Навсегда! Понимаешь, твой демон – замечательный друг и спутник, когда ты молод, но в возрасте, который мы зовём зрелостью, в возрасте, который скоро для тебя наступит, дорогая, демоны приносят все тяжелые мысли и чувства, из-за которых бывает Пыль. Быстрая маленькая операция до этого – и это никогда не побеспокоит. И твой демон остаётся с тобой, только... просто не связан. Как... как чудесное домашнее животное, если хочешь. Лучшее домашнее животное в мире! Разве это не прекрасно?
О, бессовестная лгунья, о, как же бесстыдно она лгала! И если бы даже Лайра не знала, что это ложь (Тони Макария; те демоны, запертые в клетки), то она все равно не поверила бы ей и возненавидела ее. Чтобы отрезали и уменьшили её дорогую душу, отважного спутника её сердца? Лайра почти пылала от ненависти, и Пантелеймон в её руках стал лесным хорьком, самой уродливой и злой из всех своих форм, и зарычал.
Но они ничего не сказали. Лайра крепко держала Пантелеймона и позволила госпоже Коултер погладить её по волосам.
– Выпей свой чай, – мягко сказала госпожа Коултер. – Тебе приготовят постель. Не надо сейчас возвращаться и делить дортуар с другими девочками. Вернулся мой маленький ассистент. Мой любимый, мой самый лучший ассистент в мире. Ты знаешь, дорогуша, что мы обыскали весь Лондон ради тебя? Полиция прочёсывала всю страну. О, я так по тебе скучала! Я даже не могу выразить, как я счастлива, что снова тебя вижу.
В это время золотистая обезьянка беспокойно подкралась, мгновенно устроившись на столе, покачивая своим хвостом, а потом прильнув к госпоже Коултер, и нежно теребя её ухо, а затем расхаживая по полу, держа хвост трубой. Это раздражало госпожу Коултер, и, конечно, в конце концов, она уже не сдержалась.
– Лайра, дорогая, – произнесла она, – я думаю, что Мастер Джордана дал тебе кое-что до того, как ты ушла. Не правда ли? Он дал тебе алетиометр. Дело в том, что эта вещь принадлежала не ему. Ему дали её на хранение. Алетиометр слишком ценен для того, что просто так таскать его – ты знаешь, он один из двух или трех в мире! Я думаю, что Мастер дал его тебе в надежде, что он попадёт в руки лорда Азраэля. Он запретил тебе рассказывать о алетиометре мне, не так ли?
Лайра скривила губы.
– Да, понятно. Ну, не бери себе в голову, золотце, ведь ты же мне об этом не рассказывала, или не так? Значит, ты не нарушила слова. Но послушай, милая, за этой вещью ещё нужно ухаживать должным образом. Я боюсь, что она слишком редкая и хрупкая, чтобы снова подвергать её опасности.
– Почему её нельзя отдать лорду Азраэлю? – застыв, спросила Лайра.
– Из-за того, чем он занимается. Ты знаешь, что его сослали, потому что у него на уме было что-то опасное и злое. Ему нужен алетиометр, чтобы исполнить задуманное, но поверь мне, родная, что позволить ему завладеть этим прибором – величайшая ошибка. Прискорбно, но Мастер Джордана сильно ошибся. Но теперь, когда ты всё знаешь, будет лучше, если ты отдашь его мне, не правда ли? Тебе не нужно будет хранить этот прибор и ухаживать за ним – и действительно, это должно странно, как такая глупая старая штука могла хоть как-то пригодиться в...
Лайра удивлялась, как эта женщина когда-либо могла казаться ей очаровательной и умной.
