Я молча завернул перья и, сжав в кулаке, вернулся в свою спальню. И закрыл за собой дверь. Затем я привел в действие механизм потайного хода и начал долгий подъем в покои Чейда.
Я дрожал от слабости, когда добрался до кровати. Не раздеваясь, я забрался под одеяло и вскоре погрузился в глубокий сон. Когда через несколько часов я проснулся, в животе у меня урчало от голода, а огонь в камине почти догорел. Вставать, есть, бросать в огонь поленья — нет, это не стоило моих усилий. Я поплотнее закутался в одеяло и вновь погрузился в темноту.
В следующий раз я проснулся, когда надо мной кто-то склонился. Я с криком сел и схватил принца за горло, не успев понять, что происходит, но через мгновение страх отступил.
— Извини, извини, — пробормотал я.
Принц отошел от моей постели и растерянно потер шею.
— Что с тобой случилось? — хрипло спросил он, и в его голосе гнев смешался с тревогой.
Я сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло. Моя одежда пропиталась потом, во рту скопилась горечь.
— Извини, — повторил я. — Ты меня напугал. Я с трудом выбрался из-под одеяла и встал.
Мне никак не удавалось успокоиться. Казалось, реальность стала продолжением кошмарного сна, содержание которого я забыл. Я огляделся по сторонам, пытаясь понять, что происходит. В кресле Чейда сидел Олух, вытянув ноги в сторону огня. Он был в новом костюме, какие носят слуги Баккипа, сшитом специально для него. Как долго я собирался купить ему башмаки и одежду? Должно быть, о нем позаботился Чейд. Пламя весело пылало в камине, на столе стоял поднос с едой.
— Это ты принес? Спасибо. — Я подошел к столу и налил себе стакан вина.
Принц недоуменно покачал головой.
— Что принес?
Я поставил на стол пустой стакан. Сухость в горле не исчезла. Я налил еще вина и залпом выпил.
— Еду и дрова, — пояснил я. — И вино.
— Нет. Поднос стоял на столе, когда мы пришли. Да и огонь горел в камине.
Я постепенно приходил в себя, сердце снова стучало ровно. Должно быть, пока я спал, приходил Чейд. Тут только я понял, что меня смущает.
— Как ты сюда попал? — резко спросил я у принца.
— Меня привел Олух.
Услышав свое имя, дурачок повернул голову. Они с принцем обменялись заговорщицкими улыбками, и я почувствовал, что между ними что-то произошло. Олух захихикал и вновь повернулся к огню.
— Тебе не следует здесь находиться, — сердито сказал я Дьютифулу.
Усевшись за стол, я налил себе третий стакан вина. Потом снял тарелку, которой был накрыт котелок с супом. Он почти остыл. К тому же на еду уходит столько сил… Я решил ограничиться вином.
— Почему мне не следует здесь быть? Почему я не должен знать все секреты замка, если однажды стану королем? Или я слишком молод, глуп и недостоин доверия?
Дьютифул принял мои слова слишком близко к сердцу. И я вдруг понял, что не знаю, как ему отвечать.
— Мне казалось, что Чейд не хочет, чтобы ты сюда приходил, — ответил я.
— Наверное. — Дьютифул подошел к столу и уселся напротив меня, а я налил еще вина. — Существует множество вещей, которые Чейд скрывает от всех. Он обожает секреты. Из-за него замок Баккип полон тайн, точно гнездо сороки — блестящих камушков. Причем по той же самой причине — ему нравится их иметь. — Он критически посмотрел на меня. — У тебя вновь появились шрамы. Неужели действие Скилла прекращается?
— Нет. Мы с Чейдом вернули их обратно. Решили, что так будет разумнее. Чем меньше люди задают вопросов, тем лучше.
Дьютифул кивнул, но продолжал смотреть на меня.
— Ты выглядишь лучше и, одновременно, хуже, чем раньше. Тебе не следовало пить столько вина перед едой.
— Все остыло.
— Ну, не так уж трудно подогреть суп, — нетерпеливо проговорил он, рассерженный моей глупостью.
