Он яростно дернул покрывалом.
Эмери подтолкнул брата.
– Самое время вмешаться, – сказал он.
Ренье схватился за меч и поскакал вниз, перепрыгивая через ступеньки. Он вылетел во двор, ворвался в галерею, миновал две башни и наконец нашел вход в «малый двор». Когда он вбегал туда, кукла зацепилась платьем за ветку дерева и повисла головой вниз. Ее раскрашенные глаза смотрели прямо на Ренье глуповато и беспомощно.
– Защищайтесь! – крикнул Ренье, выхватывая меч.
Трое молодых людей с удивлением посмотрели на неожиданную фигуру.
– Это еще что? – осведомился один из них, надменно вскидывая голову.
– Если ты победишь, я отвечу на твой вопрос, – сказал Ренье и нарисовал в воздухе мечом блестящую восьмерку.
Остальные двое переглянулись и дружно расхохотались.
– Мальчик, вам лучше уйти отсюда! – сказал один из них.
Ренье молча напал на них. Они отскочили и снова засмеялись.
– С вами здесь никто не будет драться, – сообщил тот, что больше всех злился на куклу.
– Посмотрим, – сказал Ренье сквозь зубы и быстро уколол его в плечо. На сером атласе проступила кровь.
Молодой человек отпрянул.
– Ты меня ранил! – воскликнул он.
– Ну да, – сказал Ренье, облизывая губы. – А чего ты ожидал?
Юноши переглянулись и потащили из ножен шпаги.
– Отлично! – Ренье заплясал на месте от радости. – Трое на одного! Давно я так не веселился!
И он действительно засмеялся. Они атаковали его с трех сторон. В их действиях чувствовалась слаженность, которая воспитывается долгими тренировками. Ренье, напротив, действовал по наитию. Он уворачивался, отбегал, набрасывался сзади и тотчас удирал, петляя между деревьями. Кукла тихо поглядывала за происходящим. Ветер шевелил ее волосы и нижние юбки.
Стоя на балконе, Эмери следил за братом.
– Дерется хорошо, но вряд ли продержится долго, – поделился Эмери сомнениями с Адобекком.
Тот выглядел очень довольным.
– Школа покойного Клоджиса, однако налицо некоторый талантик... И, кажется, в его манере я замечаю элементы тупого армейского фехтования, – отозвался королевский конюший. – Впрочем, долго отбиваться от этих олухов ему и не потребуется. У принца уже должен был закончиться урок. Он вот-вот выйдет в сад. Талиессин благороден – он примет участие в поединке на стороне побежденного.
Эмери принялся напевать под нос забавную, почти игрушечную мелодию.
Лицо Ренье пылало, пот стекал по спине. Трое противников – все-таки это слишком. Тем более что они обладали немалым опытом. Но, как и предсказывал Адобекк, спустя минуту все это прервалось появлением принца.
Ослепленный блеском стали и жгучим потом, Ренье не сразу понял, что происходит. Неожиданно его меч наткнулся на чье-то оружие и вылетел из руки.
Ренье отступил и прижался к стволу дерева. Трое противников Ренье стояли в стороне и молча наблюдали за ним. Кукла в очередной раз качнулась на своей ветке и упала. Ренье инстинктивно поймал ее и прижал к груди. И только тогда увидел новое действующее лицо, появившееся во дворе.
На Ренье смотрело почти мальчишеское лицо с узким, темным ртом. Очертания верхней губы были извилисты и причудливы, а нижняя вытянулась тонкой ниткой. Чуть раскосые глаза глядели диковато, длинные волосы, приподнятые и сколотые у висков круглыми зажимами, придавали облику юноши что-то звериное.
Ренье протянул ему куклу. Тот вложил меч в ножны и забрал игрушку. Она как будто с облегчением устроила голову у него на плече, и Талиессин пригладил взлохмаченные нитяные волосы. Затем его взор снова устремился на Ренье.
– Благодарю вас, – произнес он.
Молодые люди приблизились к принцу и обступили его.
– Вы мне неприятны, – сказал им Талиессин спокойным ровным тоном. В его голосе не прозвучало даже раздражения.
Они вежливо откланялись и ушли. Ренье проводил их глазами.
– Я знаю, почему они это сделали, – обратился к нему Талиессин. – Их раздражают сплетни, которые обо мне ходят. Они дразнят меня за то, что я играю с куклами. По их мнению, было бы лучше, если бы я играл с живыми женщинами.
Он склонил голову набок – точь-в-точь, как это делала его царственная мать.
– А как вас зовут? – спросил принц у спасителя куклы.
– Эмери. Мой дядя – королевский конюший.
– Забудьте дядю, – оборвал Талиессин. – Я спрашиваю о вас.