– Итак, если сейчас он у тебя, милая, лучше отдай его мне, чтобы я за ним приглядела. Он у тебя на ремне на талии, не так ли? Да, ты хорошо придумала возить его именно так…
Она сунула руки под юбку Лайры, и потом начала расстёгивать одеревенелую клеёнку. Лайра вся напряглась. Золотистая обезьянка согнулась над краем кровати, дрожа от ожидания, держа маленькие чёрные лапки у своего рта. Госпожа Коултер стянула с талии Лайры ремень и расстегнула сумку. Она быстро дышала. Она вытащила свёрток чёрной бархатной ткани и развернула его, обнаружив оловянную коробку, которую сделал Йорек Барнисон.
Пантелеймон снова стал котом, напрягшимся перед прыжком. Лайра отодвинулась подальше от госпожи Коултер, чтобы она тоже смогла убежать, когда придёт время.
– Что это? – удивлённо спросила госпожа Коултер. – Какая смешная старая жестянка! Ты положила в нее алетиометр, чтобы он не разбился, дорогая? И переложила мхом... Ты была осторожной, не правда ли? Еще одна жестянка внутри первой! Ещё и припаянная! Кто это сделал, родная?
Она была слишком поглощена её открыванием, чтобы дожидаться ответа. В её сумочке был ножик с большим количеством разных насадок, и она вытащила лезвие и загнала его под крышку.
Тотчас комната наполнилась страшным жужжанием.
Лайра и Пантелеймон оставались на местах. Госпожа Коултер, озадаченная, заинтригованная, потянула за крышку, а золотая обезьяна нагнулась ближе, чтобы всё рассмотреть.
Потом в мгновение ока чёрный мухошпик вылетел из коробки и ринулась прямо в лицо обезьяны.
Она завыла и отскочила назад; и, естественно, досталось и госпоже Коултер, и она закричала и испугалась вместе с обезьяной, а после маленький демон по часовому механизму вскарабкался вверх к её груди и горлу по направлению к её лицу.
Лайра не колебалась. Пантелеймон прыгнул к двери, и она за ним, рванула на себя дверь и помчалась оттуда быстрее, чем когда-либо в жизни.
– Пожарная тревога! – завопил Пантелеймон, пролетая над её головой.
Она заметила кнопку на соседнем углу и отчаянно разбила стекло кулаком. Она продолжала бежать по направлению к дортуарам, разбивая пожарные сигнализации одну за другой, люди выбегали в коридор, пытаясь определить, где же пожар.
К этому времени она была уже возле кухни, Пантелеймон передал ей свою мысль, и она устремилась внутрь. Мгновение спустя она уже открыла все газовые краники и бросила спичку к ближайшей горелке. Потом она стащила с полки мешок муки и швырнула его на угол стола так, что он разорвался, и воздух вокруг сделался белым, потому что она слышала, что мука взорвётся, если её так рассыпать возле огня.
Потом она выбежала из кухни и устремилась к своему дортуару настолько быстро, насколько могла. Сейчас коридоры были переполнены: возбужденные дети бегали туда-сюда, так как слово «побег» витало в воздухе. Самые старшие пробирались к кладовым, где хранилась одежда, собирая за собой младших. Взрослые пытались вмешаться, но никто из них не знал, что происходит. Кричащие, толкающиеся, плачущие люди были везде.
Лайра и Пантелеймон мчались пулей к дортуару, и как только они добрались туда, сзади раздался глухой взрыв, который встряхнул здание.
Другие девочки убежали: комната была пуста. Лайра притащила шкафчик в угол, запрыгнула на него, вытащила одежду, нащупывая алетиометр. Он всё ещё был там. Она быстро оделась в шубу, вытягивая вперёд капюшон, и потом Пантелеймон, воробей у двери, закричал:
– Давай!
Она выбежала. К счастью, группа детей, которые только что нашли кое-какую тёплую одежду, неслась по коридору к главному входу, и она, потея, присоединилась к ним, её сердце быстро забилось от сознания того, что она должна убежать или погибнуть.