Я думал, что он прикажет Олуху заняться обедом, но Дьютифул сам взял котелок, взболтал содержимое и снова накрыл крышкой. Затем, словно делал это каждый день, нацепил котелок на крюк над огнем, разломил пополам маленький каравай хлеба и положил поближе к огню.
— Нагреть воды для чаю? Лучше пить чай, чем накачиваться вином.
Я поставил пустой стакан на стол, но не стал его доливать.
— Иногда ты меня поражаешь. Ты знаешь вещи, которые должны быть недоступны принцу.
— Ну, ты же знаешь мою мать. Жертвенная. Она хотела воспитать меня так, как в горах воспитывают Жертвенных, то есть научить всему, что умеет мальчик из крестьянской семьи. Когда она поняла, что в Баккипе, где слуги сразу же бросаются выполнять любое мое желание, это невозможно, она решила передать меня на воспитание и сначала собиралась отослать в горы, но Чейд уговорил ее оставить меня в Шести Герцогствах. Ей пришлось согласиться. Когда мне исполнилось восемь лет, мать отправила меня к леди Пейшенс, и я полтора года исполнял обязанности пажа. Стоит ли объяснять, что там никто не обращался со мной, как с изнеженным маленьким принцем. Первые два месяца леди Пейшенс нередко забывала мое имя. Однако она научила меня замечательным вещам.
— Но готовить тебя учила не леди Пейшенс, — возразил я прежде, чем успел сообразить, что этого говорить не следовало.
— Вот и нет, — с усмешкой ответил принц. — Мне пришлось научиться. Леди Пейшенс любит поесть чего-нибудь горячего поздно вечером в своей спальне, но я не мог позволить ей самой разогревать еду, она все сожгла бы, а ее спальня наполнилась бы дымом. Я многому у нее научился, но тут ты совершенно прав. Она не обладает кулинарными талантами. Лейси показала мне, как подогревать пищу на огне камина. И многое другое. Я умею вязать кружева лучше многих придворных дам.
— В самом деле? — спросил я с некоторым интересом.
Дьютифул стоял спиной ко мне, помешивая суп в котелке, и комната наполнилась аппетитными запахами. Похоже, моя промашка прошла незамеченной.
— Да, правда. Если хочешь, я могу тебя научить. — Он вытащил котелок из огня. Вновь встряхнул его и принес на стол вместе с хлебом, словно стал моим пажом. — Лейси говорила, что ты так и не смог научиться вязать, когда был мальчишкой. Тебе не хватало терпения.
Я взял ложку и тут же положил ее на стол. Дьютифул вернулся к камину и проверил воду.
— Нет, еще не успела нагреться, — деловито заметил он. — Лейси говорит, что, если ты хочешь заварить хороший чай, пар должен подниматься из носика на целую ладонь. Впрочем, я не сомневаюсь, тебе она говорила то же самое. Леди Пейшенс и Лейси рассказывали о тебе множество историй. А вот в Баккипе тебя вспоминали редко. Одни с сожалением, другие с проклятиями. Когда я оказался у леди Пейшенс, у меня создалось впечатление, что они не могут не вспоминать о тебе, хотя Пейшенс часто принималась плакать. Я никогда этого не понимал. Она считает тебя мертвым и скорбит. Каждый день. Как ты мог так с ней поступить? Ведь она твоя мать.
— Леди Пейшенс не моя мать, — слабо возразил я.
— А она говорит, что мать. Во всяком случае, была матерью, — мрачно поправился принц. — Она всегда говорила мне, что я на самом деле хочу есть или надеть. А если я начинал протестовать, она заявляла: «Не смеши меня! Я знаю, чего ты хочешь. Я все знаю о мальчиках! Когда-то и у меня был сын». Леди Пейшенс имела в виду тебя, — угрюмо добавил принц. Наверное, на всякий случай — вдруг я и этого не понимаю.