– Ну, – растерялся Ренье, – я – Эмери, собственно, это и все.
– Вы плохо деретесь, – сказал принц. – Вам нужно брать уроки. Если вы захотите остаться при моем дворе, я распоряжусь о том, чтобы вам нашли приличного учителя.
Эмери и Адобекк видели, как Ренье и Талиессин разговаривают, как Талиессин чуть касается его руки, а затем уходит. Ренье поднял голову и улыбнулся брату и дяде, которых не видел.
– Быстро, – сказал Эмери и вздохнул.
– Искренность и юность, – сказал Адобекк. Как будто это что-то объясняло.
Глава двадцать седьмая
«ТИГРОВАЯ КРЫСА»
– Мне лень даже заниматься любовью, – сказала Аббана и, протянув руку, погладила Гальена по бедру.
Он не ответил, а море шумно куснуло берег и отступило, утаскивая изрядную взвесь песка. Потом на краткий миг вокруг стало тихо.
Аббана принялась напевать. Скомканное попурри из популярных мелодий нынешнего лета. Потом сказала:
– Он говорил, что постоянно слышит музыку.
– Не такую, – отозвался Гальен сонно.
– Музыка – во всем. Так он говорил. В звуке шагов, в звоне посуды, даже в человеческих голосах.
Гальен чуть приподнялся на локте и взглянул в лицо Аббаны. Он едва было не сказал: «Но только не в твоем», но сдержался. Аббана и сама это, наверное, знала. «Может быть, в этом разгадка, – подумал Гальен, но ему не хотелось верить в такое. – Слишком просто, чтобы быть правдой. Нет музыки. В толстой торговке креветками, которая ходит с подносом на голове и кричит под окнами, есть музыка, а в Аббане – нет. Невозможно».
Гальен плюхнулся обратно на спину и посмотрел на небо, где за эти несколько мгновений ничего не произошло.
Ему не хотелось разговаривать. Вообще Гальена нешуточно пугало количество вещей и тем для разговора, которые прежде выглядели совершенно необходимыми, а теперь вдруг обнаружили свою полную ненужность. Здесь, очевидно, прятался обман.
Гальена раздражало молчание, в которое с некоторых пор была погружена его душа. Там тоже ничего не происходило.
«Это какой-то ловкий трюк, – думал Гальен. – Они ухитрялись заполнять собой весь мир, а мы об этом даже не догадывались. И дело не в музыке, не в деньгах, даже не в той легкости, с которой они привлекали к себе людей и события. Должно быть что-то еще, совсем простое, лежащее на поверхности... Что в них было такого, чего нет ни во мне, ни в Аббане?» Он искал ответа на свой вопрос внутри себя и не находил, и это вызывало у него обиду. Но даже обида не заполняла души – она воспринималась, скорее, как физическое состояние.
– Сегодня в «Тигровой крысе» вечеринка, – сказала Аббана. – Пойдем? Меня пригласили.
Они пролежали на пляже до темноты, почти не разговаривая.
Изиохон, покрытый пылью и утративший нарядную праздничность – поскольку первая, свежая половина лета миновала, – расцветал теперь по-настоящему только после наступления темноты. Чуть более свежий вечерний ветер сдувал верхний слой пыли, накопившейся за день на широких мясистых листьях и резных наличниках, мутноватый воздух обретал черную кристальность, и в нем вспыхивали по-настоящему яркие огни.
«Тигровая крыса» представляла собой сочетание самой обычной харчевни с клубом для избранных. Она принадлежала человеку по имени Лебовера.
По слухам, которые охотно поддерживал и даже распространял сам Лебовера, его отец был самым обыкновенным крепостным и вел жизнь печальную, скудную, весьма далекую от праздности и искусства. Однако, по счастливому стечению обстоятельств, в его судьбе произошли некие перемены, и сам Лебовера увидел свет уже не в хижине убогого крестьянина, но в городском доме торговца скобяными изделиями.
Согласно одной версии (Лебовера называл ее «мужской» и сообщал некоторым представителям этого пола), вышеназванный крестьянин самовольно покинул родную деревню и своего хозяина, поменял имя и, как сумел, изменил внешность, а остальное довершила удача.
По «женской» версии, удалой родитель спас во время половодья богатую даму, которая внесла за него выкуп, сделала своим любовником и впоследствии наградила скобяной лавкой. Имелся еще «девичий» вариант – для тех, к кому Лебовера испытывал особый интерес.
– Где ты с ним познакомилась? – спросил Гальен Аббану, когда они подходили к двухэтажному каменному строению, которое сохраняло на фасаде облезлую вывеску «Скобяная торговля».