Путь был перекрыт. Пожар из кухни быстро распространялся, газ или мука, но что-то снесло часть крыши. Люди карабкались по извилистым распоркам и перекладинам, чтобы подняться к горькому холодному воздуху. Сильно пахло газом. Потом произошёл другой взрыв, более громкий и близкий. Взрыв опрокинул нескольких людей, и крики страха и боли заполнили двор.
Лайра с Пантелеймоном пробирались, крича: «Сюда! Сюда!» – через крики и трепет других демонов, продираясь через развалины. Девочка вдыхала морозный воздух и надеялась, что детям удалось найти тёплую одежду; было бы смешно убежать со станции только для того, чтобы умереть от холода.
Был настоящий пожар. Когда она забралась на крышу под ночным небом, то увидела, как пламя лижет углы громадной дыры на боковой стене здания. У главного входа столпились дети и взрослые, но к тому времени взрослые были более взволнованные, а дети более испуганные, гораздо более испуганные.
– Роджер! Роджер! – звала Лайра, а Пантелеймон, более остроглазый в облике совы, ухнул, что увидел его.
В следующий момент они уже нашли друг друга.
– Вели им удирать со мной! – прокричала Лайра в его ухо.
– Они не пойдут – все они запаниковали...
– Расскажи им, что врачи уничтожают детей! Они режут их демонов большим ножом! Расскажи им о том, что ты видел сегодня после обеда, что мы выпускаем демонов для них всех! Скажи им, что врачи уничтожат и их, если они не уйдут!
Роджер потрясённо глазел, но потом собрал всю свою волю в кулак и побежал к ближайшей группе сомневающихся детей. Лайра сделала то же самое, и весть распространилась, некоторые дети закричали и в страхе сжали своих демонов.
– Пойдёмте со мной! – кричала Лайра. – Мы спасемся! Мы должны перебраться за ограждение! Давайте, побежали!
Дети услышали и последовали за ней вокруг ограды к переулку огней, их ботинки топали и скрипели на замёрзшем снегу.
За ними кричали взрослые, и был слышен гул и грохот, и другая часть здания провалилась. Искры хлынули в небо, и пламя вздымалось вверх со звуком рвущейся ткани; но его перекрыл другой звук, ужасно близкий и неистовый. Лайра никогда его не слышала раньше, но она сразу поняла: это был вой демонов-волков татарской охраны. Она почувствовала слабость от головы до пят, и большинство других детей повернулись в страхе и остановились, так как там быстро вприпрыжку приближался первый из неутомимых татарских стражников, вооружённый винтовкой и готовый, с мощным серым демоном, скачущим рядом с ним.
Потом появился ещё один, и ещё... Все они были в бесшумных кольчугах, и у них не было глаз – или, по крайней мере, глаз не было видно через заснеженные щели их шлемов. Вместо глаз были видны круглые чёрные концы стволов винтовок и горящие глаза демонов-волков над пастями, с которых текла слюна.
Лайра испугалась. Она даже и не думала, насколько страшны эти волки. И потому, что она знала, как беспечно люди в Болвангаре нарушили великое табу, она сжалась при мысли об этих каплях на зубах...
Татары бежали, чтобы стать в линию вокруг входа в переулок огней, их демоны, дисциплинированные и натренированные, были рядом с ними. Через минуту уже был второй ряд, потому что охрана еще прибывала. Лайра в отчаянии подумала: дети не могут бороться с солдатами. Это не было похоже на битвы на Оксфордских пластах глины, швыряние комками грязи в детей работников кирпичного завода.
Или даже очень похоже! Она вспомнила, как швырнула жменю глины в широкое лицо сына рабочего кирпичного завода, атаковавшего ее. Он остановился, чтобы прочистить глаза, а потом мещане наскочили на него.
Она стояла в грязи. Она стояла в снегу.
Так же, как она сделала это в тот вечер, но сейчас уже до смерти серьёзно, она зачерпнула снег двумя сложенными вместе ладошками и швырнула в ближайшего солдата.
– Бросайте им в глаза! – завопила она и снова швырнула.
