– Берегитесь! – сказала Фейнне, грозя Эмери пальцем. – Вы назвали запретное имя в третий раз!
– Лично я в подобные глупости не верю, – объявил Эмери. – Возможно, здесь действительно обитает выживший из ума старичок, оставленный на казенных харчах за заслуги перед наукой и Академией. Доживает последние дни. Но вряд ли он выпрыгивает, как шутик из коробки, если назвать его имя трижды. Я просто хотел вас развеселить...
На дорожке сада послышались шаги, сопровождаемые старческим бормотанием.
Трое собеседников невольно встали поближе друг к другу. Элизахар побледнел. Эмери наблюдал за ним с легкой усмешкой превосходства: молодой дворянин никогда не позволит каким-то там жалким призракам нагнать на себя страху!
На дорожке показался дряхлый старикашка. Он тряс головой и что-то говорил сам себе. На нем был длинный балахон, очень засаленный и в прорехах: такие (только поновее и почище) обычно носят с поясом прислужники на кухне или в кладовых. У старикашки была розовая лысина – удивительно чистенькая, особенно при сопоставлении с состоянием его одежды, – и тонкие седенькие волоски, свисающие прядочками с висков.
Он прошел еще несколько шагов, остановился возле студентов и задумался, как бы припоминая – что это за существа вторглись в его сновидения и каким образом от подобных существ надлежит избавляться.
– Здравствуйте, – очень вежливо проговорил Эмери.
– А? – Старичок уставился на него слезящимися глазами. – Это слово обозначает нечто?
– Да, – сказал Эмери. – Оно обозначает доброе пожелание.
– А! Доброе! – Старичок удовлетворенно пожевал губами. – Ну, хорошо, хорошо... очень хорошо…
И побрел дальше. Скоро листья сомкнулись за его спиной, полностью поглотив старичка.
– Что скажете? – прошептал Элизахар. – Это был он?
– Должно быть, так, – согласился Эмери.
– Какой он? Опишите! – потребовала Фейнне. – Скорее!
Элизахар наклонился к ее уху и начал быстро перечислять: маленький, щупленький, дряхлый...
– Похож на паутинку, – сказал Эмери.
– И такой же липкий?
– Нет, на мертвую паутинку... Пыльную...
Фейнне кивнула.
– Ладно, продолжайте рассказывать, – велела она Эмери. – А кто написал его имя на стене?
– По слухам, он сам, – ответил Эмери. – Чтобы не забыть.
Издалека донесся звон колокола.
– Начало лекции, – сказал Эмери. – А я даже не переоделся!
– Ох, это все из-за меня! – спохватилась Фейнне. – Я задержала вас разговорами...
– Ничего, Элизахар даст мне списать, – заявил Эмери. – Правда, дружище?
– Не сомневайтесь, – отозвался Элизахар.
– В таком случае, нам следует быть особенно внимательными, – решила Фейнне и быстро зашагала по дорожке к той поляне, где обычно проходили теоретические занятия Алебранда, а Эмери почти бегом направился домой.
Ренье встретил старшего брата широченным зевком.
– Нафехтовался? – спросил он.
– Кажется, братец, я совершил ужасную ошибку! – сказал Эмери почти в отчаянии, бросаясь на свою кровать.
Ренье сел.
– Ошибку? Ты? – От удивления он проснулся.
– Да, я, – раздраженно ответил Эмери. – Что я, не человек, по-твоему? Если я старший, то и ошибаться не могу?
– Можешь, конечно, – пробормотал Ренье не слишком убежденно. – А что ты натворил?
– Подружился с новенькими.
Ренье сразу стал серьезен.
– Вознамерился отбить у меня девушку?
– Она ведь еще не твоя, Ренье, – напомнил Эмери. – И если хочешь знать мое мнение, она не достанется ни тебе, ни мне.
– А кому?
– Не знаю. Такие девушки обычно сразу замечают человека, предназначенного им судьбой. А все остальные мужчины для них вообще как бы не существуют.
– Ну да, конечно, – без всякой убежденности согласился Ренье.
– И Фейнне такого человека пока не встретила.
– Ага.
– Я говорю серьезно! Она и этот парень, который ходит за ней, как сторожевой пес, – оба слишком проницательны. Особенно – он. Мы не сможем дурачить их достаточно долго.
– Думаешь, они догадаются?
– Не исключено.
– Как же вышло, что ты свел с ними дружбу?
– Дружбой это, конечно, называть еще рано... Все случилось из-за дурака Пиндара! Чем ты его вчера так допек?
– Да его все допекали, не я один, – оправдывался Ренье.
– Пиндар отказался фехтовать со мной, и я остался без пары, а Элизахар предложил свои услуги. Кстати, он кое-что мне потом рассказал.
– Про что?
