– Да. Но о них я услышала не от него. Я узнала о них здесь.
Она подумала, что это была истинная правда.
Он пристально на нее посмотрел. Она в ответ взглянула на него со всей наивностью, какая у нее была. Наконец, он кивнул.
– Значит, миссис Коултер, должно быть, решила, что ты уже готова для такой работы. Интересно. Ты уже принимала в этом участие.
– Нет, – ответила Лайра. О чем это он? Пантелеймон предусмотрительно принял свою самую бесстрастную форму, иначе его чувства выдали бы её; а в том, что сможет сохранить наивность на своем лице, Лайра была уверена.
– А она говорила тебе, что происходит с детьми?
– Нет, этого она не говорила. Я только знаю, что это связано с Пылью, и все это похоже на пожертвование.
И опять же, она решила, что это не совсем ложь; она ведь не говорила, что об этом ей рассказала миссис Коултер.
– Пожертвование – это скорее, драматический взгляд на вещи. Все, что происходит, идет в пользу как нам, так и им. И, разумеется, они все идут за миссис Коултер добровольно. Вот почему она столь важна. Они должны захотеть принять во всем этом участие, а какой ребенок может противиться ей? И если она собирается использовать тебя для того, чтобы их привлекать, это к лучшему. Я очень доволен.
Он улыбнулся ей точно так же, как миссис Коултер: словно они оба знали один секрет. Она ответила вежливой улыбкой, и он отвернулся поговорить с кем-то еще.
Они с Пантелеймоном чувствовали ужас друг друга. Ей хотелось уйти и поговорить с ним наедине; она хотела убраться из этой квартиры; она хотела вернуться в колледж Джордан, в свою убогонькую маленькую спальню на Двенадцатой Лестнице; она хотела найти лорда Азраэля…
И, словно в ответ на свое последнее желание, она услышала упоминание его имени и подошла к разговаривающей рядом группе под предлогом того, что хочет взять из тарелки на столе бутерброд. Мужчина в пурпурной одежде епископа говорил:
– …Нет, я не думаю, что в ближайшее время лорд Азраэль нас побеспокоит.
– Где вы сказали, его держат?
– В Свельбардской крепости, мне сказали. Охраняемой панцербьёрнами – вы знаете, этими медведями в латах. Жуткие создания! Он не сбежит, если только не собирается дожить до тысячи лет. Думаю, путь свободен, практически свободен…
– Последний эксперимент доказал то, в чем я никогда не сомневался – что Пыль имеет своим первоисточником темную сущность…
– Это что, заратустрийская ересь?
– …Что было использовано для ереси…
– И если бы мы могли изолировать эту темную сущность…
– Вы сказали Свельбард?…
– Броненосные медведи…
– Коллегия Жертвенников…
– Дети не страдают, я в этом уверен…
– Лорд Азраэль в заключении…
Лайра услышала достаточно. Она развернулась, и, идя так же бесшумно, как и мотыль Пантелеймон, ушла в свою спальню и закрыла дверь. Шум вечеринки тут же умолк.
– Ну? – прошептала она, и на ее плече он превратился в щегла.
– Мы будем отсюда смываться? – прошелестел он в ответ.
– Конечно же! Если мы сделаем это прямо сейчас, когда кругом все эти люди, она некоторое время ничего не заметит.
– Он-то заметит.
Пантелеймон имел в виду демона миссис Коултер. Когда Лайра подумала о его гибком золотистом обличье, от страха ей стало дурно.
– В этот раз я буду с ним драться, – отважно сказал Пантелеймон. – Я могу меняться, а он нет. Я буду меняться так часто, что он не сможет меня удержать. Вот увидишь, в этот раз я одержу победу!
Лайра отвлеченно кивнула. Что ей надеть? Как отсюда можно выбраться незамеченной?
– Тебе придется пойти шпионить, – прошептала она. – Как только путь будет чист, мы сбежим. – И добавила, – стань мотылем. Запомни, в ту секунду, когда никто не смотрит…
Она слегка приоткрыла дверь, и он выпорхнул в щель, темный на фоне розовато освещенного коридора.
Тем временем она поспешно собрала всю самую теплую одежду, что у нее была, и еще кое-что и запихала в одну из черных шелковых сумок, которые они купили в одном модном магазине как раз в этот день. Миссис Коултер давала ей деньги на сладости, и, хотя она тратила их, не скупясь, у нее все еще осталось несколько соверенов, которые она положила в карман своего пальто из волчьей шкуры перед тем, как на цыпочках красться к двери.
В последнюю очередь она упаковала алетиометр в черную бархатную коробочку. Нашел ли его этот гнусный демон-обезьяна? Должно быть, да; и должно быть, рассказал ей; ах, если бы только она спрятала его получше!