Я сидел и молчал, уговаривая себя, что еще не поправился, что долгие дни, проведенные в холодной тюрьме, исцеление при помощи Скилла, восстановление прежних шрамов и холодная отстраненность Шута полностью опустошили меня. Поэтому я дрожал, мой голос пресекся, и меня охватила полная растерянность — столь тщательно оберегаемый секрет раскрыт. На меня обрушился мрак, даже эльфовская кора не приносила такой пустоты и ужаса. На глаза навернулись слезы. Быть может, если не моргать, они не прольются. Быть может, если я буду сидеть неподвижно, слезы сами высохнут.
Над чайником поднялись клубы пара, и Дьютифул подошел к камину. Я торопливо вытер глаза рукавом. Принц вылил кипящую воду в сосуд с травами и вернулся к камину.
— Моя мать рассказала мне, — негромко заговорил он, не оборачиваясь. Очевидно, мне не удалось его обмануть, и теперь он всячески делал вид, что ничего не замечает. — Они с Чейдом ужасно переживали из-за того, что ты был вынужден оставаться в тюрьме. Они все время спорили и никак не могли договориться. Мать твердила, что она отправится в тюрьму и заберет тебя оттуда. Он отвечал, что она не должна так поступать, поскольку это подвергнет меня серьезной опасности. Тогда мать заявила, что намерена рассказать мне, кто умирает в тюрьме за меня. Чейд попытался возражать. А она сказала, что время пришло — я должен знать, что такое стать Жертвенным для своего народа. Потом они попросили меня уйти и продолжали спорить. — Дьютифул поставил чайник обратно на огонь, вернулся и сел напротив меня.
Я не мог заставить себя посмотреть ему в глаза.
— Ты знаешь, что она имеет в виду, когда называет тебя Жертвенным? Ты знаешь, как моя мать к тебе относится? — Дьютифул подтолкнул хлеб ко мне. — Тебе нужно поесть. Ты выглядишь ужасно. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Когда она называет тебя Жертвенным, то имеет в виду, что ты — законный король Шести Герцогств. Вероятно, она так думает с того самого момента, как мой отец умер… или превратился в дракона.
Тут я посмотрел на него. То, что Кетриккен рассказала ему все, потрясло меня до глубины души. Я посмотрел на Олуха, дремлющего возле огня. Принц проследил за моим взглядом, но ничего не сказал, однако Олух неожиданно открыл глаза и повернулся к нему.
— Какая отвратительная еда, — заметил принц, обращаясь к Олуху. — Как ты думаешь, тебе удастся найти на кухне что-нибудь получше? Каких-нибудь сладостей, например?
На лице Олуха расплылась широкая улыбка.
— Я знаю, что у них есть, и могу принести. Сушеные ягоды и яблочный пирог. — Он облизнул губы и встал.
Я с удивлением обнаружил, что на передней части его куртки вышит олень — символ Видящих.
— Отправляйся тем же путем, каким мы сюда пришли, пожалуйста. Важно, чтобы ты это помнил.
Олух со значением кивнул.
— Важно. Да. Я помню. Я уже много времени знаю. Пройти сквозь красивую дверь; вернуться через красивую дверь. И только когда никто не смотрит.
— Хорошо, Олух. Прямо не знаю, что бы я без тебя делал. — В голосе принца я уловил удовлетворение и что-то еще.
Не снисходительность, но… Да. я понял. Гордость обладания. Он говорил с Олухом, как охотник со своим лучшим волкодавом. Когда дурачок ушел, я спросил:
— Ты сделал Олуха своим слугой? Открыто?
— Если мой дед мог сделать шутом тощего мальчишку-альбиноса, почему бы мне не взять на службу дурачка?
— Ты не позволяешь слугам над ним смеяться? — поморщившись, спросил я.
— Конечно, нет. Ты знаешь, что Олух неплохо поет? У него довольно странный голос, но он не фальшивит. Я не таскаю его за собой постоянно, но его видят рядом со мной и больше не решаются дразнить. К тому же я могу незаметно для всех обратиться к нему, и Олух вовремя оказывается там, где нужно. — Дьютифул кивнул, довольный собой. — Мне кажется, сейчас он стал счастливее. Олух научился получать удовольствие от горячей ванны и чистой одежды. И я дарю ему простые игрушки, которые его радуют. Только одно меня тревожит. Женщина, помогающая Олуху следить за собой, сказала мне, что знала лишь двоих таких, как он. Она утверждает, что люди вроде него долго не живут и что Олуху осталось совсем немного. Как ты думаешь, это правда?
