Послышался хор голосов, желавших Великой Матери спокойной ночи, после чего молодые люди подняли кресло и унесли ее наверх по лестнице. Нарческа некоторое время стояла и молча смотрела процессии вслед, пока она не скрылась в темноте. Потом она сделала глубокий вдох. Принц стоял у нее за спиной, часть волос Эллианы была зачесана кверху, открывая изящную шею. Белошвейка удачно скроила ее платье, подумал я. Татуировки были полностью скрыты. Я увидел, как Чейд слегка ткнул Дьютифула под ребра. Юноша вздрогнул, словно только что пробудился ото сна, и принялся с интересом разглядывать сапоги Пиоттра. Пиоттр смотрел на принца, будто на плохо воспитанного пса, который так и норовит стянуть со стола кусок мяса.
Нарческа расправила плечи и, повернувшись к нам, обвела взглядом собравшихся. Украшения в ее волосах были сделаны из рога нарвала. Оставалось только гадать, как мастерам удалось придать им такой пронзительно-голубой цвет. Крошечные звездочки сверкали, и я больше не сомневался, что фигурка, найденная принцем Дьютифулом на Берегу Сокровищ, предвещала ему встречу с Нарческой. Однако я по-прежнему не представлял, что вес это значит, да и времени подумать у меня не оставалось.
Каким-то образом Нарческа умудрилась улыбнуться. Улыбка получилась немного кривой и превратилась в усмешку. — Я забыла, что должна была сказать, — заявила она, слегка пожав плечами. — Может ли кто-нибудь произнести за меня слова Матери? — Затем, прежде чем кто-нибудь успел ответить на ее просьбу, она взглянула прямо в глаза Дьютифула, щеки которого пылали огнем. Эллиана не обратила на это ни малейшего внимания и спокойно продолжала: — Понимаешь, мы решили объединить два наших обычая. Совершенно случайно сложилось так, что сегодня мне пришло время показать своему клану первую женскую кровь. И именно в этот день появился ты, чтобы предложить себя в качестве моего супруга.
Его губы двигались. Мне показалось, что они беззвучно повторяют «женская кровь».
Она рассмеялась, но теперь уже совсем по-другому. Звук был хрупким, словно трещали на ветру льдинки.
— У твоего народа нет похожей церемонии? Мальчик обагряет кровью свой меч, чтобы стать мужчиной? Своей готовностью убивать он показывает, что достиг зрелости. Но женщине не нужен меч. Сама Эда дает нам кровь, объявляя о нашей зрелости. То, что мужчина может забрать при помощи меча, женщина способна дать своей плотью. Жизнь. — Она положила обе руки на свой плоский живот. — Сегодня пролилась моя первая женская кровь. Теперь внутри моего тела может зародиться новая жизнь. Теперь перед тобой стоит женщина.
Послышался нестройный хор голосов.
— Приветствуем тебя, Эллиана, женщина клана нарвала. Я почувствовал, что Нарческа начала ритуал. Пиоттр отошел и встал рядом с другими мужчинами клана. Женщины обступили Эллиану. Каждая из них поздравила ее. Группа девушек с широко раскрытыми глазами и распущенными по плечам волосами стояли кружком, не сводя глаз с Нарчески. Одна из них, самая высокая (очевидно, ей тоже вскоре предстояло стать женщиной), показала на Дьютифула и сказала о нем что-то одобрительное двум своим подружкам. Они захихикали и принялись перешептываться. Я решил, что эта троица — подруги и спутницы Нарчески, но теперь она отдалились от них, перейдя в ряды женщин. То, с какой легкостью Эллиана взяла происходящее в зале в свои руки, показывало, что во многих отношениях она уже давно стала настоящей женщиной. Церемония была лишь формальным подтверждением того, что ее тело наконец догнало дух.
После того как все женщины клана поздравили Эллиану, она вышла из круга света, падавшего от очага. Толпа сразу примолкла. На мгновение я вновь ощутил смущение собравшихся. Пиоттр переминался с ноги на ногу, но потом все же заставил себя стоять неподвижно. Дьютифул оставался на прежнем месте, и я почувствовал, что для него минуты превратились в долгие часы.
Наконец молодая женщина, которая шептала что-то на ухо Великой Матери, выступила вперед. На ее щеках появился легкий румянец. Она понимала, что многое берет на себя, но никто другой не решился проявить инициативу. Она откашлялась, но я услышал, как дрожит ее голос, когда она сказала:
— Я Алмата, дочь матерей клана нарвала. Я кузина Нарчески Эллианы и на шесть лет ее старше. И хотя я этого недостойна, я буду говорить от имени Великой Матери.