На углу дома болтался большой, вырезанный из жести чайник. Ветер напирал на него, точно дивясь: что это за флюгер такой, который не хочет вращаться на штыре, а гнется, но держится на месте?
Внешне дом выглядел точно таким, каким был сорок лет назад, когда его возвел удачливый родитель нынешнего Лебоверы.
– Я встретила его на улице, – сказала Аббана. – Случайно. Он меня толкнул, а потом поймал и угостил замороженными фруктами.
– В каком смысле – поймал? – удивился Гальен. – Ты мне ничего не рассказывала.
– А зачем что-то рассказывать? Просто взял и поймал. В том смысле, что не дал упасть. Он забавный человек. Толстый. У него отец был простой крестьянин, знаешь? Но он бежал, скитался, попал к разбойникам...
– Лебовера?
– Нет, его отец.
– А мать?
– Какой ты скучный, – безжалостно сказала Аббана. – Знаешь, я ему почему-то верю... В чем-то он абсолютно правдив. Это как-то чувствуется. Его мать была с теми разбойниками. Их предводительша. Женщины бывают очень жестокими, – добавила она. – Куда более жестокими, чем мужчины.
– И как они расстались? – поинтересовался Гальен, пропуская мимо ушей последнее замечание Аббаны, и этим задел ее куда больше, чем открытым недоверием.
Аббана насупилась, но все же ответила:
– Она погибла во время одного набега... А он взял деньги и ребенка и скрылся.
– И открыл скобяную торговлю, – заключил Гальен, окидывая здание еще раз оценивающим взглядом, как будто рассматривал женщину.
Аббана покраснела.
– Какая тебе разница! Он пригласил меня на вечеринку. Будут художники, поэты... Может быть, меня попросят позировать обнаженной.
– Или меня, – вставил Гальен.
– В человеческом теле нет ничего безобразного, – объявила Аббана.
– Но лучше не потеть, – добавил Гальен. – Или постараться сделать вид, что не потеешь.
Он посмотрел на нее сбоку. Аббана промолчала и открыла дверь.
Внутри здание выглядело таким же старым и обшарпанным, как и снаружи. Штукатурка осыпалась со стен, во многих местах проглядывал булыжник, скрепленный грубым серым раствором – раствор тоже крошился. Имелись даже потеки зеленоватой влаги.
На широкой полке, тянувшейся вдоль одной стены, стояли пузатые кружки и кувшины, очень старые и по большей части мятые. Над ними были развешаны ковши и различные детали для бадей и бочек. Помещение освещалось множеством ламп и свечей, прикрепленных к гигантскому тележному колесу, которое свисало с потолка на ржавой цепи.
Гальен и Аббана остановились, едва войдя, и быстро огляделись по сторонам. У дальней стены помещался стол, за которым сидело человек пятнадцать. Как раз в тот миг, когда Аббана открыла рот, чтобы спросить о Лебовере, раздался общий хохот. Аббана чуть покраснела, но смеялись, конечно, не над ней: кто-то бросил удачную фразу, вот и все.
Лебовера возник перед ними почти сразу. Огромный, жирный, но удивительно грациозный и проворный, он устремился навстречу новым посетителям, что-то рокоча на ходу.
Гальен чуть отступил назад при виде этой туши, а Аббана храбро заговорила с хозяином:
– Вы пригласили меня сегодня днем, в Изиохоне... Я – Аббана. Вот я и пришла.
– Падение люстры с потолка равносильно крушению света в масштабе нашей маленькой вселенной, – изрек Лебовера и величественно указал на люстру, висевшую над головами довлеющим монстром, а затем вдруг расцвел детской улыбкой и ухватил Аббану за локоть. – Это ваш друг? – Он не смотрел на Гальена, только на Аббану, и при этом ласково, весело посмеивался. – Ну, отвечайте же, это друг ваш, да?
– Да, – сказала Аббана. – И он мечтает о том, чтобы его попросили позировать обнаженным. Обещал сделать вид, что не потеет.
– Весьма ценное качество. – Лебовера потянулся к Гальену. И хотя тот стоял довольно далеко, а Лебовера вовсе не был великаном, крепкая, на удивление красивая рука этого толстого человека достигла Гальена и сжала его плечо.
– Э... – сказал Гальен. – Привет.
Какая-то красивая девушка, сидевшая с краю стола махнула ему рукой. И Лебовера потащил своих гостей к столу. Они ступали неловко, прижатые к горячим гладким бокам хозяина, точно куклы. Лебовера и показал их, как кукол, вытаскивая из-под мышек по очереди, сперва одного, потом другого.
– Знакомьтесь, – сказал он, демонстрируя собравшимся свои новые приобретения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61