— Понятия не имею, мой принц.
Я обратился к нему так, совершенно не подумав. Он ухмыльнулся.
— А как мне следует тебя называть? Благородный кузен? Лорд Фитц Чивэл?
— Том Баджерлок, — сумрачно поправил я.
— Конечно. И лорд Голден. Честно говоря, мне гораздо легче признать в тебе Фитца Чивэла, чем лорда Голдена в разноцветном костюме шута.
— С тех пор прошло много лет, — сказал я, стараясь скрыть охватившую меня печаль. — Когда королева решила поведать тебе все семейные тайны?
— В ту ночь, когда мы тебя исцелили. Она провела меня по потайным ходам в твою комнату, и мы всю ночь оставались рядом с тобой. Она говорила очень долго. Без шрамов ты стал похож на моего отца — так она сказала. Иногда, глядя тебе в глаза, я видел отца. Она не успела поведать мне твою историю за один раз. Мать провела со мной три долгих вечера. И все это время сидела возле твоей постели и держала тебя за руку, а меня посадила на пол. И больше никого не пускала в твою спальню.
— Я не знал, что она сидела со мной. И ты.
Он пожал плечами.
— Твое тело удалось исцелить, но ты был настолько истощен, что ничего не видел и не слышал. Я не мог связаться с тобой при помощи Скилла, а через Уит воспринимал как маленький тлеющий фитилек. Казалось, он в любой момент может погаснуть. Но когда мать держала тебя за руку, огонек горел немного ярче. И она это чувствовала. Мне показалось, что мать пыталась не дать тебе уйти.
Я поднял руки и тут же бессильно опустил их на стол.
— Не знаю, как мне разобраться во всем, — признался я. — Как относиться к тому, что ты знаешь мою тайну…
— А мне показалось, что ты вздохнешь с облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Я дрожал от слабости, когда добрался до кровати. Не раздеваясь, я забрался под одеяло и вскоре погрузился в глубокий сон. Когда через несколько часов я проснулся, в животе у меня урчало от голода, а огонь в камине почти догорел. Вставать, есть, бросать в огонь поленья — нет, это не стоило моих усилий. Я поплотнее закутался в одеяло и вновь погрузился в темноту.
В следующий раз я проснулся, когда надо мной кто-то склонился. Я с криком сел и схватил принца за горло, не успев понять, что происходит, но через мгновение страх отступил.
— Извини, извини, — пробормотал я.
Принц отошел от моей постели и растерянно потер шею.
— Что с тобой случилось? — хрипло спросил он, и в его голосе гнев смешался с тревогой.
Я сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло. Моя одежда пропиталась потом, во рту скопилась горечь.
— Извини, — повторил я. — Ты меня напугал. Я с трудом выбрался из-под одеяла и встал.
Мне никак не удавалось успокоиться. Казалось, реальность стала продолжением кошмарного сна, содержание которого я забыл. Я огляделся по сторонам, пытаясь понять, что происходит. В кресле Чейда сидел Олух, вытянув ноги в сторону огня. Он был в новом костюме, какие носят слуги Баккипа, сшитом специально для него. Как долго я собирался купить ему башмаки и одежду? Должно быть, о нем позаботился Чейд. Пламя весело пылало в камине, на столе стоял поднос с едой.
— Это ты принес? Спасибо. — Я подошел к столу и налил себе стакан вина.
Принц недоуменно покачал головой.
— Что принес?
Я поставил на стол пустой стакан. Сухость в горле не исчезла. Я налил еще вина и залпом выпил.
— Еду и дрова, — пояснил я. — И вино.
— Нет. Поднос стоял на столе, когда мы пришли. Да и огонь горел в камине.
