Доктор Ланселиус, тем временем, повернулся к Лайре.
– Насколько мне известно, у тебя есть алетиометр, – сказал он, немало удивив девочку, ибо откуда доктор мог узнать о приборе?
– Да, – подтвердила она и, при поддержке Пантелеймона, выразившегося в несильном щипке, добавила. – Вы хотите посмотреть на него?
– Очень хотел бы.
Довочка неловко вытащила прибор из водонепроницаемой сумки и передала консулу бархатную упаковку. Доктор Ланселиус открыл ее и с величайшей осторожностью поднес алетиометр к лицу, рассматривая его как Ученый рассматривает редкий манускрипт.
– Какая изысканная работа, – прошептал он. – Я видел и другие образцы, но ни один не был столь изящен, как этот. А у тебя есть книги для его чтения?
– Нет, – начала Лайра, но прежде чем она успела сказать что-то еще, в разговор вмешался Фардер Корам.
– Нет, и очень сожалеем об этом, поскольку несмотря на обладание алетиометром, мы не можем читать его предсказания. Это такая же тайна, как и состав чернил которые Хиндусы использовали для предсказания будущего. А ближайшая книга для чтения, о которой я слышал, находится в аббатстве Святого Иоанна в Гейдельберге.
Лайра поняла, почему Фардер Корам не позволил ей вести беседу: он не хотел, чтобы доктор Ланселиус узнал о даре девочки. Но она видела то, чего Фардер Корам видеть не мог, а именно волнение демона доктора Ланселиуса, и сразу поняла, что притворство не доведет до добра.
И Лайра заговорила, обращаясь то ли к доктору Ланселуису, то ли к Фардеру Кораму:
– Вообще-то я могу читать его.
Ей ответил консул:
– Это говорит о твоей мудрости. А как прибор попал к тебе?
– Мастер Джорданского колледжа в Оксфорде дал мне его, – обяснила Лайра. – Доктор Ланселиус, вы знаете, кто сделал алетиометр?
– Говорят, что все алетиометры были созданы в Праге, – начал консул. – Ученый, который изобрел эти приборы, очевидно пытался обнаружить способ измерять степень влияния планет, согласно идеям астрологии. Он хотел создать устройство, которое тянулось бы к влиянию Марса или Венеры так же, как стрелка компаса тянется к северному полюсу. Ему не удалось воплотить в жизнь свои идеи, но собранный механизм реагировал на что-то, хотя никто не понимал, на что именно.
– А почему решили нарисовать символы?
– Ну, дело было в семнадцатом веке. Тогда символы и знаки царили во всех областях науки. Строения и картины создавались так, чтобы их можно было читать как книги. Все имело второй смысл; если заполучить нужный словарь, можно читать саму Природу. Так что неудивительно, что нашлись философы, которые использовали символизм своего времени, чтобы переводить знания, поступающие из таинственного источника. Но, знаешь, их всерьез не использовали почти два века.
Доктор Ланселиус вернул прибор Лайре и добавил:
– Можно я задам вопрос? Без книг для чтения, как ты трактуешь показания?
– Я должна очистить разум, а потом смотреть как в воду. Нужно позволить глазам найти правильный уровень, потому что только он будет в фокусе. Примерно так.
– А можешь показать мне, как ты это делаешь?
Лайра посмотрела на Фардера Корама, желая сказать да, но ожидая одобрения. Мужчина кинул.
– Что мне спросить? – спросила Лайра.
– Каковы намерения Татаров относительно Камчатки?
Это было нетрудно. Лайра протянула пальцы к верблюду, который означал Азию, которая, свою очередь, означала татар; к рогу изобилия, который означал Камчатку из-за ее золотых шахт; и к муравью, который означал деятельность, а значит цель и намерения. Потом она замерла, позволив разуму удержать все три символа в фокусе и расслабилась в ожидании ответа, который пришел почти сразу. Длинная игла задрожала на дельфине, шлеме, ребенке, якоре, танцуя между ними и касаясь тигеля в сложном узоре, который глаза Лайры отслеживали без колебаний, но который был непонятен присутствующим мужчинам.
Когда движения стрелки несколько раз повторились, Лайра подняла глаза. Она моргнула раз или два, словно выходя из транса, и объявила:
– Они притворятся, что собираются в атаку, но на самом деле не собираются развязывать войну, потому что расстояние слишком велико и им придется опасно растянуть войска.
– Расскажешь мне, как ты прочитала это?