– Про того прозрачного человека, которого вы вчера видели в «Колодце». Говоришь, при виде этого типа Элизахар перепугался до смерти?
– Чуть не бросился бежать. И удрал бы, да только у него ноги подкашивались, – подтвердил Ренье. – Я был совсем рядом и хорошо видел. Он даже позеленел от ужаса.
– В первый раз прозрачный человек настиг Элизахара на дороге сюда, в Академию.
– Почему именно его? – удивился Ренье. – Слушай, брат, кто он такой, этот Элизахар? Слишком уж много мы о нем говорим и думаем! Обычный солдафон. Охраняет молодую даму, которая впервые уехала далеко от дома. Ничего особенного...
– Может быть, в нем самом и нет ничего особенного, – согласился Эмери. – Вероятно, все дело в девушке. Но факт остается фактом: призрак разговаривал не с девушкой, а с ее телохранителем. Велел беречь госпожу.
– Ну вот, видишь! – с торжеством провозгласил Ренье. – Я же говорил, Фейнне – необычная.
– Это я говорил, – напомнил Эмери.
– Ладно, мы оба это говорили, – сдался Ренье. – Что теперь делать? У Фейнне слишком хороший слух, чтобы не понять, что нас двое.
– Будем избегать слишком близкого общения с нею, – решил Эмери.
Услыхав такое, Ренье даже подпрыгнул.
– Ничего себе! Лучше бы ты принес мне веревку и мыло, чем подобный совет!
– Другого выхода нет, – вздохнул Эмери.
Они переглянулись. Затем Ренье отвернулся и, глядя в потолок, заявил:
– В любом случае, завтра у нас танцы, и я буду заниматься в паре с нею!
Глава седьмая
ПИНДАР ОБРЕТАЕТ ДРУГА
Пиндар явился в «Колодец» раньше обычного, почти сразу после окончания второй лекции, и застал там Софену. Девушка сидела одна за длинным столом, тянула из стакана густое пиво и смотрела прямо перед собой мутными, чуть удивленными глазами, словно сама не понимала, как здесь очутилась и чем занимается. Хозяин время от времени поглядывал на нее из-за стойки: он привык заботиться о посетителях и следить за состоянием их духа.
Завидев Пиндара, Софена подняла голову.
– А что ты здесь делаешь в такую рань? – поинтересовалась она.
– Возможно, у меня есть причины, – ответил он уклончиво.
На самом деле никаких особенных причин не имелось: Пиндару хотелось побыть на «поле боя», где вчера он потерпел поражение, заново пережить неприятные ощущения и попытаться трансформировать их в поэтические. Это был его способ бороться с жизненными невзгодами.
– А, – сказала Софена, снова опуская голову.
Пиндар уселся напротив и наклонился к ней через стол.
– Хочешь, поговорим? – предложил он.
– С чего ты взял, что я захочу с тобой разговаривать? – фыркнула она.
– Возможно, захочешь, – повторил он настойчиво. И тотчас сдался: – Ладно, это я хочу поговорить. Согласна?
– На что?
– Поговорить.
Она невесело рассмеялась.
– О поэзии?
– Да. И о новенькой девушке.
– Все только и судачат, что о новенькой девушке! – взвилась Софена, разом потеряв терпение. – Что, других тем для разговора найти нельзя?
– Погоди, скоро она всем надоест. Когда в Академии впервые появились девушки, все тоже только эту новость и обсуждали...
– Ну да, – перебила Софена, – а потом всем надоело. Я всегда всем надоедаю. Всегда.
– Ты о чем? – Пиндар растерялся. Он не ожидал, что Софена вдруг проявит такую откровенность. Да еще с ним. До сих пор они практически не общались один на один.
– Да о том! – Она отвернулась, досадуя на себя.
– Софена, – мягко заговорил Пиндар, – ты совершенно не права. Никому ты не надоедала.
– Ну да, потому что никто мною и не интересовался.
– А Гальен? – спросил Пиндар.
Если бы они с Софеной и впрямь когда-либо общались по душам, Пиндару в жизни не пришло бы на ум задавать девушке подобный вопрос. Но он не знал. И спросил.
Софена вспыхнула до самых кончиков волос. Глаза ее пьяно загорелись.
– Гальен? – прошептала она. – Но ведь он меня предал!
Пиндар выглядел ошеломленным. И вместе с тем буря страстей, разрывавшая Софену на части, показалась ему настолько интересной, что молодой поэт рискнул: остался рядом с ураганом и попробовал извлечь несколько сильных, разрушительных ощущений прямо из его эпицентра.
– Гальен не похож на предателя, – заметил Пиндар. – Конечно, вы расстались... кажется...