Я постепенно приходил в себя, сердце снова стучало ровно. Должно быть, пока я спал, приходил Чейд. Тут только я понял, что меня смущает.
— Как ты сюда попал? — резко спросил я у принца.
— Меня привел Олух.
Услышав свое имя, дурачок повернул голову. Они с принцем обменялись заговорщицкими улыбками, и я почувствовал, что между ними что-то произошло. Олух захихикал и вновь повернулся к огню.
— Тебе не следует здесь находиться, — сердито сказал я Дьютифулу.
Усевшись за стол, я налил себе третий стакан вина. Потом снял тарелку, которой был накрыт котелок с супом. Он почти остыл. К тому же на еду уходит столько сил… Я решил ограничиться вином.
— Почему мне не следует здесь быть? Почему я не должен знать все секреты замка, если однажды стану королем? Или я слишком молод, глуп и недостоин доверия?
Дьютифул принял мои слова слишком близко к сердцу. И я вдруг понял, что не знаю, как ему отвечать.
— Мне казалось, что Чейд не хочет, чтобы ты сюда приходил, — ответил я.
— Наверное. — Дьютифул подошел к столу и уселся напротив меня, а я налил еще вина. — Существует множество вещей, которые Чейд скрывает от всех. Он обожает секреты. Из-за него замок Баккип полон тайн, точно гнездо сороки — блестящих камушков. Причем по той же самой причине — ему нравится их иметь. — Он критически посмотрел на меня. — У тебя вновь появились шрамы. Неужели действие Скилла прекращается?
— Нет. Мы с Чейдом вернули их обратно. Решили, что так будет разумнее. Чем меньше люди задают вопросов, тем лучше.
Дьютифул кивнул, но продолжал смотреть на меня.
— Ты выглядишь лучше и, одновременно, хуже, чем раньше. Тебе не следовало пить столько вина перед едой.
— Все остыло.
— Ну, не так уж трудно подогреть суп, — нетерпеливо проговорил он, рассерженный моей глупостью.
Я думал, что он прикажет Олуху заняться обедом, но Дьютифул сам взял котелок, взболтал содержимое и снова накрыл крышкой. Затем, словно делал это каждый день, нацепил котелок на крюк над огнем, разломил пополам маленький каравай хлеба и положил поближе к огню.
— Нагреть воды для чаю? Лучше пить чай, чем накачиваться вином.
Я поставил пустой стакан на стол, но не стал его доливать.
— Иногда ты меня поражаешь. Ты знаешь вещи, которые должны быть недоступны принцу.
— Ну, ты же знаешь мою мать. Жертвенная. Она хотела воспитать меня так, как в горах воспитывают Жертвенных, то есть научить всему, что умеет мальчик из крестьянской семьи. Когда она поняла, что в Баккипе, где слуги сразу же бросаются выполнять любое мое желание, это невозможно, она решила передать меня на воспитание и сначала собиралась отослать в горы, но Чейд уговорил ее оставить меня в Шести Герцогствах. Ей пришлось согласиться. Когда мне исполнилось восемь лет, мать отправила меня к леди Пейшенс, и я полтора года исполнял обязанности пажа. Стоит ли объяснять, что там никто не обращался со мной, как с изнеженным маленьким принцем. Первые два месяца леди Пейшенс нередко забывала мое имя. Однако она научила меня замечательным вещам.
— Но готовить тебя учила не леди Пейшенс, — возразил я прежде, чем успел сообразить, что этого говорить не следовало.
— Вот и нет, — с усмешкой ответил принц. — Мне пришлось научиться. Леди Пейшенс любит поесть чего-нибудь горячего поздно вечером в своей спальне, но я не мог позволить ей самой разогревать еду, она все сожгла бы, а ее спальня наполнилась бы дымом. Я многому у нее научился, но тут ты совершенно прав. Она не обладает кулинарными талантами. Лейси показала мне, как подогревать пищу на огне камина. И многое другое. Я умею вязать кружева лучше многих придворных дам.
— В самом деле? — спросил я с некоторым интересом.
Дьютифул стоял спиной ко мне, помешивая суп в котелке, и комната наполнилась аппетитными запахами. Похоже, моя промашка прошла незамеченной.
