– Из тебя отвратительная партнерша! Ты вечно недоволен.
– Ты тоже был бы недоволен. Посмотри на мои туфли.
Ренье глянул вниз и прикусил губу: на черных лаковых туфлях Гальена отчетливо виднелись отпечатки подошв.
– Ну, извини. Извини меня! Я тебе пришлю бутылку лучшего вина. Нарочно закажу в столице и пришлю.
– Берегись, как бы я не поймал тебя на слове, – предупредил Гальен. – Потому что сейчас я очень, очень зол. О чем ты думаешь?
– О том, как бы утопить Эгрея, – честно признался Ренье.
За это Гальен сразу простил ему все неловкости, и они завершили танец опять друзьями – как и начали.
После танцев Софена решила остаться в черном трико и пестрой юбке не первой свежести: этот наряд, как она считала, придавал ей загадочности. А ей хотелось произвести на Пиндара впечатление. Коль скоро он увлечен эстетикой безобразного...
Софена сняла туфли и прошлась босиком. Она смотрела на свои ноги – длинные белые ступни, как бы обрубленные, выступающие из «ничего», из пустоты, ибо именно такой эффект создавали черные гетры. Юбка, вдвое шире, чем требовалось бы, раскачивалась при каждом шаге, как колокол. Как набат, призывающий к оружию!
Софене нравилось думать о том, что она – опасна. Она не шла по саду – она несла себя осторожно, точно взведенный арбалет. Малейшее неверное движение могло сейчас вызвать выстрел.
«Я безобразна и прекрасна в одно и то же время, – думала она, вытягивая перед глазами руку в узком черном рукаве. Кисть, как и ступня, „обрубленная“ одеждой жила словно бы собственной жизнью. – Я чудовище...»
Бесшумно, как и подобает тайному чудовищу, Софена прокралась к беседке и скользнула туда, чтобы устроиться там на полу, по-звериному. Она криво улыбнулась, нарочно растягивая один угол рта. Второй тоже задрожал, и Софена прижала его пальцем.
В этот момент она услышала голоса и инстинктивно, не раздумывая, распласталась на полу.
Говорили ее личные враги – магистры Даланн и Алебранд. Они, правда, еще не знают о том, что стали личными врагами Софены, – но когда узнают, то горько пожалеют об этом!
Магистр Даланн, быстро, невнятно произнося слова, промолвила несколько раз:
– Ты не должен был напиваться. Недопустимое легкомыслие в такое время! Мне стоило больших трудов вытащить тебя. Как ты мог? Теперь, когда мы почти у цели...
– Подошел срок, – проворчал Алебранд. – Я не могу долго без спиртного.
– Ситуация слишком серьезна, – сказала Даланн.
– Ты права, – хмуро отозвался Алебранд. – Я ожидал чего-то подобного... Но чтобы так? В моей практике такое происходит впервые.
«Обо мне говорят, – подумала Софена. – „Она“ – это я, понятное дело. Интересно, что они затеяли? И почему ситуация настолько серьезна? Неужели я – такая выдающаяся мерзавка, что даже Даланн признала это? Признала и ради меня вытащила Алебранда из запоя? У него был запой, я слышала, как Эмери говорил об этом…»
– Расчеты старика оказались верны? – жадно спросила Даланн.
– Вроде бы. Но он ведь молчит. Или несет всякую чушь, – с досадой ответил Алебранд.
Он тяжело перевел дух, а затем совсем перестал дышать. Застыла и Софена: она боялась, что звук дыхания выдаст ее. Наконец Алебранд шумно выдохнул – «ф-фу...» – и сказал:
– Ясно одно: еще одна его гипотеза нашла блестящее подтверждение. Осталось понять, где и когда это произошло. Она ведь тоже ничего толком объяснить не может. И эти болваны, ее друзья, соображают чуть лучше, чем болотные жабы.
– Скажи еще – крысы, – хмыкнула Даланн.
Магистр Алебранд подпрыгнул:
– Не говори мне о крысах! Дура!
Судя по звуку, магистр Даланн хлопнула его по щеке.
Алебранд с досадой произнес:
– Даже драться толком не умеешь... Ладно, я виноват, но тут уж ничего не поделаешь. Ты тоже хороша. Твои методы могут убить кого угодно.
– Только не тебя, – сказала Даланн. – Продолжай свою мысль.
– Моя мысль предельно проста. И ты ее знаешь. И тебе она тоже приходит на ум. Потому что она – единственно возможная. Мы должны изолировать ее.
– И его, – добавила Даланн. – Он тоже представляет некоторую опасность. Ты выяснял, кто он такой?
– Да. Ничего не выяснил. Видимо, полное ничтожество.