Другие дети присоединились, и после чей-то демон стал летать стрижом рядом со снежками и подталкивать их прямо в глазные щёлки цели – а после присоединились все остальные, и через несколько секунд татары стали спотыкаться, плюясь и ругаясь и пытаясь счистить снег, набившийся в узкий пролом перед глазами.
– Побежали! – крикнула Лайра и бросилась к воротам в переулок огней.
Дети устремились за ней, уклоняясь от защёлкивающихся волчьих пастей и двигаясь настолько быстро, насколько возможно, по переулку к манящей темноте свободы.
Сзади донёсся грубый крик офицера, призывающего к порядку, и после одновременного перевода курков винтовок раздался новый крик, а потом напряжённая тишина, слышны были только топающие детские ножки и прерывистое дыхание.
Охранники прицеливались. Они не промахнутся.
Но вместо выстрелов донеслись предсмертный хрип и удивленные вопли татар.
Лайра остановилась и повернулась, чтобы увидеть человека, лежащего на снегу со стрелой с серым пером в спине. Он корчился и судорожно дёргался и кашлял кровью, а другие солдаты искали вокруг стрелка, которого не было видно.
Потом стрела просвистела прямо с неба и поразила другого охранника в шею. Он тотчас упал. Крик офицера, и все уставились в тёмное небо.
– Ведьмы! – сказал Пантелеймон.
И это были они: растрёпанные тонкие черные силуэты, проносящиеся на немыслимой высоте, со свистом разрезая воздух облачными соснами, на которых они летели. Лайра заметила, как одна из них медленно спустилась пониже и выпустила стрелу: ещё один человек упал.
А потом все татары развернули свои винтовки вверх и запалили в темноту, стреляя в никуда, в тени, в облака, и стрелы дождём посыпались на них.
Дежурный офицер, заметив, что дети уже почти скрылись, приказал отряду пуститься за ними в погоню. Некоторые дети закричали. Потом кричали уже все дети, и они больше не бежали вперед, они поворачивали назад в замешательстве, ужасаясь чудовищных очертаний, которые неслись к ним в переулок огней из темноты вдали.
– Йорек Барнисон! – закричала Лайра, её грудь почти разрывалась от радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
О, бессовестная лгунья, о, как же бесстыдно она лгала! И если бы даже Лайра не знала, что это ложь (Тони Макария; те демоны, запертые в клетки), то она все равно не поверила бы ей и возненавидела ее. Чтобы отрезали и уменьшили её дорогую душу, отважного спутника её сердца? Лайра почти пылала от ненависти, и Пантелеймон в её руках стал лесным хорьком, самой уродливой и злой из всех своих форм, и зарычал.
Но они ничего не сказали. Лайра крепко держала Пантелеймона и позволила госпоже Коултер погладить её по волосам.
– Выпей свой чай, – мягко сказала госпожа Коултер. – Тебе приготовят постель. Не надо сейчас возвращаться и делить дортуар с другими девочками. Вернулся мой маленький ассистент. Мой любимый, мой самый лучший ассистент в мире. Ты знаешь, дорогуша, что мы обыскали весь Лондон ради тебя? Полиция прочёсывала всю страну. О, я так по тебе скучала! Я даже не могу выразить, как я счастлива, что снова тебя вижу.
В это время золотистая обезьянка беспокойно подкралась, мгновенно устроившись на столе, покачивая своим хвостом, а потом прильнув к госпоже Коултер, и нежно теребя её ухо, а затем расхаживая по полу, держа хвост трубой. Это раздражало госпожу Коултер, и, конечно, в конце концов, она уже не сдержалась.
– Лайра, дорогая, – произнесла она, – я думаю, что Мастер Джордана дал тебе кое-что до того, как ты ушла. Не правда ли? Он дал тебе алетиометр. Дело в том, что эта вещь принадлежала не ему. Ему дали её на хранение. Алетиометр слишком ценен для того, что просто так таскать его – ты знаешь, он один из двух или трех в мире! Я думаю, что Мастер дал его тебе в надежде, что он попадёт в руки лорда Азраэля. Он запретил тебе рассказывать о алетиометре мне, не так ли?