— Да, правда. Если хочешь, я могу тебя научить. — Он вытащил котелок из огня. Вновь встряхнул его и принес на стол вместе с хлебом, словно стал моим пажом. — Лейси говорила, что ты так и не смог научиться вязать, когда был мальчишкой. Тебе не хватало терпения.
Я взял ложку и тут же положил ее на стол. Дьютифул вернулся к камину и проверил воду.
— Нет, еще не успела нагреться, — деловито заметил он. — Лейси говорит, что, если ты хочешь заварить хороший чай, пар должен подниматься из носика на целую ладонь. Впрочем, я не сомневаюсь, тебе она говорила то же самое. Леди Пейшенс и Лейси рассказывали о тебе множество историй. А вот в Баккипе тебя вспоминали редко. Одни с сожалением, другие с проклятиями. Когда я оказался у леди Пейшенс, у меня создалось впечатление, что они не могут не вспоминать о тебе, хотя Пейшенс часто принималась плакать. Я никогда этого не понимал. Она считает тебя мертвым и скорбит. Каждый день. Как ты мог так с ней поступить? Ведь она твоя мать.
— Леди Пейшенс не моя мать, — слабо возразил я.
— А она говорит, что мать. Во всяком случае, была матерью, — мрачно поправился принц. — Она всегда говорила мне, что я на самом деле хочу есть или надеть. А если я начинал протестовать, она заявляла: «Не смеши меня! Я знаю, чего ты хочешь. Я все знаю о мальчиках! Когда-то и у меня был сын». Леди Пейшенс имела в виду тебя, — угрюмо добавил принц. Наверное, на всякий случай — вдруг я и этого не понимаю.
Я сидел и молчал, уговаривая себя, что еще не поправился, что долгие дни, проведенные в холодной тюрьме, исцеление при помощи Скилла, восстановление прежних шрамов и холодная отстраненность Шута полностью опустошили меня. Поэтому я дрожал, мой голос пресекся, и меня охватила полная растерянность — столь тщательно оберегаемый секрет раскрыт. На меня обрушился мрак, даже эльфовская кора не приносила такой пустоты и ужаса. На глаза навернулись слезы. Быть может, если не моргать, они не прольются. Быть может, если я буду сидеть неподвижно, слезы сами высохнут.
Над чайником поднялись клубы пара, и Дьютифул подошел к камину. Я торопливо вытер глаза рукавом. Принц вылил кипящую воду в сосуд с травами и вернулся к камину.
— Моя мать рассказала мне, — негромко заговорил он, не оборачиваясь. Очевидно, мне не удалось его обмануть, и теперь он всячески делал вид, что ничего не замечает. — Они с Чейдом ужасно переживали из-за того, что ты был вынужден оставаться в тюрьме. Они все время спорили и никак не могли договориться. Мать твердила, что она отправится в тюрьму и заберет тебя оттуда. Он отвечал, что она не должна так поступать, поскольку это подвергнет меня серьезной опасности. Тогда мать заявила, что намерена рассказать мне, кто умирает в тюрьме за меня. Чейд попытался возражать. А она сказала, что время пришло — я должен знать, что такое стать Жертвенным для своего народа. Потом они попросили меня уйти и продолжали спорить. — Дьютифул поставил чайник обратно на огонь, вернулся и сел напротив меня.
Я не мог заставить себя посмотреть ему в глаза.
— Ты знаешь, что она имеет в виду, когда называет тебя Жертвенным? Ты знаешь, как моя мать к тебе относится? — Дьютифул подтолкнул хлеб ко мне. — Тебе нужно поесть. Ты выглядишь ужасно. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Когда она называет тебя Жертвенным, то имеет в виду, что ты — законный король Шести Герцогств. Вероятно, она так думает с того самого момента, как мой отец умер… или превратился в дракона.
Тут я посмотрел на него. То, что Кетриккен рассказала ему все, потрясло меня до глубины души. Я посмотрел на Олуха, дремлющего возле огня. Принц проследил за моим взглядом, но ничего не сказал, однако Олух неожиданно открыл глаза и повернулся к нему.