– Одно из значений дельфина это игра, он любит разыгрывать, – объяснила Лайра. – Я знаю, что это пятнадцатый символ, потому что стрелка остановилась пятнадцать раз, и именно это я видела очень четко. А шлем означает войну. Объединив эти символы, можно сказать, что кто-то собирается на войну, но на самом деле просто создает видимость. А ребенок позволяет добавить – это означает трудность – что атаковать будет слишком трудно, потому что войска будут растянуты как якорная веревка. В общем, я так это вижу.
Доктор Ланселиус кивнул.
– Изумительно, – обявил он. – Я очень благодарен тебе. Я это не забуду.
Потом он странно покосился на Фардера Корама, и снова взглянул на Лайру.
– Могу я попросить тебя еще раз продемонстрировать нам свои способности? – спросил он. – Если ты выглянешь из окна, ты увидишь навес с висящими на стене ветками облачных сосен. Одной из них пользовалась Серафина Пеккала, остальных она не касалась. Можешь найти нужную?
– Конечно! – закричила Лайра, горя желанием еще раз продемонстрировать свое умение. Она взяла алетиометр и заторопилась наружу. Ей хотелось посмотреть на облачные сосны, которые ведьмы использовали для полетов, и которые Лайра никогда не видела.
Мужчины стояли у окна и смотрели, как маленькая девочка пробиралась к навесу по глубокому снегу – Пантелеймон прыгал рядом с ней в виде зайца – потом остановилась перед висящими ветками, опустив голову и вглядываясь в прибор. Вскоре она потянулась и уверенно взяла одну веточку из множества висящих.
Доктор Ланселиус кивнул.
Лайра, взволнованная и горящая желанием взлететь, подняла ветку высоко над головой и побежала к дому, играя в ведьму. Консул повернулся к Фардеру Кораму и тихо спросил:
– Вы понимаете, что это за ребенок?
– Она дочь лорда Азраэля, – сказал Фардер Корам. – А ее мать миссис Коултер из Коллегии Жертвенников.
– А помимо этого?
Старому бродяжнику пришлось покачать головой.
– Нет, – признался он. – Больше я ничего не знаю. Но она странное невинное создание, и я ни за что не причинил бы ей вреда. Как ей удается читать алетиометр, я не могу себе представить, но я верю ей, когда она толкует его. Почему, доктор Ланселиус? Что вы знаете о ней?
– Много веков среди ведьм ходили слухи об этом ребенке, – начал консул. – Потому что ведьмы жили так близко к месту, где вуаль между мирами тонка, что слышали как бессмертные время от времени шептали нам голосами созданий, которые могут перемещаться между мирами. Они говорили о ребенке, чье великое предназначение может быть исполнено только где-то в другом месте – не в этом мире – но далеко за ним. Без этого ребенка мы все умрем. Так говорят ведьмы. Но ребенок должен выполнить предназначение, не зная, что делает, потому что в ее незнании наше спасение. Понимаете, Фардер Корам?
– Нет, – вновь признался Фардер Корам. – Честно говоря, не понимаю.
– Это означает, что девочка должна быть вольна совершать ошибки. Нам остается надеяться, что она их не совершит, но вести ее за собой мы не можем. Я рад, что мне довелось увидеть малышку.
– Но почему вы уверены, что она тот самый особенный ребенок? И что это за существа, которые могут путешествовать между мирами? Я не понимаю вас, доктор Ланселиус, хотя верю, что вы честный человек…
Прежде чем консул смог ответить, дверь открылась, и вошла Лайра с сосновой веточкой.
– Это та самая! – объявила Лайра. – Я проверила их все, и это она, я уверена. Но она не хочет взлететь в моих руках.
– Это изумительно, – признался консул. – Тебе повезло, что ты владеешь таким прибором, и я могу только пожелать тебе удачи в дальнейшей работе с ним. Но я хочу, чтобы ты взяла с собой еще кое-что…
Консул отломил часть веточки.
– С ней действительно можно летать? – спросила Лайра.
– Да, можно. Но ты же не ведьма. Я не могу отдать тебе всю ветку, потому что она нужна мне, чтобы связываться с Серафиной, но и этого хватит. Приглядывай за ней.
– Хорошо, – сказала она. – Спасибо.
Она спрятала веточку в сумку, рядом с алетиометром. Фардер Корам прикоснулся к сосновой ветке словно на удачу. На его лице застыло странное выражение, которое Лайра никогда еще не видела: почти страстное желание. Консул проводил гостей до двери, где он пожал руку и Фардеру Кораму, и Лайре.
– Надеюсь, ваше предприятие будет удачным, – сказал он и застыл на пороге, в обжигающем холоде, чтобы посмотреть, как гости уходят по тихой улице.
