что я стану делать, какой путь выберу? Я отвернулся. Я еще не сделал выбора. Пока не сделал. Когда я увижу дракона, тогда все станет ясно. А трусливая часть моего сознания прошептала: «Если он умрет до того, как мы его достанем из-подо льда, все разрешится само собой и мне не придется идти против Чейда или Шута». И то, что они догадывались о моих тайных надеждах, не несло утешения.
Медведю ответил Пиоттр. Он говорил усталым голосом человека, которому надоело в сотый раз повторять одно и то же упрямому ребенку.
— Материнский дом нарвала берет на себя ответственность за все последствия. Пусть дракон поднимется против нас и проклянет наше потомство. Если наши родные и друзья отвернутся от нас, пусть будет так. Мы готовы принять то, что сами навлекли на себя.
— Да, ты можешь связать себя обещаниями! — гневно воскликнул Медведь. — Но твои слова и жесты не свяжут Айсфира! Кто может поручиться, что он не станет мстить тем, кто пришел сюда, чтобы стать свидетелями предательства?
Пиоттр посмотрел на снег под ногами. Казалось, он готовится принять на свои плечи еще большую ношу. И он заговорил медленно и четко, словно произносил текст ритуала, хотя его слова были простыми, как хлеб: — Когда придет время принять чью-то сторону, поднимите оружие против меня. Клянусь, что я выйду против всех вас. И если я потерплю поражение, пусть каждый омоет моей кровью оружие прежде, чем я умру.
Он еще не закончил своей речи, когда Эллиана ахнула и, бросившись к нему, встала перед ним. Однако он резко отбросил ее в сторону — никогда прежде я не видел, чтобы он обходился с ней так грубо. Теперь всем стало ясно, что он не позволит ей разделить его участь. Ее тело содрогалось, словно она едва сдерживала подступившие рыдания.
— Если Айсфир действительно таков, как о нем говорится в легендах, он поймет, что вы встали на его сторону, и не будет мстить вам или вашим материнским домам. Теперь вы довольны?
Когда Пиоттр закончил свою короткую речь, он привлек Эллиану к себе, склонился над ней и что-то прошептал ей в волосы, но мне не удалось расслышать слов. Жуткое выражение появилось на лицах всех островитян, когда Пиоттр Блэкуотер замолчал. И вновь я попытался понять смысл, крывшийся за его словами. Каким-то образом ему удалось связать не только себя, но и воинов Хетгарда. Было ли что-то постыдное в том, что он им предложил? Я не знал, оставалось лишь догадываться.
Дьютифул страшно побледнел. Чейд молчал, и я вновь пожалел о своем утраченном Скилле. Мне вдруг показалось, что кости могут лечь по-разному. Если дракон будет мертв, когда мы вытащим его из ледяного плена, если окажется жив, если станет сражаться, если решит не сражаться, если мы убьем дракона и заберем его голову, но Пиоттр погибнет, выполняя данное им слово… я вдруг понял, что оцениваю воинов Хетгарда — кого из них я смогу уложить в честном бою, а кого сумею победить только обманом. Потом я заметил, как Лонгвик отдает тихие приказы своим людям; теперь принца будут охранять днем и ночью.
Но больше всего меня поразило поведение Уэба, Кокла, Свифта и Сивила. Не обращая внимания на остальных, они, пристально глядя себе под ноги, разбрелись в разные стороны, словно пытались отыскать бриллиант среди сверкающих кристаллов снега. Первым остановился Уэб. Он молча чего-то ждал. Свифт замер в дюжине шагов от него. Сивил вскарабкался на глыбу льда на расстоянии в длину корабля от Свифта. Кокл последним нашел то, что все они искали. На его лице застыла неуверенность. Менестрель двигался медленно, вытянув перед собой руки, словно пытался нащупать токи несуществующего тепла. Он обошел людей Древней Крови по кругу и примерно в пятнадцати шагах от Уэба вопросительно посмотрел на старика, словно ждал его одобрения. Уэб кивнул.
— Да, похоже, ты прав. Он огромный, никогда прежде я не встречал такого большого существа. В этом месте я ощущаю его присутствие сильнее всего. Вот только не могу сказать, что здесь находится — сердце или голова. Быть может, тут его хвост, расположенный ближе к поверхности. Пусть каждый из вас отметит место, на котором стоит. Потом подойдите ко мне, я хочу, чтобы мы сверили наши ощущения.
