Но вы абсолютно правы, что решили обсудить это заранее.
Шарина откинула плащ на спину, полезла за пазуху и выудила золотую брошь. Она положила вещицу, еще хранящую тепло ее тела, на пустой стол перед ювелиром.
Глаза Милко расширились при виде размеров пьюльского ножа.
- Похоже, я напрасно сделал выговор Тилару, - сказал он. - А я-то не мог понять, почему он так встревожился при виде дамы с кинжальчиком. Не подумайте только, что я обвиняю вас, миледи.
- Этот нож принадлежал моему другу, - коротко сообщила Шарина. Ей все еще доставляли боль воспоминания о Нониусе. Она выставила золотую пластину на середину стола и добавила: - Яношу его в память о нем. Ну и чтоб использовать… в случае нужды. Как это не раз случалось в прошлом.
Милко кивнул с отсутствующим видом: все его внимание переключилось на брошь.
- Можно? - спросил он, и Шарина придвинула изделие к нему поближе.
- Прекрасный образец, - задумчиво произнес он, держа брошь за края и поворачивая ее в разные стороны. - Золото, конечно, не окисляется, но все же странно, что долгие годы, проведенные в погребении, не сказались на цвете изделия.
Девушка пожала плечами и улыбнулась, как бы извиняясь за свое нежелание давать дополнительную информацию о происхождении броши.
С полки, где у него хранились инструменты, Милко достал металлические весы и подвесил их на длинной медной цепочке к крюку на потолке. Вынул из сундука золотые грузики, положил три из них на одну чашу весов, на другую водрузил брошь Шарины. Осторожно, прибавляя по одному делению, уравновесил весы.
Девушка молча наблюдала за всеми манипуляциями. Не проявляя излишней спешки, ювелир тем не менее все делал быстро и точно. Покончив со взвешиванием, Милко достал из рукава маленький ножичек и сделал пометку на мерной палочке из ивы.
- Надеюсь, вас не оскорбит, если я возьму пробу на сплав, миледи? - спросил он. - Порой блеск вводит людей в заблуждение.
- Действуйте, - одобрила Шарина. - Мне и самой интересно, насколько золото чистое.
Тогда Милко снял с той же полки чашу, которую девушка назвала бы чашей для вина. Качество ее было намного выше, чем у изделий, что Шарина рассматривала в гончарных лавках по дороге. Чаша оказалась наполовину заполненной чистой водой.
Внутренняя глазурованная поверхность посудины была украшена гравировкой, изображавшей гарпию во всех деталях. Кончики ее расправленных крыльев касались края чаши, так что горизонтальные перья образовывали мельчайшие мерные деления чаши.
Милко с большой осторожностью опустил брошь в воду. Шарина стояла рядом и внимательно наблюдала за процессом, хотя имела весьма слабое понятие, что в сущности происходит.
Ювелир в удивлении покачал головой. Он указал на позицию, до которой поднялась вода: в точности до кончика одного крыла и до середины, меж двух перьев, другого.
- Совершенно чистое, - произнес Милко, - это чувствуется даже на ощупь. Я даже утяжелил медью свои гири. Такой мягкий металл, как ваш, нельзя трогать, что бы не стирать его и, следовательно, терять в весе.
Он поставил чашу на стол и сел сам, жестом пригласив девушку последовать его примеру.
- При всем при том остается открытым вопрос, каким образом вы собираетесь распорядиться этой вещью, - осторожно произнес ювелир. - Как вы справедливо подозревали, в нашем обществе имеются люди, которые придут в раздражение от вашей находки. Настолько, что не остановятся перед насилием.
Слегка улыбнувшись, он поправился:
- Во всяком случае, сделают такую попытку… Вы понимаете, миледи, я говорю не о себе. Но это только одна сторона вопроса. Кроме подобных безумцев, существуют люди, которые, напротив, готовы выложить круглую сумму за подобный артефакт, независимо от металла, из которого он изготовлен.
- Коллекционеры? - спросила Шарина, ее удивил такой поворот разговора.
- Ну, вроде того, - согласился Милко. - Вы сами отметили, что брошь имеет религиозное значение. Если желаете, я могу осторожно навести справки. Наверняка кто-нибудь найдется, может быть даже при дворце. Сумма, которую вы получите в этом случае, будет значительно выше, чем стоимость самого металла.
- Благодарю вас, но не стоит, - пожала плечами девушка. - Я продам вам брошь по цене металла.
Кивнув, Милко снял старые весы и заменил их на другие: у этих плечо с противовесом намного превышало то, где крепилась чашечка со взвешиваемым грузом.
Наверняка можно было бы получить лучшую цену - сгодилось бы на харчи, но для этого требовалось выждать, пока ювелир проведет поиски ценителей культа демона. Шарине же не хотелось тратить на это драгоценное время. Неизвестно, на сколько ей придется задержаться в Валхокке: возможно, уйдут месяцы, а то и годы - прежде чем Дракон отправит ее на следующую ступень. Или пока друзья не вызволят ее отсюда. Шарина верила, что Кэшел идет ей на помощь, какие б препятствия ни ждали его в пути.
Сидя в ожидании, девушка попыталась представить себе тайных поклонников Дракона в Валхокке и улыбнулась. Он не являлся ни богом, ни даже демоном, хотя она вполне допускала наличие у него демонических способностей. Шарина очень сомневалась, что Дракон станет помогать кому-нибудь, откликнувшись на молитвы.
- Поскольку вы иностранка, - произнес Милко, устанавливая три золотых демона на чашу противовеса, - позволю вам напомнить. У нас меняют двадцать мер серебра на одну золотую, и двадцать медных - на серебряную. Железо стоит один к десяти по сравнению с медью.
