Сны о том, что все вокруг непомерно огромное (Элизахару объясняли: такие сны означают детские воспоминания, ведь только в детстве стул кажется размером с целого человека, а земля очень близка и играет куда большую роль в твоей жизни, ибо ежеминутно в состоянии больно укусить за колено или треснуть по скуле).
Нет, это были бессодержательные сны. Они ничего не рассказывали ни о самом Элизахаре, ни о том деле, которым он сейчас занимался. Чильбарроэс спокойно мог бы и не подсматривать их.
Иногда солдат чувствовал, как прозрачный старик с двухцветным лицом раздосадованно исчезает из его забытья. Тогда Элизахара охватывало облегчение: с него снимали ответственность за скучные видения, и он мог спокойно отдыхать, оставаясь самим собой, самым обыкновенным человеком. И никто не требовал, чтобы он притягивал к себе прозрения, никто не злился за то, что эти прозрения не приходят.
А затем вновь в его сознании возникал Чильбарроэс, прогневанный, нетерпеливый, и мучения Элизахара возобновлялись.
Однажды Элизахар проснулся от того, что у самого его локтя кто-то развел костер. Пламя мертвенного голубого цвета, точно кормилось дровами из преисподней, стояло почти вертикально на сухих ветках. Желтоватая луна уже зашла, и воздух был мертвенно-синим.
Элизахар не столько увидел, сколько почувствовал, что он больше здесь не один. Рядом находился кто-то еще, и сомнений в том, кем мог быть этот «кто-то», не оставалось.
– Чильбарроэс! – прошептал солдат. – Что ты делаешь в моих снах? Неужели тебе мало подсматривать?
– Это не сон, – отозвался голос из индиговой темноты. – Это почти наяву...
Элизахар уселся.
– Я варил здесь мясо, – предупредил он. – Подбил вчера гуся.
– Знаю, – спокойно отозвался Чильбарроэс. – Расскажи, что здесь происходит. Из твоих снов я ничего не могу понять.
Элизахар сморщился.
– А нельзя сделать так, чтобы ты просто в них не появлялся? Лучше я буду тебе докладывать обо всем наяву.
– Ну вот и докладывай! – фыркнул Чильбарроэс.
– Охраняют ее хорошо, – начал Элизахар. – В одиночку я с ними, ясное дело, не справлюсь, но попробовать стоит. Скоро определюсь с целями и начну.
– Выражайся яснее! Что начнешь?
– Охоту. – Элизахар поморщился: прозвучало слишком самоуверенно, с эдакой наемнической залихватскостью.
Но Чильбарроэс отнесся к этому с явным одобрением.
– Самое естественное намерение, коль скоро мы имеем перед собою охотничий домик и ничто иное.
– Дался тебе этот «охотничий домик»! – проговорил Элизахар с досадой. – Да будь это хоть выгребная яма для бедных, какая разница, как назвать!
Чильбарроэс склонил голову набок, причудливо гоняя тени по всему лицу.
– Да? – отозвался он с непонятной печалью. – Тебе безразлично, как это назвать?
– Именно, – сказал Элизахар, отводя взгляд. – Нет никакой разницы. Важно, что этот дом хорошо охраняется, а Фейнне – там, внутри...
Чильбарроэс вдруг посмотрел прямо на него и, чуть раздувая ноздри, произнес:
– А вдруг она уже умерла? Ты здесь сидишь, греешь задницу о теплые мхи, а она мертва...
На миг у Элизахара онемели губы и кончики пальцев, но когда этот миг прошел, солдат понял, что Чильбарроэс просто хотел причинить ему боль. Непонятно, чем это было вызвано – доискиваться до причин Элизахар не стал. Обычный каприз, не более.
– Она жива, и я доберусь до нее, – сказал Элизахар очень уверенно, возвращаясь к наемнической лихости.
– Без оружия? – полюбопытствовал старик. – Как интересно! Можно я посмотрю?
Элизахар схватился за голову.
– Когда ты перестанешь меня мучить?
– Когда мне это наскучит.
Элизахар замолчал и опустил веки. Он чувствовал свое бессилие перед этим существом. От него нельзя было уйти, его нельзя было убить или прогнать. Чильбарроэс не позволял даже упросить или уговорить себя. Оставалось подчиняться и ждать.
– Скажи, – заговорил наконец Элизахар, трогая веточку в костре, – почему тебя так заботит судьба Фейнне?
– Не только меня, – хихикнул Чильбарроэс. – Еще герцога Вейенто. Забыл? Обоих нас беспокоит одно обстоятельство. Слепая девушка проявила исключительный талант к левитации. Долгое время считалось, что подниматься по лунным лучам могут только люди, способные различать тончайшие оттенки светового спектра.
