— Я иду спать, — сообщил я ему.
— Спокойной ночи, — ответил он, и мы оба невесело, рассмеялись.
Я нашел свой заплечный мешок и постели и отнес их в палатку Лонгвика. Олух пошевелился, когда я укладывался рядом с ним, и сонно пробормотал: — Холодно.
— Мне тоже. Я прижмусь к тебе спиной. Должно помочь. Я разложил постель, но заснуть так и не смог, меня одолевали самые бесполезные мысли. Что она сделала с Шутом? Как она его убила? Умер ли он полностью «перекованным»? Если она отдала его дракону, почувствовал ли он что-нибудь, когда дракон сдох? Дурацкие, глупые вопросы. Олух тяжело привалился к моей спине.
— Я не могу ее найти, — тихо проговорил он.
— Кого? — чересчур резко спросил я, потому что думал про Бледную Женщину.
— Неттл. Я не могу найти Неттл.
Мне стало невыносимо стыдно. Моя собственная дочь… Человек, который вырастил ее, умирает, а мне даже не пришло в голову ее отыскать.
— Мне кажется, она боится спать, — заявил Олух.
— Ну, я ее не виню.
Я один был во всем виноват.
— Мы возвращаемся домой?
— Да.
— Мы не убили дракона.
— Нет, не убили.
Наступило долгое молчание, и я решил, что Олух уснул, но он вдруг спросил: — Мы поплывем на лодке?
Я вздохнул. Его детский страх только усилил мое чувство стыда. Я попытался найти в своем сердце сострадание к нему, но оказалось, что это совсем не просто. — Ты же знаешь, что иначе нам не добраться до дома, Олух.
— Я не хочу.
— Конечно, я тебя понимаю.
— Конечно. — Он тяжело вздохнул и через пару минут проговорил: — Так вот какое оно было, наше приключение. Принц и принцесса поженятся и будут жить счастливо, и у них родится много детей, которые станут отрадой их старости.
Наверное, он слышал эти слова тысячу раз в своей жизни. Менестрели именно так заканчивают свои баллады о героях. — Может быть, — осторожно ответил я. — Может быть.
— А с нами что будет?
В палатку вошел Лонгвик, который принялся устраиваться на ночлег. По тому, как он двигался, я понял, что он прикончил свою флягу с бренди.
— А мы будем жить дальше. Ты вернешься в Баккип, чтобы служить принцу. Когда он станет королем, ты будешь с ним рядом. — Я хотел нарисовать для него счастливый конец. — Ты будешь жить очень хорошо и всякий раз, когда пожелаешь, будешь получать пирожные с розовой глазурью и новую одежду.
— И Неттл, — с довольным видом добавил он. — Неттл теперь в Баккипе. Она научит меня строить приятные сны. Так она мне сказала. Еще до драконов.
— Правда? Это хорошо.
В конце концов довольный Олух уснул, и вскоре я услышал его ровное дыхание. Я закрыл глаза и подумал, не научит ли Неттл и меня «строить» приятные сны. Я не знал, хватит ли у меня смелости вообще с ней встретиться после всего, что я с ней сотворил. Думать о ней мне не хотелось. Потому что тогда мне пришлось бы рассказать ей про Баррича.
— А ты что будешь делать, Фитц Чивэл? — Голос Лонгвика, прозвучавший в темноте, словно опустился ко мне с неба.
— Не я, — тихо ответил я. — Я вернусь в Шесть Герцогств и буду Томом Баджерлоком.
— Но мне кажется, довольно много людей знает твой секрет.
— Думаю, они все умеют держать язык за зубами. И, уважая волю принца, не станут болтать.
Он повозился, устраиваясь поудобнее. — Некоторые сделают это, если их попросит лорд Фитц Чивэл.
Я невольно рассмеялся, но потом все-таки сумел проговорить : — Лорд Фитц Чивэл очень это ценит.
— Отлично. Только я думаю, что это неправильно. Ты заслуживаешь лучшего. А как же слава? Как насчет тех, кто знает, что ты сделал и кто ты на самом деле, и уважает тебя за то, что ты совершил? Разве ты не хочешь, чтобы тебя помнили?
Мне не потребовалось много времени, чтобы придумать достойный ответ. Кто из нас не играл в эти игры, сидя поздно ночью у камина и глядя в мерцающие угли? Я так часто бродил по дороге возможностей, представляя, что могло бы произойти, если бы моя жизнь сложилась иначе, что знал все ее перекрестки и опасные повороты.
— Я предпочитаю, чтобы люди забыли вещи, которые, по их представлениям, я сделал. И отдал бы все, чтобы самому забыть свои поражения.
На этом наш разговор закончился.