Кокл снял рукавицу и бросил на снег, а Сивил вонзил в лед посох. Затем они медленно зашагали к Уэбу. Мы с Дьютифулом переглянулись, а потом, якобы просто из любопытства, подошли к мастеру Уита. Я наблюдал за лицом Дьютифула, но мне показалось, он не чувствует того, что ощущал я. Это было похоже на мерцание свечи: нечто появлялось и тут же исчезало. Даже рядом с Уэбом мое восприятие дракона не было непрерывным. Но действительно, здесь присутствие дракона ощущалось сильнее.
Уэб и остальные смотрели вниз, словно могли увидеть дракона сквозь снег. Затем один за другим они подняли взгляды. Дьютифул подождал, пока на него посмотрит Уэб. Уж не знаю, какими сигналами они обменялись, но когда Уэб кивнул, принц едва заметно прикрыл глаза. Потом Дьютифул повернулся к Чейду. — Мы начнем копать здесь, — сказал он.
XVIII. МИЛЕДИ КОРОЛЕВА!
Вы знаете, что я остаюсь самым преданным вашим слугой. Я не ставлю под сомнение мудрость ваших решений, однако молю вас проявить снисхождение. Пережитое заставляет нас выйти за границы справедливости ради возмездия. Уверяю вас, что известия об «истреблении Полукровок» есть сильное преувеличение. Если мы, принадлежащие к Древней Крови, и совершили ошибку, то она заключалась в том, что мы слишком долго воздерживались от конкретных действий, пытаясь словом убедить отступников прекратить выступления против наших людей. В некотором смысле это похоже на наведение порядка в собственном доме, мы не можем более терпеть среди нас тех, кто позорит наш народ. И мы молим вас, отведите взор свой, пока мы очистим наши ряды от грязных предателей.
Письмо без подписи, доставленное вскоре после бойни в Гримстоне.
И мы начали рубить лед.
Лонгвик послал Риддла и Хеста в лагерь, чтобы они принесли лопаты, кирки и ледорубы. Пока их не было, капитан стражи спросил у принца:
— Какой величины дыру следует пробить, милорд?
Дьютифул и Чейд начертили на снегу границы. Получился обширный участок, где могли свободно пройти в ряд четыре человека. Риддл, Хест и я принялись колоть лед. К моему удивлению, Лонгвик присоединился к нам. Наверное, он решил, что теперь, когда двое стражников остались в лагере, он должен работать наравне с нами. Стражники рубили лед старательно, но без особой сноровки. Они были солдатами, а не крестьянами, и хотя им приходилось рыть укрепления, никто из них никогда не рубил лед. Как и я. Нам довелось узнать немало нового.
Оказалось, что пробить отверстие во льду совсем не то же самое, что выкопать яму в земле. Почва состоит из частиц, которые поддаются лопате. А лед сопротивляется. Но хуже всего был верхний слой снега: с тем же успехом можно было пересыпать муку мельчайшего помола. Полная лопата такой крупы почти ничего не весит, однако трудность заключалась в том, чтобы отбросить груз прочь от места работ, поскольку он так и норовит ссыпаться обратно. Следующий слой был получше. Плотно спрессованный снег охотно ложился на лопату. Но чем глубже мы вгрызались в ледник, тем труднее становилось работать. Вскоре начался лед, который уже не поддавался лопате. Приходилось при помощи кирок разбивать его на кусочки — осколки летели во все стороны. Только после этого удавалось собрать колотый лед на лопату и отбросить его наружу, где его складывали на сани и увозили в сторону. Если я работал в плаще, то очень скоро начинал сильно потеть. Стоило его снять, как рубашка тут же покрывалась ледяной коркой.
Сначала мы со стражниками копали, а группа Уита на санях оттаскивала прочь снег и лед. Через некоторое время мы поменялись. К вечеру первого дня яма стала глубиной почти в человеческий рост, но никому так и не удалось увидеть дракона.
Когда стемнело, поднялся ветер, замела поземка. Мы спустились в разбитый внизу лагерь, чтобы съесть чуть теплый ужин, теснясь вокруг крошечных костерков. Интересно, какую часть ямы за ночь занесет снегом?
Хотя днем во время работы наши разногласия были забыты, за ужином они всплыли вновь. Потом все разошлись по своим палаткам, которые частично защищали от ветра и давали иллюзию тепла. Лагерь занимал не слишком много места, но все расположились в соответствии со своими предпочтениями. Воины Хетгарда предпочитали водить компанию с обладателями Уита и Шутом, обменивались с ними едой и даже вели беседы. Их сухощавый бард, Филин, сидел рядом с Коклом, когда тот выступал перед нами. Кокл спел две песни без аккомпанемента, поскольку берег руки и инструменты, не желая рисковать на холодном ветру.