Лайра скривила губы.
– Да, понятно. Ну, не бери себе в голову, золотце, ведь ты же мне об этом не рассказывала, или не так? Значит, ты не нарушила слова. Но послушай, милая, за этой вещью ещё нужно ухаживать должным образом. Я боюсь, что она слишком редкая и хрупкая, чтобы снова подвергать её опасности.
– Почему её нельзя отдать лорду Азраэлю? – застыв, спросила Лайра.
– Из-за того, чем он занимается. Ты знаешь, что его сослали, потому что у него на уме было что-то опасное и злое. Ему нужен алетиометр, чтобы исполнить задуманное, но поверь мне, родная, что позволить ему завладеть этим прибором – величайшая ошибка. Прискорбно, но Мастер Джордана сильно ошибся. Но теперь, когда ты всё знаешь, будет лучше, если ты отдашь его мне, не правда ли? Тебе не нужно будет хранить этот прибор и ухаживать за ним – и действительно, это должно странно, как такая глупая старая штука могла хоть как-то пригодиться в...
Лайра удивлялась, как эта женщина когда-либо могла казаться ей очаровательной и умной.
– Итак, если сейчас он у тебя, милая, лучше отдай его мне, чтобы я за ним приглядела. Он у тебя на ремне на талии, не так ли? Да, ты хорошо придумала возить его именно так…
Она сунула руки под юбку Лайры, и потом начала расстёгивать одеревенелую клеёнку. Лайра вся напряглась. Золотистая обезьянка согнулась над краем кровати, дрожа от ожидания, держа маленькие чёрные лапки у своего рта. Госпожа Коултер стянула с талии Лайры ремень и расстегнула сумку. Она быстро дышала. Она вытащила свёрток чёрной бархатной ткани и развернула его, обнаружив оловянную коробку, которую сделал Йорек Барнисон.
Пантелеймон снова стал котом, напрягшимся перед прыжком. Лайра отодвинулась подальше от госпожи Коултер, чтобы она тоже смогла убежать, когда придёт время.
– Что это? – удивлённо спросила госпожа Коултер. – Какая смешная старая жестянка! Ты положила в нее алетиометр, чтобы он не разбился, дорогая? И переложила мхом... Ты была осторожной, не правда ли? Еще одна жестянка внутри первой! Ещё и припаянная! Кто это сделал, родная?
Она была слишком поглощена её открыванием, чтобы дожидаться ответа. В её сумочке был ножик с большим количеством разных насадок, и она вытащила лезвие и загнала его под крышку.
Тотчас комната наполнилась страшным жужжанием.
Лайра и Пантелеймон оставались на местах. Госпожа Коултер, озадаченная, заинтригованная, потянула за крышку, а золотая обезьяна нагнулась ближе, чтобы всё рассмотреть.
Потом в мгновение ока чёрный мухошпик вылетел из коробки и ринулась прямо в лицо обезьяны.
Она завыла и отскочила назад; и, естественно, досталось и госпоже Коултер, и она закричала и испугалась вместе с обезьяной, а после маленький демон по часовому механизму вскарабкался вверх к её груди и горлу по направлению к её лицу.
Лайра не колебалась. Пантелеймон прыгнул к двери, и она за ним, рванула на себя дверь и помчалась оттуда быстрее, чем когда-либо в жизни.
– Пожарная тревога! – завопил Пантелеймон, пролетая над её головой.
Она заметила кнопку на соседнем углу и отчаянно разбила стекло кулаком. Она продолжала бежать по направлению к дортуарам, разбивая пожарные сигнализации одну за другой, люди выбегали в коридор, пытаясь определить, где же пожар.