– А разве это не так?
Чильбарроэс сморщил свой необъятный нос:
– Разумеется, ты этого не знаешь, солдат, да и большинство преподавателей Академии – тоже... Разве что один сумасшедший старикашка догадывался, но его никто не слушал...
Он снова замолчал. Элизахар не стал торопить собеседника. Ночь предстояла долгая, к тому же Элизахар не вполне понимал, спит он или бодрствует в одном из тех туманных серых миров, по которым водил его Чильбарроэс.
Наконец старик невнятно произнес:
– Левитировать научили людей эльфы. Эльсион Лакар. Для них летать в свете двух лун так же естественно, как ходить по земле. Но для того, чтобы человек смог подражать им, они завязали ему глаза.
– Какой человек? – не понял Элизахар.
Чильбарроэс медленно повернул голову и уставился на солдата так пристально, с таким любопытством, словно увидел его впервые.
– Это был самый первый король, – сказал наконец Чильбарроэс. – Гион. Тот, что привел в наши земли Эльсион Лакар. Возлюбленный Древней Крови. Эльфы завязали ему глаза, и он, не догадываясь о происходящем, поднялся по лунным лучам. Вот как это было. Ты не знал?
– Откуда?
– Теперь будешь знать... Фейнне вернула людям это умение.
– Хочешь сказать, в ее жилах есть эльфийская кровь?
Задавая этот вопрос, Элизахар замер. Если Фейнне действительно происходит от Эльсион Лакар – о чем ни она, ни ее родители могут и не подозревать, – то...
– Боишься, как бы эльфийское происхождение не сделало твою Фейнне подходящей невестой для дофина? – осведомился Чильбарроэс с таким ядовитым ехидством, что Элизахар сжался.
Старик уставился куда-то в пустоту – провожал глазами уходящую ночь. Потом сказал, неожиданно просто и сердечно:
– Нет, Элизахар. Если в жилах Фейнне и есть капля эльфийской крови, этой капли недостаточно, чтобы обновить ежегодную жертву Эльсион Лакар. Хотя, несомненно, вновь открывшееся обстоятельство делает девушку куда более знатной, чем ты привык считать. – Старик назидательно поднял палец. – Но это лишь из области наших предположений. Кроме того, для слепой левитации совершенно не обязательно вести свое происхождение от эльфов. И король Гион тому первое доказательство.
Элизахар молча смотрел на пламя. Синий огонь почти совсем угас и теперь обессиленно ползал по влажному мху.
Неожиданно Чильбарроэс сильно схватил Элизахара за руку.
– И Вейенто, и меня интересует в девушке Фейнне ее высокая одаренность. Скажи, это правда, что она сумела войти в мир, где ее слепота исчезла? Где она могла видеть?
Элизахар перевел взгляд на пальцы старика, которые больно впивались в его запястье. Чильбарроэс, однако, и не думал ослаблять хватку.
– Да, – вымолвил наконец Элизахар. – Она была там. Я думал, что потерял ее... А потом она рассказала обо всем мне и еще одному студенту.
– Не равняй себя со студентами, – предупредил Чильбарроэс.
– Попробую...
– Они – почти дети, – продолжал старик. – А ты большой мальчик. Небось, за свою жизнь поубивал кучу народу.
– Мои заслуги перед человечеством сильно преувеличены, – криво улыбнулся Элизахар.
Чильбарроэс наконец разжал пальцы и покровительственно похлопал солдата по руке.
– Не скромничай. Я кое-что о тебе узнал. Самую малость, конечно. Похоже, мать Фейнне была права.
– В чем-то права, а в чем-то заблуждалась. Вопрос лишь в том, в какую сторону повернут меч.
– Прекрасно сказано! – одобрил Чильбарроэс. – Сразу виден академический, стиль. Итак, возвращаюсь к теме изначального диспута. Так это у вас, ученых господ, называется? Узнав о необыкновенных способностях Фейнне, вы побежали к одному из магистров. Я не отклонился от темы?
– Так и было, – признал Элизахар. – Мы отправились к профессору, который преподавал у нас... то есть у них... оптику.
– К Алебранду, – уточнил Чильбарроэс.
– К Алебранду, – повторил Элизахар.
Чильбарроэс чуть откинулся назад, сидя на пятках. Вид у него был победоносный.