Она прокралась на цыпочках к двери. К счастью, ее комната находилась в конце коридора, ближе всего к прихожей, а большинство гостей находились в двух дальних просторных комнатах. Доносились звуки громких разговоров, смеха, плеск воды в уборной, звон бокалов; а потом над самым ухом голос крохотного мотылька сказал:
– Давай! Быстро!
Она проскользнула в прихожую, и меньше чем через три секунды уже открывала входную дверь квартиры. Моментом позже она уже тихонько ее притворяла, и с Пантелеймоном, уже снова превратившимся в щегла, спустилась по лестнице и сбежала.
ШЕСТЬ. Бросок сети
Она шла, быстро удаляясь от реки, так как набережная была широкой и хорошо освещенной. Целая путаница прямых улиц располагалась между местом, где она находилась, и Королевским Арктическим Институтом, бывшим единственным зданием, которое Лайра была в состоянии найти, и в этот темный лабиринт она сейчас и спешила.
Если бы она только знала Лондон так, как знала Оксфорд! Тогда бы она знала, каких улиц следует избегать или где добыть немного еды; или даже в какую дверь постучать и попросить защиты. В ту холодную ночь темные аллеи вокруг казались живыми, наполненными движением и скрытой жизнью, о которых она не имела представления.
Пантелеймон преобразился в дикую кошку и сканировал темноту пронзающими ночь глазами. Иногда он останавливался, ощетиниваясь, и Лайра спешила прочь от входа, в который готова была войти. Ночь была полна звуков: взрывы пьяного смеха, два хриплых голоса, затянувших песню, рёв и стоны какой-то несмазанной машины в подвале. Лайра осторожно шла мимо всего этого, держась тени и узких аллей; ее обостренные чувства смешивались с чувствами Пантелеймона.
Время от времени перед ней вставала широкая освещенная улица, где гудели и искрили трамваи под ямтарическими проводами. Для пересечения лондонских улиц существовали правила, но она ими пренебрегала; когда же её кто-нибудь окликал, Лайра убегала.
Хорошо быть снова свободной. Она знала, что Пантелеймон, мягко ступая кошачьими лапами позади нее, испытывал ту же радость, что и она, снова оказавшись на открытом воздухе, даже если это был мрачный воздух Лондона, пропитанный дымом, сажей и лязгом металла. Настанет момент, когда придётся обдумать то, что они услышали в квартире госпожи Коултер, но не сейчас. И, в конце концов, нужно будет найти место, где можно поспать.
На перекрестке у угла большого универмага, чьи окна ярко отсвечивали на мокром тротуаре, находился фургон-кафе: маленький домик на колесах с прилавком под деревянной откидной створкой, которая качалась, подобно тенту. Желтый свет мерцал внутри, и аромат кофе распространялся вокруг. Одетый в белое пальто владелец, наклонившись над прилавком, разговаривал с двумя или тремя клиентами.
Это было соблазнительно. Лайра шла уже больше часа, ей было холодно и сыро. С Пантелеймоном в образе воробья, она подошла к прилавку, чтобы привлечь внимание владельца.
– Чашку кофе и сандвич с ветчиной, пожалуйста, – сказала она.
– Вы гуляете очень поздно, моя дорогая, – ответил мужчина в цилиндре и белом шелковом кашне.
– Да, – сказала она, отворачиваясь и глядя на оживленный перекресток. Театр поблизости только что опустел, и толпа бурлила перед ярко освещенным фойе, ища такси и закутывая плечи в пальто. С другой стороны был вход вокзала Чтоник, где еще большая толпа сновала вверх и вниз по ступеням.
– Все готово, милая, – сказал хозяин. – Два шиллинга.
– Позвольте мне заплатить, – сказал человек в цилиндре.
– Почему бы и нет? – подумала Лайра. – Я бегаю быстрее, чем он, а деньги могут мне понадобиться позже.
Человек в цилиндре положил монету на стойку и улыбнулся ей. Его демон был лемуром. Он цеплялся за отворот пальто, пристально смотря на Лайру круглыми глазами.
Она откусила от сандвича и взглянула на оживленную улицу. Лайра понятия не имела, где находится, потому что никогда не видела карту Лондона, и даже не знала, насколько он велик и как далеко надо идти, чтобы найти деревню.
– Как Вас зовут? – спросил человек.
– Алиса.
– Красивое имя. Позвольте мне капнуть этого в Ваш кофе... это согреет Вас...
Он начал отвинчивать крышку серебряной фляги.
– Не нужно, – сказала Лайра. – Я люблю обычный кофе.