К этому времени она была уже возле кухни, Пантелеймон передал ей свою мысль, и она устремилась внутрь. Мгновение спустя она уже открыла все газовые краники и бросила спичку к ближайшей горелке. Потом она стащила с полки мешок муки и швырнула его на угол стола так, что он разорвался, и воздух вокруг сделался белым, потому что она слышала, что мука взорвётся, если её так рассыпать возле огня.
Потом она выбежала из кухни и устремилась к своему дортуару настолько быстро, насколько могла. Сейчас коридоры были переполнены: возбужденные дети бегали туда-сюда, так как слово «побег» витало в воздухе. Самые старшие пробирались к кладовым, где хранилась одежда, собирая за собой младших. Взрослые пытались вмешаться, но никто из них не знал, что происходит. Кричащие, толкающиеся, плачущие люди были везде.
Лайра и Пантелеймон мчались пулей к дортуару, и как только они добрались туда, сзади раздался глухой взрыв, который встряхнул здание.
Другие девочки убежали: комната была пуста. Лайра притащила шкафчик в угол, запрыгнула на него, вытащила одежду, нащупывая алетиометр. Он всё ещё был там. Она быстро оделась в шубу, вытягивая вперёд капюшон, и потом Пантелеймон, воробей у двери, закричал:
– Давай!
Она выбежала. К счастью, группа детей, которые только что нашли кое-какую тёплую одежду, неслась по коридору к главному входу, и она, потея, присоединилась к ним, её сердце быстро забилось от сознания того, что она должна убежать или погибнуть.
Путь был перекрыт. Пожар из кухни быстро распространялся, газ или мука, но что-то снесло часть крыши. Люди карабкались по извилистым распоркам и перекладинам, чтобы подняться к горькому холодному воздуху. Сильно пахло газом. Потом произошёл другой взрыв, более громкий и близкий. Взрыв опрокинул нескольких людей, и крики страха и боли заполнили двор.
Лайра с Пантелеймоном пробирались, крича: «Сюда! Сюда!» – через крики и трепет других демонов, продираясь через развалины. Девочка вдыхала морозный воздух и надеялась, что детям удалось найти тёплую одежду; было бы смешно убежать со станции только для того, чтобы умереть от холода.
Был настоящий пожар. Когда она забралась на крышу под ночным небом, то увидела, как пламя лижет углы громадной дыры на боковой стене здания. У главного входа столпились дети и взрослые, но к тому времени взрослые были более взволнованные, а дети более испуганные, гораздо более испуганные.
– Роджер! Роджер! – звала Лайра, а Пантелеймон, более остроглазый в облике совы, ухнул, что увидел его.
В следующий момент они уже нашли друг друга.
– Вели им удирать со мной! – прокричала Лайра в его ухо.
– Они не пойдут – все они запаниковали...
– Расскажи им, что врачи уничтожают детей! Они режут их демонов большим ножом! Расскажи им о том, что ты видел сегодня после обеда, что мы выпускаем демонов для них всех! Скажи им, что врачи уничтожат и их, если они не уйдут!
Роджер потрясённо глазел, но потом собрал всю свою волю в кулак и побежал к ближайшей группе сомневающихся детей. Лайра сделала то же самое, и весть распространилась, некоторые дети закричали и в страхе сжали своих демонов.
– Пойдёмте со мной! – кричала Лайра. – Мы спасемся! Мы должны перебраться за ограждение! Давайте, побежали!
Дети услышали и последовали за ней вокруг ограды к переулку огней, их ботинки топали и скрипели на замёрзшем снегу.
За ними кричали взрослые, и был слышен гул и грохот, и другая часть здания провалилась. Искры хлынули в небо, и пламя вздымалось вверх со звуком рвущейся ткани; но его перекрыл другой звук, ужасно близкий и неистовый. Лайра никогда его не слышала раньше, но она сразу поняла: это был вой демонов-волков татарской охраны. Она почувствовала слабость от головы до пят, и большинство других детей повернулись в страхе и остановились, так как там быстро вприпрыжку приближался первый из неутомимых татарских стражников, вооружённый винтовкой и готовый, с мощным серым демоном, скачущим рядом с ним.