– Для ничтожества он чересчур хитер.
– Я имею в виду – в социальном отношении. Происхождение, как говорится, нулевое.
– Тем лучше, – сказала Даланн. – Никто не спохватится и не предъявит претензий.
«Они о Пиндаре, – подумала Софена. – Я так и знала! У них тут все рассчитано на много лет вперед. Они принимают студентов на обучение, берут с них деньги, между прочим, а затем начинают выяснять – какие у них связи, какая родня, все такое. У кого родня получше тем помогают. У кого... как это они выразились? Нулевое происхождение... Тем – никакого снисхождения. Напротив, будут топить изо всех сил! Пиндар – из простых, он мне рассказывал. Ну, не совсем из простых, конечно, но по сравнению с „госпожой Фейнне“ – полный простолюдин...»
– А как насчет а-челифа? – спросил Алебранд.
– Потребуется время, – ответила Даланн. – Здесь он не растет.
Алебранд хихикнул:
– У меня есть запас.
Раздался странный звук. «Она его поцеловала, – ошеломленно подумала Софена. – Вот так дела! В щеку чмокнула. Что такое а-челиф? Что-то неодушевленное, по-видимому».
Затем Алебранд сказал:
– Нужно торопиться. Чильбарроэс...
– Ты уверен, что это Чильбарроэс? – спросила Даланн.
«Еще одна таинственная вещь, – думала Софена. – Они уже говорили о ней как-то. Я слышала. Она им очень не нравится. Слово какое-то птичье: чильбарроэс... Надо будет попробовать выяснить, что это такое. Только бы не забыть... – И она несколько раз повторила: – Чильбарроэс, а-челиф...»
– Я ни в чем не могу быть уверен, – сказал Алебранд. – Но, судя по описанию, очень похоже. И теперь мне, кажется, очевидно, что ему здесь могло понадобиться.
– То же, что и нам, – утвердительно произнесла Даланн.
– Он предвидел. Ты заметила?
– Ничего странного. Он всегда на шаг впереди.
– Магия?
– Фу, какие глупости! Магии не бывает. Существуют наука, расчеты, химические реакции, жизненный опыт, интуиция, расовая принадлежность. Не смеши меня, Алебранд.
– Это у меня последствия запоя, – извиняющимся тоном произнес Алебранд. – О премудрая Даланн!
«Интимничают, – с отвращением думала Софена, представляя себе обоих магистров: Даланн с ее бородавками, Алебранда с его жесткой бородой... – Ужасная картина! Должно быть, они и впрямь родственники. Иначе... я даже вообразить не могу, что может заставить мужчину, даже такого неприятного, как Алебранд, польститься на магистра Даланн!»
– Ты уверен, что твой а-челиф не выдохся? – спросила Даланн спустя короткое время. – Нам необходимо, чтобы действие было мгновенным.
«Одурманивающее зелье, вот что это такое! – сообразила Софена, холодея от ужаса. – Ну да. Все сходится. Они ведь хотели завалить Пиндара на экзамене. Чтобы его тлетворные, как они выражаются, идеи в области эстетики не оказывали влияния на умы студентов. Вознамерились показать всем и каждому, какое он ничтожество. Воображаю, каких глупостей он наговорит, если они применят свое одурманивающее зелье. Грязная игра! Я, впрочем, так и думала. С самого начала я знала, что здесь ведется грязная игра».
– Он подчинится, – уверенно сказал Алебранд. – И она – тоже. Все произойдет так чисто, что ни у кого даже тени подозрения не возникнет.
– Хорошо бы... – Даланн вздохнула. – Его высочество будет доволен. Теперь о документах старика.
– Он за ними не следит, – сказал Алебранд. – разбрасывает повсюду. Ему вообще давно уже не нужны записи. Он помнит наизусть любую цифру. Другое дело, что он никогда не прибегнет к формулам, если не ощутит к тому внутренней потребности. И а-челиф к нему применять нельзя – у него слишком хрупкая система. Можно вообще все разрушить.
– Ладно. – Даланн еще раз поцеловала Алебранда и магистры быстро ушли.
Софена еще некоторое время лежала на полу в оцепенении. «Она». Магистры говорили о том, что хотят заставить подчиниться «ее». Кто «она» – тоже понятно: сама Софена. Кто еще в Академии не подчиняется общим правилам, кто несет в себе вольный дух?
Софена.
Весь мир против одной-единственной хрупкой девушки.
Софена тряхнула головой. Теперь она больше не была взведенным арбалетом. Теперь она была одинокой, всеми покинутой, маленькой девочкой, у которой совсем не осталось друзей.
Кроме Пиндара.
