– Нет. Только то, что я должна сама узнать, как его использовать. И ещё он назвал это Алетиометром.
– Что это означает? – спросил Джон Фаа, повернувшись к своему компаньону.
– Это греческое слово. Я считаю, что оно происходит от актейи, что означает – истина. Это мера правды. Ты уже работала над тем, как использовать его? – обратился он к ней.
– Нет. Знаю только, что я могу заставить три коротких стрелки смотреть на разные картинки, но ничего не могу сделать с длинной. Она просто крутится сама по себе. Если только иногда, верно, когда я как-то концентрируюсь что ли, я могу заставить длинную стрелку идти в нужном направлении, просто думая об этом.
– Что делает эта штука, Фардер? – спросил Джон Фаа. – И как ей пользоваться?
– Все эти картинки по краю, – начал Фардер Корам, аккуратно держа устройство перед резким сильным взглядом Джона Фаа, – это символы, и каждый из них может обозначать целое множество вещей. Ну вот, к примеру якорь. Первое значение – надежда, потому что надежда удерживает тебя как якорь, чтобы тебя не унесло. Второй смысл – стойкость. Третий – препятствие или предотвращение. Четвёртое значение – море. И так далее, вплоть до 10, 12 или вообще до бесконечности значений.
– И ты их все знаешь?
– Знаю некоторые. Но чтобы полностью истолковать их, нужна книга. Я видел книгу и знаю где она, но я не достал её.
– Ну ладно, мы потом вернёмся к этому, – сказал Джон Фаа. – Продолжай о том, как этим пользоваться.
– Ты можешь контролировать три стрелки, – начал объяснять Фардер Корам, – и ты используешь их, чтобы задать вопрос. Указывая на три символа, ты можешь спросить всё, что только сможешь себе представить, потому что у каждого символа множество уровней. И как только ты изобразил свой вопрос, другая стрелка поворачивается и указывает на символы, дающие тебе ответ.
– Но как эта штука узнает, о каком уровне символа я думал, когда задавал вопрос? – поинтересовался Джон Фаа.
– Ну, Сама по себе она не сможет. Она работает только тогда, когда вопрошающий держит уровни у себя в сознании. Во-первых, Ты должен знать все значения, а их может быть тысяча или больше. Во-вторых, ты должен уметь удерживать их в своём сознании без всякого волнения или спешки, и просто смотреть за тем, как стрелка путешествует. Когда она пройдёт по всему спектру значений, ты будешь знать ответ. Я знаю, как эта штука работает, потому что видел, как ей пользовался один мудрый человек из Апсаллы, и это был единственный раз, когда я её видел. Ты в курсе насколько они редкие?
– Мастер сказал мне, что таких было сделано только шесть, – ответила Лайра.
– Ты держала его в секрете от миссис Коултер, как Мастер сказал тебе? – спросил Джон Фаа.
– Да. Но её демон, верно, он ходил в мою комнату. Я уверена, что он его нашёл.
– Понятно. Итак, Лайра, я не знаю, поймём ли мы когда-нибудь всю правду, но вот тебе моя догадка, настолько хорошая, насколько я вообще умею их делать. Мастер дал клятву Лорду Азраэлю, что он присмотрит за тобой и будет держать тебя в безопасности от твоей мамы. И он делал это в течение десяти лет или больше.
Потом друзья миссис Коултер в Церкви помогли ей создать Коллегию Жертвенников, но с какой целью мы не знаем, и она стала на свой путь так же твёрдо, как Лорд Азраэль на свой. Твои родители, оба сильные в этом мире, оба амбициозные, и Мастер Джордана держал тебя в равновесии между ними.
А теперь у Мастера появилась тысяча вещей, за которыми надо смотреть. Первым делом Колледж и учёба в нём. Так что, если он видел какую-либо угрозу, ему приходилось препятствовать ей. И Церковь очень часто, Лайра, она начинала командовать. Там есть советник для того и советник для этого; были разговоры о восстановлении Министерства Инквизиции, Богом забытого. Мастеру приходилось ступать осторожно между всеми этими силами. Ему приходилось держать Колледж Джордан на правильной стороне Церкви, иначе бы он не устоял. Другая забота Мастера, это ты, дитя. Берни Джоансен всегда был в этом уверен.