Она немного помолчала, словно давая возможность кому-то возразить, но никто не произнес ни звука. Кое-кто одобрительно кивал. Большинство выглядели подавленными. Алмата набрала в грудь побольше воздуха и заговорила:
— Мы собрались в материнском доме, потому что к нам пришел мужчина не из нашего клана, желающий соединить свой род с кланом нарвала. Он просит не просто женщину нашего клана, а Нарческу Эллиану, чья дочь, в свою очередь, станет Нарческой и Великой Матерью для всех нас. Выйди вперед, воин. Кто ищет расположения нашей Эллианы, нашей Нарчески клана нарвала? Где тот воин, кому достало дерзости просить материнского разрешения возлечь с нашей дочерью и дать ей дочерей, которые будут воспитаны как матери клана нарвала?
Дьютифул тяжело вздохнул. Ему следовало держаться увереннее, но я не мог его винить. Все чувствовали, что события складываются неудачно и дело не только в том, что на церемонии присутствовали иноземцы. Я понимал, что представители клана нарвала пытаются исправить положение, стараются соблюсти традиции. Однако у нас не оставалось возможности сохранять осторожность. И голос Дьютифула прозвучал твердо, когда он произнес:
— Я пришел, чтобы сделать Нарческу Эллиану матерью моих детей.
— И что ты можешь предложить ей и ее детям? Каким будет твой вклад в благополучие клана нарвала, какая нам будет выгода от того, что наша кровь смешается с твоей?
Наконец-то мы вступили на твердую почву. Чейд тщательно подготовился к этой части переговоров. Риддл подтолкнул меня, и я одновременно с другими стражниками отступил в сторону. У нас за спинами оказалась груда предметов, накрытая толстой парусиной. Лонгвик снял покрывало, и стражники начали по очереди переносить дары в центральную часть зала, а Чейд давал пояснения. Дьютифул молча стоял с гордым видом, пока перед Алматой и Нарческой росла гора подарков.
Со «Счастливой невесты» на «Секач» погрузили только часть сокровищ. Бочки с бренди из Шокса, связка шкур горностая из Горного Королевства, гобелены, вышитые разноцветным бисером. Серебряные сережки работы самой Кетриккен. Хлопок, лен и прекрасные шерстяные ткани из Бернса. Чейд обещал и другие дары, которые будут позже доставлены из Зилига. Чтение списка заняло довольно много времени. Работа трех искусных кузнецов за три года. Бык и двенадцать коров лучших пород. Шесть пар волов, упряжка лошадей. Свора охотничьих псов и два кречета, приученные подчиняться женщинам. И еще некоторые обещания от лица принца Дьютифула, которые могут быть реализованы лишь в будущем: торговля и мир между Шестью Герцогствами и Внешними островами, пшеница в те годы, когда у рыбаков будет скудный улов, железо и право торговли со всеми портами Шести Герцогств. Список вновь оказался длинным, и я вдруг почувствовал, как на меня наваливается усталость.
Но как только Чейд замолчал и заговорила Алмата, мою скуку как ветром сдуло. — Нашему клану сделано предложение. Матери, дочери и сестры, что вы скажете? У кого есть что возразить?
Наступила тишина. Очевидно, таким образом высказывалось одобрение, поскольку Алмата торжественно кивнула. Потом она повернулась к Эллиане. — Кузина, женщина клана нарвала, Нарческа Эллиана, чего желаешь ты? Хочешь ли ты этого мужчину? Возьмешь ли его?
Я видел, как набухли жилы на шее Пиоттра, когда стройная молодая женщина выступила вперед. Дьютифул протянул руку ладонью вверх. Эллиана встала рядом с ним, плечом к плечу, и положила свою руку на его ладонь. Когда Нарческа повернулась к нему и их глаза встретились, мой мальчик вновь покраснел.
— Я возьму его, — негромко сказала она.
Я отметил, что она ничего не сказала о том, хочет ли она Дьютифула. Эллиана набрала в грудь побольше воздуха и заговорила громче:
— Я возьму его, и он разделит мою постель, и мы отдадим наших дочерей материнскому дому. Если он совершит то, о чем я говорила ранее. Если он сумеет принести сюда, к этому очагу, голову дракона Айсфира, то сможет назвать меня своей женой.