Наверное, мне все-таки удалось заснуть, потому что я проснулся в серых предрассветных сумерках. Я осторожно выбрался из-под одеял, стараясь не потревожить Олуха, и поспешил к Барричу. Мой Уит поведал мне, что главный конюший от нас уходит. Он умирал.
Я отправился к Дьютифулу и Чейду и разбудил их. — Мне кое-что от вас нужно, — сказал я им. Дьютифул сонно выглядывал из-под своего одеяла, Чейд же медленно сел, по моему голосу он почувствовал, что случилось что-то серьезное.
— Что?
— Я хочу, чтобы группа Скилла попыталась вылечить Баррича. Когда оба промолчали, я добавил: — Немедленно. Пока он не ушел от нас слишком далеко.
— Остальные поймут, что вы с Олухом не те, за кого себя выдаете, — сказал Чейд. — Именно по этой причине я не стал просить вас излечить мою рану. Впрочем, Баррич находится в гораздо более серьезном положении.
— Знаешь, на этом острове все мои секреты вылезли наружу — так или иначе. Если уж так вышло, я хочу сделать что-нибудь полезное. Например, отправить Свифта домой, к Молли, вместе с его отцом.
— И ее мужем, — едва слышно напомнил мне Чейд,
— А ты думаешь, я этого не знаю? Ты думаешь, я не понимаю, какие могут быть последствия?
— Иди разбуди Олуха, — сказал принц и отбросил в сторону одеяло. — Я знаю, ты считаешь, что мы должны спешить, но мне кажется, его нужно сначала как следует накормить. На пустой желудок Олух не может ни на чем сосредоточиться. Да и утро не самое лучшее его время. Так что давай хотя бы дадим ему позавтракать.
— По-моему, нам нужно хорошенько все обдумать… — начал Чейд, но Дьютифул его перебил:
— Фитц впервые меня о чем-то попросил. И я не намерен ему отказывать, лорд Чейд. Он получит то, о чем просит. Причем немедленно. Ну, насколько это возможно. Как только Олух позавтракает.
Дьютифул начал одеваться, и Чейд со стоном отбросил свои одеяла. — Вы ведете себя так, будто я сам не подумал о том, чтобы помочь Барричу. А я подумал. Чивэл закрыл Баррича для Скилла. Неужели все, кроме меня, об этом забыли? — устало спросил Чейд.
— Но попробовать все же стоит, — упрямо заявил Дьютифул.
Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем был готов завтрак для Олуха. Пока он медленно и старательно поглощал его, я попытался объяснить Свифту, что мы собираемся сделать. Я боялся слишком его обнадеживать, а с другой стороны, хотел, чтобы он понимал, чем мы рискуем. Может так случиться, что измученное болью тело Баррича не справится с нашими попытками излечить его и он умрет. Мне не хотелось, чтобы мальчик думал, что я его убил.
Я полагал, что это будет трудно объяснить. Но на самом деле труднее всего было заставить Свифта слушать меня. Я попытался отозвать его в сторонку, потому что неподалеку представитель клана медведя занимался раненым островитянином, но Свифт отказался отойти от отца, и мне пришлось с этим смириться. Как только я упомянул, что принц Дьютифул, возможно, сумеет при помощи магии Видящих излечить его отца, Свифт пришел в такое волнение, что просто не услышал моего предупреждения о том, что у нас может ничего не получиться. Мальчик выглядел ужасно, под ввалившимися глазами залегли темные круги, и если ему и удалось немного поспать, вряд ли сон принес ему отдых. Когда я спросил его, ел ли он что-нибудь, Свифт лишь покачал головой, как будто даже сама идея отнимала у него силы.
— Когда вы начнете? — спросил он у меня в третий раз, и я сдался.
— Сразу, как только сможем, — ответил я, и в этот момент Чейд откинул полог палатки, которую мы поставили над санями, и вошел внутрь.
Дьютифул и Олух втиснулись следом за ним, и в палатке сразу стало невыносимо тесно.
— Давайте уберем палатку, — нетерпеливо махнув рукой, предложил Дьютифул. — Она будет только мешать.
Пока Свифт нетерпеливо кусал губы, мы с Лонгвиком собрали палатку и свернули ее, чтобы потом положить на сани. К тому моменту, когда мы закончили, слух о том, что мы собираемся сделать, облетел лагерь и вокруг нас начали собираться зрители. Мне совсем не хотелось устраивать представление, не говоря уже о том, чтобы открыть всем, что нас с принцем связывают гораздо более тесные отношения, чем отношения между будущим монархом и простым солдатом. Но выбора все равно не было.