Одна из баллад была о драконе, который так зачаровал человека, что тот бросил семью и дом и больше его никогда не видели. Если в ней и была заключена какая-то мораль, я ее не обнаружил. По словам Уэба, это была легенда о человеке, который вдохнул дыхание дракона — и отдал ему свое сердце. Вторая песня и вовсе не имела прямого отношения к драконам, однако все внимательно слушали, как одинокий голос Кокла преодолевает шум ветра. Соперничал с менестрелем только Олух. Он сидел рядом с Дьютифулом и что-то напевал себе под нос, раскачиваясь из стороны в сторону. Хотя Чейд несколько раз пытался его утихомирить, маленький человечек замолчал всего на несколько минут, а потом вновь начал напевать. Меня это тревожило, но я ничего не мог сделать.
Днем я видел Пиоттра и Нарческу, которые наблюдали за нашей работой. На их лицах застыло одинаковое выражение — смесь ужаса и надежды. К ним подошел Дьютифул, но мне не удалось расслышать, о чем они говорили. Нарческа смотрела на него так, словно принц был проходимцем, оторвавшим ее от важных дел. Вечером они с дядей не присоединились к нам за ужином, а сразу же скрылись в своей палатке. Лишь тусклый свет зажженной внутри свечи напоминал об их присутствии.
Когда Кокл закончил петь и мы поблагодарили его, я собрался спать. И хотя мне хотелось поговорить без посторонних с Чейдом, Дьютифулом и Шутом, сейчас мне гораздо больше требовался сон и отдых. Действие эльфовской коры окончательно прекратилось, и долгая работа вымотала меня.
Я встал и потянулся, но Чейд поманил меня к себе. Когда я подошел, он попросил привести Олуха в шатер принца и уложить его спать. Сначала я подумал, что это лишь повод для беседы со мной, но когда подошел к Олуху, то сразу же встревожился. Он раскачивался из стороны сторону, ни на миг не переставая напевать. Глаза у него были закрыты. Мне не хотелось прикасаться к ему — так обжегшийся ребенок боится приблизиться к огню. Но потом я вспомнил о своем исчезнувшем Скилле и подумал, что любой контакт лучше, чем тишина. Поэтому я положил руку на плечо маленького человечка и слегка потряс его. Я ничего не почувствовал, а Олух не обратил на мое прикосновение ни малейшего внимания. Я потряс его сильнее, но и это не помогло, и мне пришлось поставить Олуха на ноги — только после этого он открыл глаза и начал лепетать, как только что проснувшийся ребенок. Я чувствовал себя настоящим извергом, когда вел его к шатру принца. Там я принялся снимать с него одежду, а он лишь что-то бормотал о том, как ему холодно. Мне не пришлось его долго уговаривать — Олух сам забрался под одеяло.
Как только я закончил возиться с Олухом, в шатер вошли Чейд и принц.
— Он меня тревожит, — негромко сказал я, кивая в сторону Олуха.
Я услышал, как он вновь начал тихо напевать под одеялом.
— Это дракон, — мрачно ответил Чейд.
— Мы так думаем, — устало согласился Дьютифул. Он сел на свою постель и принялся стаскивать сапоги. — Но не можем знать наверняка. Мы пытались связаться с Олухом при помощи Скилла, и выяснилось, что он не закрылся, просто у него нет никакого желания вступать в контакт.
Я сообщил новость, которая целый день камнем лежала у меня на душе.
— Такое впечатление, что я полностью утратил Скилл. Принц угрюмо кивнул. Казалось, мои слова его не удивили.
— Я пытался с тобой связаться, но у меня всякий раз возникало впечатление, что у тебя его вообще нет. Странное ощущение. — Он посмотрел мне в глаза. — И я вдруг понял, что большую часть моей жизни ты постоянно присутствовал в уголке моего сознания. Ты знал об этом?
— Да, — признался я. — Мне рассказал Чейд. Он говорит, что в раннем детстве тебе снились сны о мужчине с волком.
Дьютифул удивился. Потом на его лице появилась улыбка.
— Так это был ты? И Ночной Волк? — Он вздохнул и быстро отвернулся. — То были мои лучшие сны. Иногда по ночам совсем-совсем маленьким я мечтал, чтобы мне вновь приснились тот мужчина и волк. Но сны ни разу не повторялись и снились нечасто. Хм-м. Даже в те времена ты учил меня Скиллу и тому, как связаться с тобой. И с Ночным Волком. О, Эда, Фитц, как ты, наверное, скучаешь по нему! В моих снах вы были единым существом. Ты знал об этом?
Я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134