Глаза Пиоттра на несколько мгновений закрылись, а потом открылись вновь. Он заставил себя смотреть, как продает себя дочь его сестры. Плечи Пиоттра дернулись, казалось, он с громадным трудом подавил рыдание. Алмата протянула руку, и кто-то вложил в нее длинную полоску кожи. Она подошла к Эллиане и Дьютифулу и принялась связывать их запястья. Одновременно она говорила:
— Эти узы связывают вас так, как связывают ваши клятвы. Пока она принимает тебя, ты не должен делить ложе ни с кем другим, Дьютифул, в противном случае эта женщина умрет от ножа Эллианы. Пока он доставляет тебе удовольствие, не пускай в свою постель никого другого, Эллиана, в противном случае он познакомится с клинком Дьютифула. А теперь смешайте вашу кровь над камнями очага материнского дома в дар Эде за детей, которых она вам ниспошлет.
Я не хотел смотреть, но заставил себя не отводить глаз. Сначала нож вручили Дьютифулу. Он даже не поморщился, когда разрезал кожу на левой руке; потекла алая кровь. Он подставил ладонь правой руки и подождал, пока струйка стечет из-под кожаной повязки. Эллиана последовала его примеру, ее лицо оставалось серьезным и невозмутимым, словно теперь ее ничто уже не могло тронуть. Когда в ладони каждого из них собралось достаточно крови, Алмата соединила их руки. Потом нареченные опустились на колени, и каждый оставил на камнях отпечаток смешанной крови. Когда они вновь повернулись лицом к собравшимся, Алмата сняла кожаный шнур и отдала его Дьютифулу, тот молча его принял. Алмата встала за спиной у принца и Нарчески и положила руки им на плечи. Она попыталась произнести следующие слова радостно, но они прозвучали печально:
— И вот они стоят перед вами, соединенные своим словом. Пожелай им удачи, мой клан.
Поднялся одобрительный шум, словно люди стали свидетелями не счастливого соединения любящей пары, а смелого поступка и выражали свое восхищение. Эллиана склонила голову. Она принесла себя в жертву ради них, но я пока не понимал, в чем состояло ее самопожертвование.
Так я женат? — Удивление, смятение и ярость смешались в мысли Дьютифула, которую он бросил мне.
Только после того, как принесешь голову дракона, — напомнил я.
И только после того, как состоится настоящая брачная церемония в замке Баккип, — утешил его Чейд.
Принц выглядел ошеломленным.
Между тем вокруг нас начались приготовления к трапезе. Споро накрыли столы, местные менестрели запели песню, аккомпанируя на своих необычных инструментах. Следуя традиции, менестрели так искажали слова, чтобы они соответствовали музыке, что я с трудом их понимал. Я заметил, что двое из них подошли к Коклу и предложили ему сесть рядом с ними в углу зала. Мне показалось, что их предложение было искренним, и вновь поразился естественному взаимопониманию, которое с такой легкостью устанавливается между музыкантами.
При помощи Скилла Дьютифул передавал мне свой тихий разговор с Эллианой:
— Теперь ты должен держать меня за руку и шагать рядом со мной, я представлю тебя моим старшим кузинам. Помни, что они старше меня. И хотя я Нарческа, мне необходимо выказать им почтение. Как и тебе. Она говорила с ним так, словно объясняла простейшие вещи ребенку.
— Я постараюсь не заставить тебя краснеть, — натянуто проговорил он.
Мне не слишком понравился его ответ, но я не мог его винить.
— Тогда улыбайся. И помалкивай, как и подобает воину в чужом материнском доме, — резко ответила она.
Взяв Дьютифула за руку, она повела его так, что ни у кого не осталось сомнений, что он лишь следует за Эллианой. Так ведут быка хороших кровей за продетое в нос кольцо, подумалось мне. Женщины и шага не сделали ему навстречу. Эллиана переходила с женихом от одной группы к другой. И всякий раз он делал почтительный поклон, одновременно, как это было принято на Внешних островах, протягивая правую, испачканную кровью руку. Они улыбались ему и обсуждали выбор Нарчески. Я понимал, что в другое время и при других обстоятельствах их замечания были бы остроумными и поддразнивающими. Но сейчас никто не переступал формальных рамок вежливости. В результате напряженность лишь возросла.
Увидев, что другие воины усаживаются за столы, Чейд разрешил нам разойтись.
Раскрой глаза и уши, — предупредил он меня, когда я пробирался сквозь толпу.
Они всегда открыты, — ответил я Чейду.
Ему не требовалось добавлять, что мне нельзя выпускать принца из виду. Пока я не выясню, что за всем этим кроется, невозможно узнать, кто желает ему вреда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134