– Держу пари, вы никогда раньше не пробовали бренди, подобное этому.
– Пробовала. Я тут же заболела. Я выпила целую бутылку. Почти.
– Как хотите, – сказал мужчина, наклоняя флягу над своей кружкой. – Куда это Вы идете совсем одна?
– Встречать отца.
– Кем он работает?
– Он убийца.
– Кто?
– Я же сказала, убийца. Это его профессия. Сегодня ночью он работает. У меня здесь для него чистая одежда, потому что обычно после работы он возвращается весь в крови.
– А! Вы шутите.
– Нет.
Лемур тихо мяукнул и медленно вскарабкался на плечо мужчины, чтобы вглядеться в нее поближе. Лайра бесстрастно допивала кофе и доедала сандвич.
– Доброй ночи, – сказала она. – Я вижу, мой отец уже пришел. Похоже, он сердится.
Человек в цилиндре оглянулся, и Лайра поспешила к толпе у театра. Как бы она ни хотела посмотреть на вокзал Чтоник (Госпожа Коултер говорила, что это не подходит для людей их класса), ещё сильнее она опасалась попасть в ловушку под землёй; лучше уж находиться на открытом пространстве, где при необходимости можно убежать.
Лайра все шла и шла, а улицы темнели и пустели. Моросил мелкий дождь, но даже если бы не было облаков, городское небо было слишком освещённым, чтобы увидеть звезды. Пантелеймон полагал, что они двигаются на север, но кто знает?
Бесконечные улицы с одинаковыми кирпичными домиками, с садами, в которых хватало места только для ящика с мусором; большие мрачные фабрики за проволочными заборами, с одной лишь ямтарической лампой, холодно сияющей высоко на стене, и громко храпящим сторожем; иногда унылая часовня, отличающаяся от завода только крестом. Один раз она попробовала открыть какую-то дверь, чтобы услышать стон из-под скамейки в футе от себя в темноте. Она увидела, что двор был полон спящих фигур, и убежала.
– Где мы будем спать, Пан? – спросила она, пока они тащились вниз по улице мимо закрытых магазинов.
– Где-нибудь по пути.
– Но я все же не хочу быть замеченной. Здесь всё на виду.
– Здесь есть канал...
Он глядел влево на обочину проселочной дороги. Действительно, там угадывалось темное мерцание, указывая на открытое водное пространство, и, когда они осторожно спустились посмотреть, то нашли канал, с дюжиной барж, привязанных к мосткам. Некоторые были пусты и их борта высоко поднимались над водой; другие, тяжело нагруженные, низко сидели в воде под кранами, похожими на виселицы. Тусклый свет мерцал в одном из окон деревянной хижины, и ниточка дыма поднималась от металлического дымохода; единственный свет исходил от лампы, высоко висящей на стене склада, и от портового крана, оставляя землю во мраке. На причалах были сложены бочки с угольным спиртом, штабеля огромных круглых бревен, бухты прорезиненного кабеля.
Лайра на цыпочках подошла к хижине и заглянула в окно. Старик увлечённо читал газету “История картины”, покуривая трубку, а его демон-спаниэль в это время спал на столе, свернувшись клубком. Пока она наблюдала, человек поднялся, снял закопчёный чайник с железной печки и налил горячей воды в треснутую кружку. Затем он вновь погрузился в чтение.
– Может попросить его впустить нас, Пан? – прошептала она, но тот словно сошёл с ума – он превратился в летучую мышь, в сову, снова в кота. Лайра огляделась, пытаясь понять, что его напугало, а потом одновременно с демоном увидела ИХ: двух людей, бегущих к ней с разных сторон. Ближайший к ней держал сеть.
Пантелеймон издал резкий крик и бросился как леопард на демона ближайшего из незнакомцев – дикую лису, отбрасывая ее назад и борясь с ногами ее хозяина. Мужчина ругнулся и свернул в сторону, и Лайра метнулась мимо него к открытому пространству верфи. Нельзя было допустить оказаться зажатой в угол.
Пантелеймон, ставший орлом, устремился к ней и закричал: “Налево! Налево!”
Лайра свернула с пути, увидела промежуток между бочками угольного спирта и краем рифленого железного навеса, и пулей устремилась туда.
Но эти сети!
Она услышала свист в воздухе, и что-то стегнуло и сильно ужалило ее в щеку, и отвратительные просмоленные нити хлестнули в лицо, руки, запутали и задержали ее, и она упала, напрасно рыча, вырываясь и борясь.
– Пан! Пан!
Но демон-лисица рвала кота Пантелеймона, и Лайра, чувствуя боль в собственном теле, громко вскрикнула, когда тот упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51