– Он знал ответ о татарах, он мог меня не спрашивать, – объявила Лайра Фардеру Кораму. – Так сказала алетиометр, но я не стала говорить об этом консулу. Стрелка показывала на тигель.
– Я подозреваю, что он испытывал тебя, дитя. Но ты правильно поступила, что была вежлива, поскольку мы не знаем, что на уме у консула. А насчет медведя он дал нам очень полезный совет. Сами мы ни за что не догадались бы спросить про медведя.
Они нашли дорогу к станции саней, которая оказалась парой бетонных складов, скрывавшихся на заросшем кустарником пустыре, где меж камней росли тонкие сорянки и плескались лужи ледяной грязи. Угрюмый мужчина в офисе заявил, что медведь заканчивает работать в шесть, но если незнакомцы хотят поговорить с ним, им лучше поторопиться, потому что медведь сразу отправляется во двор позади Бара Айнарсона, где ему наливают выпивку.
Узнав все, что нужно о медведе, Фардер Корам повел Лайру к лучшему продавцу одежды в городе, чтобы защитить девочку от холода. Они купили парку, сделанную из кожи северного оленя, потому что шерсть северного оленя полая и хорошо спасает от холода; и капюшон с подкладкой из меха росомахи, потому что на нем не образуется лед при дыхании. Они купили нижнее белье и вкладыши в обувь из кожи с ног северного оленя, и шелковые перчатки, одевающиеся под большие меховые руковицы. Ботинки и рукавицы были сделаны из кожи с передних ног северного оленя, потому что там она особенно жесткая, а на подошву для ботинок пошла кожа бородатого тюленя – такая же жесткая как у моржа, но не такая тяжелая. Наконец, они купили водонепроницаемую накидку из полупрозрачного кишечника тюленя, которая накрыла Лайру с головы до ног.
Надев все купленное на себя, с шелковым шарфом вокруг шеи, шерстяной шапочкой на ушах и большим капюшоном, натянутым сверху, Лайра тут же запарилась, но утешила себя мыслью, что экспедиция отправлялась в места, где климат был гораздо холоднее.
Джон Фаа управлял разгрузкой корабля, и сразу насторожился, услышав рассказ консула, и посерьезнел, когда узнал о медведе.
– Пойдем к нему сегодня же вечером, – объявил он. – Вы когда-нибудь разговаривали с подобным созданием, Фардер Корам?
– Да, приходилось. И даже сражался с одним, но, благодаря Господу, у меня была поддержка. Нам придется вести с ним переговоры, Джон. Он наверняка запросит немало, и будет вести себя грубо и заносчиво, но мы должны уговорить его присоединиться к нам.
– Должны? А та ведьма?
– Она далеко отсюда, к тому же, теперь она королева клана, – объявил Фардер Корам. – Я надеялся отправить ей послание, но похоже, что ответа придется ждать слишком долго.
– Ну, что же. Теперь позволь мне рассказать тебе, что нашел я, старый друг, – Джон Фаа сгорал от нетерпения поведать свои новости. На пристани он познакомился со старателем, Новым Датчинином из страны Техас. Оказалось, что у старателя, помимо всего прочего, есть воздушный шар. Экспедиция, к которой старатель надеялся присоединиться, распалась из-за отсутствия финансирования еще до того, как покинула Амстердам, так что он остался без дела.
– Думаю, нам может пригодиться помощь аэронавта, Фардер Корам! – сказала Джон Фаа, потирая свои огромные руки. – Я убедил его присоединиться к нам. Похоже, нам повезло, что мы пришли именно в этот город.
– Нам бы еще больше повезло, если бы мы поняли, куда идти дальше, – вздохнул Фардер Корам. Но ничто не могло испортить настроение Джона Фаа, увлеченного началом похода.
Когда стемнело, а припасы и оборудование были аккратно выгружены с корабля и стояли на пристани, Фардер Корам и Лайра пошли вдоль мола в поисках Бара Айнарсона. Найти его оказалось нетрудно: грубое бетонное сооружение с красной неоновой вывеской, мигавшей над дверью, сквозь покрытые изморозью окна которого доносились громкие голоса.
Узкий переулок рядом с баром вел на задний двор и обрывался у металлических ворот, где над замерзшей грязью был сооружен кривой навес. Смутный желтый свет, пробивавшийся через заднее окно бара, освещал огромную светлую форму, скорчившуюся на земле и рычащую над огромным куском мяса, которое существо держало в лапах. Лайре бросились в глаза окровавленная морда, маленькие злобные черные глазки и гора свалявшегося, желтоватого меха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51