Потом появился ещё один, и ещё... Все они были в бесшумных кольчугах, и у них не было глаз – или, по крайней мере, глаз не было видно через заснеженные щели их шлемов. Вместо глаз были видны круглые чёрные концы стволов винтовок и горящие глаза демонов-волков над пастями, с которых текла слюна.
Лайра испугалась. Она даже и не думала, насколько страшны эти волки. И потому, что она знала, как беспечно люди в Болвангаре нарушили великое табу, она сжалась при мысли об этих каплях на зубах...
Татары бежали, чтобы стать в линию вокруг входа в переулок огней, их демоны, дисциплинированные и натренированные, были рядом с ними. Через минуту уже был второй ряд, потому что охрана еще прибывала. Лайра в отчаянии подумала: дети не могут бороться с солдатами. Это не было похоже на битвы на Оксфордских пластах глины, швыряние комками грязи в детей работников кирпичного завода.
Или даже очень похоже! Она вспомнила, как швырнула жменю глины в широкое лицо сына рабочего кирпичного завода, атаковавшего ее. Он остановился, чтобы прочистить глаза, а потом мещане наскочили на него.
Она стояла в грязи. Она стояла в снегу.
Так же, как она сделала это в тот вечер, но сейчас уже до смерти серьёзно, она зачерпнула снег двумя сложенными вместе ладошками и швырнула в ближайшего солдата.
– Бросайте им в глаза! – завопила она и снова швырнула.
Другие дети присоединились, и после чей-то демон стал летать стрижом рядом со снежками и подталкивать их прямо в глазные щёлки цели – а после присоединились все остальные, и через несколько секунд татары стали спотыкаться, плюясь и ругаясь и пытаясь счистить снег, набившийся в узкий пролом перед глазами.
– Побежали! – крикнула Лайра и бросилась к воротам в переулок огней.
Дети устремились за ней, уклоняясь от защёлкивающихся волчьих пастей и двигаясь настолько быстро, насколько возможно, по переулку к манящей темноте свободы.
Сзади донёсся грубый крик офицера, призывающего к порядку, и после одновременного перевода курков винтовок раздался новый крик, а потом напряжённая тишина, слышны были только топающие детские ножки и прерывистое дыхание.
Охранники прицеливались. Они не промахнутся.
Но вместо выстрелов донеслись предсмертный хрип и удивленные вопли татар.
Лайра остановилась и повернулась, чтобы увидеть человека, лежащего на снегу со стрелой с серым пером в спине. Он корчился и судорожно дёргался и кашлял кровью, а другие солдаты искали вокруг стрелка, которого не было видно.
Потом стрела просвистела прямо с неба и поразила другого охранника в шею. Он тотчас упал. Крик офицера, и все уставились в тёмное небо.
– Ведьмы! – сказал Пантелеймон.
И это были они: растрёпанные тонкие черные силуэты, проносящиеся на немыслимой высоте, со свистом разрезая воздух облачными соснами, на которых они летели. Лайра заметила, как одна из них медленно спустилась пониже и выпустила стрелу: ещё один человек упал.
А потом все татары развернули свои винтовки вверх и запалили в темноту, стреляя в никуда, в тени, в облака, и стрелы дождём посыпались на них.
Дежурный офицер, заметив, что дети уже почти скрылись, приказал отряду пуститься за ними в погоню. Некоторые дети закричали. Потом кричали уже все дети, и они больше не бежали вперед, они поворачивали назад в замешательстве, ужасаясь чудовищных очертаний, которые неслись к ним в переулок огней из темноты вдали.
– Йорек Барнисон! – закричала Лайра, её грудь почти разрывалась от радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51