– И кому вы подписали тем самым приговор, олухи? – Он приблизил нос к самому лицу Элизахара. – Идиоты! – заорал старик. – Недоумки! Разве можно рассказывать о таких вещах? Вейенто не выпустит девочку из своих лап, пока не дознается, как именно она очутилась там, по ту сторону... Даже если тебе, болвану такому, удастся освободить ее из охотничьего домика, – губы Чильбарроэса покривились, когда он произносил последние слова, – даже в этом случае тебе придется прятать ее от герцога до конца жизни.
– Может быть, сдаться и оставить все как есть? – спросил Элизахар. Его изрядно утомили выходки Чильбарроэса.
– Может быть, – сказал Чильбарроэс и исчез.
В то же мгновение солнце ворвалось под полог леса, и хор птичьих голосов оглушил Элизахара. Синее пламя прижалось еще ниже, а затем погасло. На месте костра осталось бесформенное черное пятно. А посреди этого пятна лежали два метательных кинжала и студенческая шпага.
Уставший за ночь от спутанных, странных видений, Элизахар целый день бродил вокруг охотничьего домика – осматривался, изучал происходящее. Он знал уже, что часовые сменяются каждые три часа. Выставляли их, вероятно, больше для поддержания дисциплины, чем из страха перед возможным нападением. Некому нападать на охотничий домик, принадлежащий ныне герцогу Вейенто. Никто не знает, где находится похищенная девушка. Никто, кроме одного бедного сержанта, который как-то раз сдуру вообразил себя умным. Единственное преимущество Элизахара заключалось в том, что никто в домике даже не подозревал о существовании подобного бедного сержанта.
Он устроил себе логово в трех полетах стрелы от частокола, нахально расположившись почти под самым носом у тех, кого выслеживал. Элизахар не боялся, что его обнаружат: хоть крохотным гарнизоном и командовал, судя по всему, человек опытный, люди чувствовали себя в полной безопасности. Наверняка еще и посмеиваются над командиром. Считают, что тому повсюду мерещится потенциальный противник.
Со старыми вояками подобные вещи случаются сплошь и рядом, и, даже устраиваясь на ночлег в самом обычном придорожном трактире, они принимаются баррикадировать двери, исследуют окна так, словно намереваются в самом ближайшем времени вести обстрел прилегающей территории, а хозяйке, явившейся к новому постояльцу с одеялами и предложением спуститься вниз и пропустить по кружечке, учиняют допрос и обыск под угрозой оружия.
Разумеется, все это смехотворно. Особенно когда речь идет о маленьком охотничьем домике, спрятанном в лесной глуши. О домике, к которому никто не знает дороги.
Какой смысл выставлять часовых? Какой смысл заставлять парней день и ночь обходить частокол с таким видом, будто в необитаемом лесу притаился враг? Да и какой здесь может объявиться враг?
Тем не менее рука у этого командира, надо полагать, твердая, потому что солдаты хоть и ворчали, но четко выполняли приказ. После нескольких дней наблюдения Элизахар решил, что лично ему это только упрощает задачу: кое-какие вещи были совершенно предсказуемы.
Он успел сосчитать солдат. Четырнадцать человек. Пятнадцатый – командир, этого Элизахар видел только издали. И в самом домике, кроме Фейнне, есть еще кто-то, Наяву Элизахар их не встречал – те ни разу не выходили наружу, – однако во сне, который показывал ему Чильбарроэс, было несколько человек, которые не являлись солдатами. Двое или трое.
Элизахар старался не слишком глубоко погружаться в воспоминания о том видении. У него начинала кружиться голова, и мысли мутились и путались. Лучше уж полагаться на то, что он видел собственными глазами.
Из охотничьего домика никто ни разу не выезжал на охоту. По всей вероятности, продукты сюда привозят. Стоило выждать несколько дней – вдруг часть солдат отправят на север с телегами за продовольствием? Это существенно облегчило бы Элизахару его задачу.
Он просидел в своей засаде еще несколько дней. Ничего не происходило, ничто не менялось. Элизахар начал уходить далеко в лес, чтобы подстрелить там кролика или птицу, если повезет, и изжарить мясо на углях.
В голове у него было пусто. Он мог часами ни о чем не думать, просто смотреть на частокол, подсчитывать шаги часовых, прикидывать, где ловчее можно войти за ограду: ворваться в ворота или перелезть с помощью веревки. И ни одно воспоминание не приходило к нему в эти дни. Академия, студенты и преподаватели, бедная глупая Софена и гаденыш Эгрей, странный парень Эмери, то веселый и дружелюбный, то высокомерный и замкнутый, сумасшедший старичок Хессицион, уроки танцев и фехтования, даже Фейнне и ее старушка-няня – все это отошло в какую-то плотную серую тень, куда не проникал взгляд человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61