Мы окружили Баррича. Уговорить Свифта отойти и позволить мне положить руки на тело его отца оказалось очень трудно, но в конце концов Уэб сумел увести его от саней. Они встали в стороне, Уэб — за спиной Свифта, положив руки ему на плечи, словно сын Баррича превратился совсем в маленького ребенка. Руки и Уит Уэба помогли мальчику успокоиться, и я поблагодарил мастера Уита взглядом. Он кивнул, принимая мою благодарность и показывая, что нам пора начинать.
Чейд, Дьютифул и Олух взялись за руки, словно собирались сыграть в детскую игру. В последний момент я с ужасом подумал о том, что мы собирались сделать, и постарался не обращать внимания на любопытные взгляды зрителей. Менестрель Кокл весь напрягся, как перед прыжком, и наблюдал за нами широко раскрытыми глазами. Островитяне, воины Хетгарда и те, кого мы спасли, следили за нашими действиями с подозрительностью. Пиоттр в окружении женщин замер неподалеку, причем его лицо было торжественным и сосредоточенным.
Когда я был на пару лет старше Свифта, я попытался по просьбе Баррича взять у него силу для Скилла, как это делал мой отец. У меня ничего не вышло, но не потому, что я не умел. Мой отец использовал Баррича в качестве «человека короля», источника физической силы, когда он прибегал к помощи Скилла. Но такой человек становится своего рода проводником для того, кто владеет Скиллом, и Чивэл закрыл Баррича для остальных обладателей Скилла, чтобы они не могли шпионить за ним через главного конюшего или напасть на наследного принца. Сегодня я попытаюсь сломать щит, выставленный моим отцом, противопоставив ему свою силу и силу группы Скилла Дьютифула и проникнуть в самые глубины души Баррича.
Я протянул руку, и Олух крепко сжал ее. Другую руку я положил Барричу на грудь. Мой Уит говорил мне, что он готов покинуть свое тело и остается там против собственной воли. Животное, в котором находился Баррич, было безнадежно ранено. Если бы это была лошадь, Баррич уже давно прекратил бы ее страдания. Я заставил себя отбросить все посторонние и неприятные мысли. Затем я постарался отключить свой Уит и максимально заострить восприятие Скилла. И принялся искать место, где бы я мог проникнуть в его тело.
И ничего не нашел. Я чувствовал присутствие остальных членов группы, их волнение и готовность начать действовать по первому моему сигналу, но не находил точки для приложения сил. Я ощущал Баррича, но мое восприятие словно скользило по гладкой поверхности, не в силах проникнуть внутрь. Я не знал, как мой отец закрыл его от воздействия Скилла, и не имел ни малейшего понятия, что нужно делать, чтобы убрать щит. Не могу сказать точно, сколько времени я бился в его стены, но в конце концов Олух выпустил мою руку, чтобы вытереть потную ладонь о куртку.
— Он какой-то очень трудный, — заявил он. — Давайте лучше этого, легкого, вылечим.
Не спрашивая ни у кого разрешения, Олух положил руку на плечо одного из островитян. Я не держал Олуха за руку, но в это мгновение услышал и почувствовал островитянина. Он уже давно сбился со счета, сколько лет назад стал рабом Бледной Женщины, и теперь в его голове метались самые разные вопросы: сумел ли его сын занять достойное положение в своем материнском доме и что стало с тремя сыновьями его сестры. Много лет назад он обещал научить их владеть мечом. Выполнил ли кто-нибудь другой его обещание?
Эти мысли мучили его не меньше раны, которую нанес ему воин из клана медведя. У него были располосованы грудь и плечо. Он потерял много крови и очень ослабел. Я понимал, что, если он найдет в себе силы жить, его тело сможет излечиться. И тут, не обращая никакого внимания на мои размышления, его рана начала затягиваться, словно прореха, которая вдруг сама собой решила соединить разорванные концы. Островитянин взревел и положил на нее руку. Куски мертвой плоти будто ожили и отпали, и я с ужасом наблюдал за тем, как с его лица отваливаются обрывки кожи. К счастью для нас, он был крупным человеком и вполне мог пожертвовать частью своих запасов.
Неожиданно он сел на своем тюфяке, сорвал засохшие бинты и отбросил их в сторону. Все, кто стал свидетелем этой дикой сцены, изумленно раскрыв рты, смотрели на него. Новая плоть сияла здоровьем новорожденного младенца — и нигде ни одного шрама, лишь бледная, лишенная волос полоска как будто разделила тело пополам. Островитянин изумленно разглядывал себя несколько мгновений, а потом с силой ударил в грудь кулаком, точно хотел проверить, не обманывают ли его глаза. Затем как был, босиком, соскочил с саней в снег.
В следующее мгновение он схватил Олуха и закружил на месте, а потом снова поставил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134