Мастер Джордана и другие Мудрецы, они любили тебя, как собственного ребёнка. Они делали всё, чтобы держать тебя в безопасности, не только потому, что обещали Лорду Азраэлю, но и ради тебя самой. Так что если Мастер отдал тебя миссис Коултер, когда он обещал Лорду Азраэлю этого не делать, то, возможно, он думал, что с ней ты будешь в большей безопасности, чем в Колледже, в виду всех происшествий. И когда он решил отравить Лорда Азраэля, то он, должно быть, думал, что то, что делает Лорд Азраэль, подвергнет их всех опасности, и возможно всех нас тоже; возможно даже весь мир. Я вижу Мастера, как человека, которому приходиться делать ужасный выбор; Возможно, он принесёт вред, если поступит правильно, а, поступив неправильно, вреда может быть чуть-чуть меньше. Упаси меня господь, от такого рода выбора.
И когда он дошёл до точки, где он должен был отпустить тебя, он дал тебе толкователь символов и приказал хранить его в безопасности. Мне интересно, что он думал, о том, что ты будешь с ним делать, если не умеешь им пользоваться. Я совсем сбит с толку ходом его мысли.
– Он сказал, что Дядя Азраэль подарил Алетиометр колледжу, годами раньше, – сказала Лайра, стараясь припомнить. – Он собирался сказать что-то ещё, и кто-то постучал в дверь, и ему пришлось остановиться. Я думала, что он, возможно, хотел, чтобы я и от Лорда Азраэля подальше его держала.
– А возможно и обратное, – предположил Джон Фаа.
– Что ты имеешь в виду, Джон? – спросил Фардер Корам.
– Он, может быть, хотел попросить Лайру вернуть его Лорду Азраэлю в качестве компенсации за попытку отравить его. Возможно, он думал, что опасность от Лорда Азраэля уже прошла. Или, что Лорд Азраэль сможет почерпнуть немного мудрости из этой штуки и отступиться от своей цели. Если Лорд Азраэль сейчас захвачен, то, возможно, это помогло бы ему освободиться. Что ж, Лайра, ты лучше забери этот толкователь символов и храни его. Если уж ты смогла сохранить его всё это время, то я не боюсь оставлять тебе его и дальше. Но возможно настанет время, когда нам понадобиться проконсультироваться у него, и тогда, я думая, мы попросим его у тебя. – Он убрал его в бархат и продвинул по столу обратно.
Лайра хотела задать столько разных вопросов, но вдруг застеснялась перед этим массивным человеком, с его маленькими острыми и добрыми глазами среди складок и морщинок.
Хотя одну вещь она всё-таки должна была узнать.
– Кто была та бродяжница, что нянчила меня?
– Что ж, это была мама Билли Коста конечно. Она не рассказывала тебе, потому что я не разрешил ей, но она знает, о чём мы тут говорим, поэтому теперь всё открыто. А сейчас тебе лучше было бы вернуться к ней. У тебя есть куча всего, о чём надо подумать. Когда пройдут три дня, у нас будет ещё одна вереница, на которой мы обсудим всё, что нам надо делать. Будь умницей. Доброй ночи, Лайра.
– Доброй ночи, Лорд Фаа и вам доброй ночи, Фардер Корам, сказала она вежливо, прижимая Алетиометр к груди одной рукой и обнимая Пантелеймона другой.
Оба старика по-доброму улыбались ей. По ту сторону двери комнаты переговоров её ждала Ма Коста, и, как будто ничего не происходило с тех пор, как Лайра родилась, капитанша подняла её своими огромными руками и поцеловала, прежде чем отнести в кровать.
ВОСЕМЬ. Разочарование
Лайре требовалось время, чтобы привыкнуть к новой версии собственной биографии, и одного дня для такой перемены было маловато. Лайра, конечно, признала лорда Азраэля своим отцом, но согласиться называть матерью миссис Коултер было не в пример тяжелее. Еще пару месяцев назад подобные новости наверняка осчастливили бы Лайру, и, сознавая это, девочка ощущала растерянность.
Но, оставаясь Лайрой, она недолго предавалась беспокойству, ведь в округе было столько поселений на болотах, где Лайра еще не бывала, и столько детей служителей, которым ей было о чем рассказать. Не прошло и трех дней, как Лайра научилась мастерски править лодкой (в своих глазах, по крайней мере), и собрала вокруг себя стайку местных мальчишек рассказами о могущественном отце, так несправедливо томящимся в плену.
– А потом, однажды вечером, Турецкий Посол пришел на ужин к Джорданскому Послу. И у него был приказ самого Султана убить моего отца, немедленно, и на его пальце было кольцо с выдолбленным камнем, наполненным ядом. И когда гостям налили вино, он, как будто случайно, протянул руку над бокалом моего отца и выплеснул в бокал яд. Он сделал это так быстро, что никто ничего не заметил, но…
– А какой это был яд? – поинтересовалась девочка с худым лицом.
