал все. Они окружили меня. Посеребренные Скиллом пальцы Шута касались моей спины. Чейд сжимал его свободную руку, а другой рукой — ладонь Дьютифула. Дьютифул вцепился в широкую кисть Олуха, который стоял совершенно неподвижно, но Скилл кипел в нем, точно обезумевшее пламя. Глаза Чейда были широко раскрыты, губы раздвинулись в широкой ухмылке, открыв стиснутые зубы. Лицо Дьютифула побледнело от страха, он крепко зажмурил глаза. А Шут… Шут был золото и радость, и летящие по бескрайнему голубому небу сверкающие драконы. А потом он пронзительно, женским голосом выкрикнул:
— Прекратите! Прекратите! Это уже слишком! Мы зашли слишком далеко!
И они отпустили меня. Однако я продолжал мчаться вперед и без них. Я уже не мог остановиться. Подобно потоку, стремительно заливающему лощину, который сметает все на своем пути, я мчался все дальше и дальше.
Исцеление? Нет, то было совсем другое. Исцеление — это медленное постепенное выздоровление и время.
Исцеление, неожиданно понял я, это совсем не то, что один человек может сделать для другого. Тело должно само вернуть себя к жизни, если у него есть возможность спокойно отдохнуть и накопить силы. Я же чувствовал себя подобно человеку, который поджег собственные ноги, чтобы согреть руки. Мое тело сбрасывало сгнившую плоть и очищало зараженную кровь. Однако невозможно вырвать часть и отшвырнуть ее, не заменив на что-то другое, строительный материал необходимо где-то добывать. Мое тело крало у самого себя, и я ощущал этот процесс, но не мог его остановить.
Так я вновь обрел цельность, но за счет силы всего организма. Как стена, выстроенная без достаточного количества известкового раствора, сила была принесена в жертву нехватке материала. Когда все закончилось и мир вокруг успокоился и замедлил свой бег, я остался лежать посреди гноя и яда, исторгнутых из моего тела, но у меня не осталось сил даже на то, чтобы моргнуть.
Они смотрели на меня, четверо людей, вернувших меня к жизни. Старик, золотой лорд, принц и дурачок не сводили с меня глаз, и в них я прочитал страх, удовлетворение и сожаление. Так была сформирована группа Дьютифула — не самый лучший способ объединить пятерку столь разных людей.
Со времен группы Кроссфайер, составленной из калек, не было еще такого странного сочетания людей, столь слабо владеющих Скиллом. Шут вовсе не умел самостоятельно управлять Скиллом, лишь серебристые кончики пальцев да ниточка, связывающая нас, давали ему возможность быть членом нашей группы. Олух имел ярко выраженный талант, но почти ничего не знал и не имел ни малейшего желания учиться. Я обладал Скиллом, но никогда не знал, могу ли на него рассчитывать. А Чейд, да помогут нам боги, обнаружил свои способности на склоне лет. Он гордился ими, как мальчишка, получивший деревянный меч и не понимающий, какой вред может причинить настоящий клинок. Да, он обладал знаниями и амбициями, но ему не хватало интуитивного понимания магии, которое в избытке имелось у Олуха. Только наш принц обладал талантом к Скиллу, был не обделен интеллектом и желанием совершенствоваться, но и у него имелся недостаток — склонность к Уиту.
Я смотрел на людей, которых сумел объединить, только оказавшись на краю гибели, и мужество вдруг покинуло меня. Изменяющий!.. Группа, которая сможет прийти на помощь своему королю в пору крайней нужды. Но эта группа не может функционировать без него. Я уже не говорю о том, что всех ее членов должна связывать дружба, а мы больше походили на пятерых путешественников, случайно встретившихся в таверне.
Вероятно, Чейд увидел тоску в моих глазах, поскольку опустился на колени перед моей постелью и взял меня за руку.
— Все в порядке, мой мальчик, — ободряюще сказал он. — Ты будешь жить.
Я понимал, что он действительно хотел как лучше, но не выдержал и закрыл глаза, чтобы не видеть нечестивого сияния на его лице.