– Послушай. – Софена улеглась щекой на столешницу и вытянула перед собой руки с беспокойно двигающимися пальцами. – Ты ведь ничего не знаешь. Гальен сказал, что будет мне братом. Он согласился. Понимаешь? Мы стали единым целым! Тогда, в полнолуние... Ты видел, какого цвета кровь в полнолуние Ассэ, когда все вокруг залито синевой? Она темно-фиолетовая...
Софена повернула руку так, чтобы обнажить запястье, и Пиндар увидел полоску шрама.
– Понял? – спросила она. – А он предал все это.
– Каким образом?
– Хочешь знать? – Ее глаза полыхнули ненавистью. – Ладно! Я потом буду очень жалеть, но сейчас... сейчас хочу сказать! Ты поэт, хоть и дрянной. Ты поймешь.
Она оскорбила его так небрежно, беззлобно, походя, что поначалу он даже не понял этого. А поняв, похолодел. Он ничего для нее не значил. Ни он, ни его стихи. Она черпала жизненные силы в бесконечном источнике боли, и этот источник был для нее всем. Все прочее существовало лишь в отдалении.
– Гальен оказался обычным мужчиной, – сказала Софена, сильно кривя губы. – Ты понимаешь, что я имею в виду? Он соглашался со всем, что я ему говорила. «Да, да». А сам ни во что не верил! И в конце концов, когда в его тупую голову пришла великая мысль – «пора в постельку», – он выбрал «подходящий момент» и сказал мне об этом.
– О чем?
– О том, что хочет со мной переспать!
Софена приподняла голову и глянула на Пиндара с ядовитой иронией.
Пиндар выглядел озадаченным. Длилось это всего мгновение, затем он быстро нацепил на лицо презрительное выражение.
– Не думал, что Гальен настолько примитивен! – произнес он таким фальшивым тоном, что сам испугался.
Но Софена лишь успокоенно опустила лицо обратно на стол.
– Да, ты понял, – пробормотала она.
– Более того, теперь, когда я знаю, кто ты такая, – произнес Пиндар, – я могу объяснить тебе, почему все наши так носятся с этой Фейнне.
Софена сверкнула глазом.
– Ладно, объясни.
– Физический недостаток придает женщине особенное обаяние, – сказал Пиндар. – Собственно, об этом я и пытался вчера сказать. Но меня, естественно, истолковали превратно. Легко и приятно любить горбунью или девушку с сухой ногой... Или безрукую. Ты когда-нибудь видела женщину, искалеченную во время битвы?
Ничего подобного Софена, естественно, не встречала, однако кивнула с убежденным видом.
– Однорукий или одноногий мужчина выглядит жалким или страшным, – продолжал Пиндар. – У меня отец потерял ногу...
Он не стал уточнять, что его отец был браконьером и однажды, сильно выпив, попался в собственный капкан.
– О! – сказала Софена. – А моя мать умерла, производя меня на свет.
Пиндар продолжал, пропустив ее замечание мимо ушей:
– Мой отец – он был страшным. Но... нормальным. А потом я встретил девушку без руки, и это было невероятно. Я испытывал к ней такие чувства, каких не знал больше никогда. Ни до, ни после. Я думал о ней день и ночь. Только о том, чтобы приблизиться, коснуться ее изуродованного локтя. Этого не передать обычными словами. Я начал писать стихи... – Он помолчал и добавил: – Наверное, я потом, как и ты, буду жалеть об этой откровенности!
– Ты не пожалеешь! – заверила его Софена. – Я благодарна тебе. Теперь многое становится гораздо яснее. Многое.
Ее взгляд стал мрачным. Затем она поднялась и вышла из кабачка.
Глава восьмая
НЕОЖИДАННОЕ НАПАДЕНИЕ
Когда наступил вечер, Эмери объявил брату, что желает воспользоваться своим правом и посетить «Ослиный колодец».
– Я и без того просидел дома больше недели, – добавил он.
– Я же не спорю, – отозвался Ренье. – Что ты защищаешься?
– Сам не знаю...
– Должно быть, тебе совестно лишать меня последней радости в жизни, – предположил Ренье. – Вот ты и занят поисками оправданий. Притом – тщетных.
Эмери не ответил. Он старательно укладывал волосы.
Вечер был теплым, как молоко, и таким же нежным, он нес в своем дыхании легкую музыку, и Эмери улавливал каждую ее ноту. Ему нравились такие вечера: одна гармония не спеша сменяет другую, и каждый тон звучит так точно, так определенно, как будто его задает невидимый капельмейстер.
Он едва успел добраться до кабачка, как дорогу ему преградили.
– Господин Эмери? – сухо прозвучал чужой голос. – Господин студент Академии?
– С кем имею честь? – осведомился Эмери так же сухо и неприятно.
– Вчера вы изволили высказываться по поводу «тупых солдафонов», – сообщили из темноты. Затем раздались шаги, и двое очень юных офицериков вошли в круг света от пестрого фонаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61