– Яд особой турецкой змеи, – тут же придумала Лайра, – которую ловят, приманивая игрой на дудочке, а потом кидают ей губку, пропитанную медом, и когда змея кусает губку, то уже не может освободить клыки, и тогда змею ловят и доят ее, чтобы добыть яд. Ну, в общем, мой отец увидел, что сделал турок, и сказал: «Господа, я хочу провозгласить тост за дружбу между Колледжем Джордана и Колледжем Измира, а это и был колледж, где учился Посол. И в качестве доказательства нашего стремления к дружбе, – сказал отец, – мы обменяемся бокалами и выпьем вино друг друга».
– И Посол оказался перед страшным выбором, потому что он не мог отказаться выпить вино, не нанеся при этом смертельное оскорбление, и не мог выпить, потому что знал, что вино отравлено. Он побледнел и прямо за столом упал в обморок. А когда он пришел в себя, все так и сидели, не сводя с него глаз и ожидая. И ему уже оставалось только выпить вино или во всем сознаться.
– И что он сделал?
– Он выпил. Он умирал почти пять минут и все это время страшно мучился.
– И ты все видела?
– Нет, потому что девочек не пускают за стол для Преподавателей. Но я видела тело потом, когда его вынесли из зала. Вся его кожа сморщилась как старое яблоко, а глаза свисали из черепа. Вообще-то их попытались засунуть обратно в глазницы…
Рассказы продолжались.
Тем временем, на границах болотистой страны полиция стучала в двери домов, обыскивая чердаки и сараи, изучая бумаги и допрашивая всех, кто обмолвился, что видел маленькую девочку со светлыми волосами; а в Оксфорде поиски проводились ещё активнее. Джорданский Колледж обыскали от пыльных хранилищ до темных подвалов, затем пришла очередь Колледжей Гавриила и Святого Михаила, пока главы всех Колледжей не заявили совместный протест, отстаивая свои древние права. О том, какие силы задействованы в её поисках Лайра могла догадаться по белым шлейфам самолетных выхлопов, перечеркивающих небо. Но Лайра не видела их, потому что над землей нависали низкие облака, а самолеты, по правилам, не могли низко летать над болотистой страной, ведь кто знает, какие устройства для слежения они могли на себе нести? Лучше спрятаться, когда слышишь их звук, или надеть непромокаемую зюйдвестку на яркие светлые волосы.
И она расспрашивала Ма Коста обо всех подробностях своего рождения. Каждая новая деталь ложилась стежком на мысленно вышиваемый узор, который был ярче и яснее, чем придуманные ею истории, и переживалась вновь и вновь, начиная с побега из дома, пребывания в чулане, оклика хриплого голоса, лязга мечей…
– Мечей? О Боже, девочка, о чем ты говоришь? – ахнула Ма Коста. – У мистера Коултера был пистолет, лорд Азраэль выбил его рукой и одним ударом свалил мистера Коултера с ног. Потом прозвучали два выстрела. Странно, что ты не помнишь; должна бы, хотя ты и была еще маленькая. Первым выстрелил Эдвард Коултер – он дотянулся до пистолета и нажал на курок, вторым стрелял лорд Азраэль – он снова выбил пистолет у мистера Коултера и прицелился. Попал ему прямо между глаз и вышиб мозги. А потом нарочито спокойно сказал “Выходите, миссис Коста, и принесите ребенка”, потому что ты истошно орала, на пару с этим демоном; потом он взял тебя на руки, покачал на коленях, посадил тебя на плечи и, пошучивая, катал тебя по комнате, где на полу лежал покойник, потом он потребовал вина и приказал мне отскоблить пол.
После четвертого повторения истории Лайра была уже убеждена, что сама помнила все детали, и даже объявила, какого цвета были пальто мистера Коултера и подбитые мехом плащи, висящие в чулане. Ма Коста рассмеялась.
А когда она оставалась одна, Лайра вытаскивала алетиометр и разглядывала его картинки глазами влюбленного, глядящего на портрет любимой. Значит каждый образ имел несколько значений, правильно? Так почему бы ей не понять, о чем они говорят? Разве она не дочь лорда Азраэля?
Памятуя о словах Фардера Корама, она пыталась сосредоточиться на трёх символах, взятых в случайном порядке, и нацеливала на них концы стрелок. Лайра обнаружила, что, если держать алетиометр на раскрытых ладонях и нарочито лениво посматривать на него, думая о приборе, длинная стрелка начинала двигаться более осознанно. Вместо бессмысленного раскачивания по кругу стрелка начала переходить от одной картинки к другой. Иногда она прекращала движение, указав на три картинки, иногда на две, иногда на пять и более, и хотя Лайра не понимала значения увиденного, она испытывала глубокую покойную радость от сделанного, непохожую ни на что из знакомых ей переживаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51