Я проспал четыре дня и четыре ночи. Меня купали и переодевали, но я так и не проснулся. Потом мне рассказывали, что я пил бульон и вино, а также ел жидкую кашу. Кто-то меня умывал. Я рад, что ничего не помню. Возможно, я пил во сне. Позднее я узнал, что меня несколько раз навещала Старлинг, что приходил Вим, который принес настойку, восстанавливающую силы, которую сделал по рецепту своей бабушки. Никого из них ко мне не пустили.
Но мне казалось, что все это было не со мной. Зато вдруг появились воспоминания, о существовании которых я не подозревал. Я бегал со стаей волков по склонам холмов. Наблюдал за их жизнью и мечтал присоединиться к ним. Но что-то не пускало меня, напоминая, что я должен вернуться обратно.
Однако один эпизод я все-таки запомнил. Женская рука помогла мне подняться и поднесла чашку с теплым молоком к губам. Я никогда не любил теплое молоко и попытался отвернуться, как только почувствовал его запах, но женщина была полна решимости. Оставался выбор: выпить или захлебнуться, и большую часть я выпил. Только после того, как она опустила меня на подушку, я осознал, что это моя королева. Я с трудом приоткрыл глаза.
— Извините, — прохрипел я, когда Кетриккен принялась вытирать мне лицо.
Она улыбнулась, и я уловил облегчение, промелькнувшее в ее глазах.
— Впервые у тебя хватило сил, чтобы привередничать. Значит, я могу считать, что ты начал поправляться и скоро вновь станешь самим собой? — Она говорила с шутливыми интонациями, но я видел, как она рада.
Отложив чистую тряпицу в сторону, Кетриккен взяла мои руки в свои ладони. Я ощутил, как мои кости трутся друг о друга в ее мягком пожатии; вся плоть исчезла с пальцев, и теперь они больше походили на когти. У меня не было сил смотреть на них, да и нежность в голубых глазах смущала. Я отвел взгляд в сторону и нахмурился, не узнав комнаты, в которой мы находились. Кетриккен сразу же все поняла.
— Я здесь кое-что изменила, — пояснила королева. — Не могла больше смотреть, как ты лежишь в этой клетке.
На полу я увидел толстый ковер, сделанный в Горном Королевстве. Я лежал на низком топчане, а моя взволнованная королева сидела, скрестив ноги, на подушке возле моей постели. В углу, на полке, стоял высокий, закрученный в спираль подсвечник с толстыми ароматизированными свечами, освещавшими комнату. На комоде, украшенном резьбой, пристроились таз для умывания и изящный кувшин. На низеньком столике — миска и кусок свежего хлеба, размоченного в бульоне. От него шел такой запах, что мне сразу же захотелось есть. Должно быть, Кетриккен заметила мой взгляд, поскольку тут же взяла миску и приготовилась меня кормить.
— Пожалуй, я смогу поесть сам, — торопливо сказал я и попытался сесть, но, к своему стыду, смог сделать это только при помощи Кетриккен.
Сев, я увидел гобелен на стене. Его недавно тщательно вычистили, и я сразу же узнал удлиненное лицо короля Вайздома, который смотрел на меня, подписывая договор с Элдерлингами. Вероятно, мне не удалось скрыть удивления, поскольку Кетриккен улыбнулась и пояснила:
— Чейд сказал, что он тебя удивит и порадует. Мне гобелен кажется мрачноватым, но Чейд утверждает, будто ты его любишь с давних пор.
Гобелен занимал всю стену. Как и в те дни, когда он висел в спальне моего детства, он произвел на меня кошмарное впечатление. Старик прекрасно это знал. Несмотря на ужасную слабость, я не сумел сдержать улыбки, оценив шутку Чейда. И все же я запротестовал:
— Но эта комната принадлежит скромному слуге. Теперь же, если забыть об отсутствии окон и размерах, она больше подходит для принца.
Кетриккен вздохнула.
— Чейд ругал меня, но я отказалась его слушать. Плохо уже то, что ты лежишь в такой маленькой и темной спальне. Я не желаю, чтобы тебе было холодно, темно и неуютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106