Софена вскочила на ноги. Юбка красиво разлетелась вокруг бедер и плавно опустилась, свиваясь складками. Девушка побежала разыскивать Пиндара, чтобы выплакать ему обиды – да просто почувствовать себя незаброшенной, кому-то небезразличной.
Однако Пиндар в это время сидел на занятии и к разговорам расположен не был, поэтому Софена лишь помахала ему издали рукой и, пройдясь пару раз взад-вперед перед слушающими ритора студентами, отправилась к себе домой. Ей настоятельно требовалось отдохнуть после тех страшных волнений, которые она пережила.

КОРОЛЕВСТВО: ПЕРВОЕ ЯВЛЕНИЕ

ЭЛЬФИЙСКОЙ КРОВИ
Подготовка к коронации медленно подходила к завершению. Один за другим в Изиохон прибывали властители, и с юга страны, и с севера; и из тех городов и небольших укрепленных поселений, что лежали на самом берегу моря, и из тех, которые были выстроены на краю пустыни. Праздник постепенно набирал силу, делаясь все многолюднее и гуще, день ото дня.
Каждый новый участник торжеств привозил с собою большую свиту: собственные боевые отряды, супругу с детьми и прислуживающими дамами, а также лошадей, дары и слуг – почти без счета. Шествия тянулись по стране, вливаясь в городские ворота. День и ночь играла музыка, блуждая по узким кривым улочкам, и постоянно горели факелы и маленькие плошки с фитильком, плавающим в масле. Несколько раз пытался вспыхнуть пожар, но благодаря многолюдству и бессоннице пламя вовремя тушили.
На перекрестках стояли бочки с вином, так что весь Изиохон, сколько ни поместилось в него народу, был пьян. Однако всем было так радостно и вместе с тем ново на душе, что все драки случались исключительно добрые и, если позволительно так выразиться о потасовках, миролюбивые.
Неизвестно, кому первому пришла в голову мысль о том, что зачатые на этом празднике дети будут отличаться особенной удачливостью; только многие приняли это к сведению и сочли за прямой призыв действовать – и город сотрясали любовные крики, вырывавшиеся прям из разверстых окон.
Уже изготовлена была корона, и все желающие мог ли прийти в тронный зал и увидеть ее на красной подушке: широкий золотой обруч с тремя драгоценными камнями. Мэлгвин распорядился, чтобы в зал пускали в эти дни решительно всех, от знатных господ до последних крепостных, и множество людей с грубыми руками и немного испуганными, растроганными лицами подходили к этой драгоценности и, опустившись на колени, созерцали ее. Гион, иногда подглядывавший за посетителями – как-никак, это все были новые подданные его брата! – думал, что с таким же видом многие мужчины берут в первый раз на руки младенца. И в самом деле, эта корона была в те дни настоящим новорожденным младенцем, разве что не кричала и не тянулась крохотными, новенькими пальчиками к чьей-нибудь бороде.
Гион в эти дни не расставался с женой, а свита королевского брата неизменно состояла из десяти человек, пятеро из которых были эльфы из числа приданого Ринхвивар, а пятеро других – люди.
Младшего брата не покидало странное ощущение. Все было внове, все стояло накануне больших перемен. Как будто всю страну ожидал огромный, великолепный подарок, точно речь идет не о множестве самых разных, чужих друг другу людей, отличающихся друг от друга и происхождением, и воспитанием, и привычками, и даже, в некоторых случаях, диалектом. Нет, рождающееся Королевство вдруг сделалось единой семьей, и всякий в этой семье превратился в любимое дитя, которого решили побаловать добрые родители.
Это настроение оставалось неизменным в течение целого месяца. Ему поддавались даже немолодые крестьяне, одна половина жизни которых прошла в стычках с кочевниками, а другая – в неблагодарном труде на черствой земле.
Мэлгвин ежедневно проезжал по городу на лошади и бросал в толпу сладости и новые монеты со своим изображением, но сам при этом не смотрел ни направо, ни налево и думал лишь о том, чтобы скорее вернуться домой и лечь в постель. Его мучила лихорадка, он устал, он почти ничего не видел слезящимися глазами, а людские крики оглушали его и подолгу не желали покидать слуха, даже когда он оказывался один.
До коронации оставалось совсем недолго. «Потом, – думал Мэлгвин, – потом все закончится...» Но он знал: это не закончится теперь никогда.
И все же счастлив был даже Мэлгвин. Сквозь усталость, сквозь болезнь он остро воспринимал всю ту же невероятную новизну жизни, все то же детское ощущение подарка и праздника, которое заставляло ликовать всех его будущих подданных.
И это было делом его рук. От него зависело большое государство – от его воли, от его умения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61