— Какая отвратительная еда, — заметил принц, обращаясь к Олуху. — Как ты думаешь, тебе удастся найти на кухне что-нибудь получше? Каких-нибудь сладостей, например?
На лице Олуха расплылась широкая улыбка.
— Я знаю, что у них есть, и могу принести. Сушеные ягоды и яблочный пирог. — Он облизнул губы и встал.
Я с удивлением обнаружил, что на передней части его куртки вышит олень — символ Видящих.
— Отправляйся тем же путем, каким мы сюда пришли, пожалуйста. Важно, чтобы ты это помнил.
Олух со значением кивнул.
— Важно. Да. Я помню. Я уже много времени знаю. Пройти сквозь красивую дверь; вернуться через красивую дверь. И только когда никто не смотрит.
— Хорошо, Олух. Прямо не знаю, что бы я без тебя делал. — В голосе принца я уловил удовлетворение и что-то еще.
Не снисходительность, но… Да. я понял. Гордость обладания. Он говорил с Олухом, как охотник со своим лучшим волкодавом. Когда дурачок ушел, я спросил:
— Ты сделал Олуха своим слугой? Открыто?
— Если мой дед мог сделать шутом тощего мальчишку-альбиноса, почему бы мне не взять на службу дурачка?
— Ты не позволяешь слугам над ним смеяться? — поморщившись, спросил я.
— Конечно, нет. Ты знаешь, что Олух неплохо поет? У него довольно странный голос, но он не фальшивит. Я не таскаю его за собой постоянно, но его видят рядом со мной и больше не решаются дразнить. К тому же я могу незаметно для всех обратиться к нему, и Олух вовремя оказывается там, где нужно. — Дьютифул кивнул, довольный собой. — Мне кажется, сейчас он стал счастливее. Олух научился получать удовольствие от горячей ванны и чистой одежды. И я дарю ему простые игрушки, которые его радуют. Только одно меня тревожит. Женщина, помогающая Олуху следить за собой, сказала мне, что знала лишь двоих таких, как он. Она утверждает, что люди вроде него долго не живут и что Олуху осталось совсем немного. Как ты думаешь, это правда?
— Понятия не имею, мой принц.
Я обратился к нему так, совершенно не подумав. Он ухмыльнулся.
— А как мне следует тебя называть? Благородный кузен? Лорд Фитц Чивэл?
— Том Баджерлок, — сумрачно поправил я.
— Конечно. И лорд Голден. Честно говоря, мне гораздо легче признать в тебе Фитца Чивэла, чем лорда Голдена в разноцветном костюме шута.
— С тех пор прошло много лет, — сказал я, стараясь скрыть охватившую меня печаль. — Когда королева решила поведать тебе все семейные тайны?
— В ту ночь, когда мы тебя исцелили. Она провела меня по потайным ходам в твою комнату, и мы всю ночь оставались рядом с тобой. Она говорила очень долго. Без шрамов ты стал похож на моего отца — так она сказала. Иногда, глядя тебе в глаза, я видел отца. Она не успела поведать мне твою историю за один раз. Мать провела со мной три долгих вечера. И все это время сидела возле твоей постели и держала тебя за руку, а меня посадила на пол. И больше никого не пускала в твою спальню.
— Я не знал, что она сидела со мной. И ты.
Он пожал плечами.
— Твое тело удалось исцелить, но ты был настолько истощен, что ничего не видел и не слышал. Я не мог связаться с тобой при помощи Скилла, а через Уит воспринимал как маленький тлеющий фитилек. Казалось, он в любой момент может погаснуть. Но когда мать держала тебя за руку, огонек горел немного ярче. И она это чувствовала. Мне показалось, что мать пыталась не дать тебе уйти.
Я поднял руки и тут же бессильно опустил их на стол.
— Не знаю, как мне разобраться во всем, — признался я. — Как относиться к тому, что ты знаешь мою тайну…
— А мне показалось, что ты вздохнешь с облегчением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106