- А какие монеты у вас в обращении? - спросила Шарина. Она уже видела железные треугольнички, которые бросали на площади зеваки, а проходя мимо одной из лавок, девушка заметила, как кусок меди обменивали на что-то еще. Но нигде ей не доводилось видеть настоящих денег.
- Монеты? - переспросил Милко, явно не понимая, о чем она толкует.
Шарина поняла, что попала впросак. Ну ладно, ювелир же знает, что она издалека… правда, он мнит отдаленность скорее в расстоянии. Не подозревая, что пропасть во времени еще больше.
- Ну, в моей стране, - начала объяснять девушка, - правитель штампует свой портрет на кусочках металла определенного веса и чистоты. Так, чтобы не приходилось его взвешивать при каждой сделке.
- Вы, наверное, очень доверчивые люди, - усмехнулся Милко, докладывая серебряные брусочки на чашу весов. - Если бы один из моих коллег предложил мне кусок серебра, то я, скорее всего, поверил бы его мере… но все равно перевесил бы. А вот если бы такое же предложение сделал мне лорд Матумс, то я первым делом взял бы металл на пробу, дабы убедиться, что это действительно серебро, а не посеребренный свинец.
- Местные особенности, - рассмеялась Шарина. - Но тем не менее для вас лик правителя будет означать гарантию, что металл присутствует. Какую его величину вкладывает в это торговец - другое дело. Историки утверждают, что монеты в некоторых государствах шли по цене свинца.
Разговаривая, Милко наблюдал за весами. В настоящий момент чаша с брошью чуть-чуть перевешивала мерные гирьки. Ювелир выложил третий кусочек, который поменьше, с чаши на стол. Вместо него он поместил серебряную фигурку свиньи и добавил несколько серебряных полосок.
Шарина нахмурилась. Серебро весит немало - по меньшей мере четыре фунта - и к тому же довольно громоздко. Пожалуй, все это поместится в ножны от пьюльского ножа, но разгуливать с такой ношей будет не очень удобно.
Во всяком случае, не так неприятно, как ходить голодной, напомнила себе девушка. Она усмехнулась, в уме прикидывая, каковы в Валхокке цены на продукты.
Милко тем временем взял серебро с уравновешивающей чаши, добавил три медных полоски и четыре железных треугольничка сверху. Серебро и медь - отштампованные, с царапинами от времени и клеймом каждого ювелира, через руки которого проходили, помимо этого хранили отметины о весе в виде кружочков и зарубок.
Ювелир потянулся в свой сундук и достал еще два кусочка серебра: один большой, а второй примерно в пятую часть от первого. Он добавил их к окончательной куче.
- Хочу добавить вам премию к стоимости металла, - произнес он с улыбкой. Девушка обратила внимание, что глаза его при этом оставались серьезными. - Если мне удастся продать ваше изделие без переплавки, то его цена окажется намного выше.
- Вы не обязаны это делать, - возразила Шарина. - Мы же заключили сделку.
- Именно, - рассмеялся Милко. - Но может Боги вознаградят меня в будущем за то, что я не стал наживаться на чужеземцах. Как вы думаете? - Затем, посерьезнев, добавил: - К тому же свою роль сыграл тот факт, что я поверил вам. Когда вы сказали, что владелец данного артефакта…
Он снял брошь с весов и проворно упрятал ее в сундук.
- … дал вам его для продажи. Япоклоняюсь Пастырю, как уже упоминал. Но я не стал бы бросать камень в того, кто выбирает себе другие кумиры.
- Я поняла вас, - ответила Шарина. Она принялась закладывать серебро в кожаные ножны. Медь и железо пойдут в парчовый кошелек, который она обычно носит в левом рукаве.
Ей припомнился тон Дракона, когда он говорил о колдунах, использующих его тело для собственных целей. Она улыбнулась Милко несколько натянутой улыбкой и промолвила:
- Думаю, это свидетельствует о вашем здравомыслии.
Глава 13
- Не разбудив никого звуком грубым, - пел Элфин. Пальцы его касались сдвоенных струн лиры с небрежным изяществом. Вместо того чтобы играть полноценную мелодию, лира предоставила это серебряному голосу юноши, лишь обозначая аккорды. - Ночью во тьме мы на няньку напали.
Смех Лесных Людей напоминал звонкое журчание ручья. Спутники Кэшела весело болтали между собой, пока они шли меж вековых деревьев. Время от времени кто-нибудь оглядывался на чужеземца, и тогда смех становился громче.
- Мы серебром разрезали ей зубы, - продолжал Элфин, - ногти златые ей в грудь мы вонзали.
Голос у него был необыкновенный: высокий и чистый, как у тех певцов, что исполняли баллады на первом банкете, устроенном Гарриком во дворце. Когда Гаррик узнал, какой ценой покупается подобный голос у взрослых мужчин, он в ужасе отослал их прочь с пожизненным пенсионом… увы, у бедняг ничего не отрастет заново по той причине, что принцу не понравилось пение кастратов.
Кэшел украдкой бросил взгляд на юношу. Его килт ниспадал свободными складками, которые ничего не позволяли разглядеть. Вообще же Элфин выглядел вполне нормально… если не считать его диковинного голоса.
- Мы ей глаза из глазниц вырывали, - пел Элфин. - Их, как сокровища мы сберегли.
- Вам нравится наша музыка, мастер Кэшел? - спросил Велла. Когда король Лесных Людей улыбался, язык его трепетал, как крылья мух.
- Да, Элфин замечательный певец, - ответил Кэшел. - Мой друг Гаррик тоже играет на свирели, но ему далеко до Элфина.
Тут у него мелькнула неожиданная мысль, и юноша нахмурился:
- Правда, не знаю, как понравилась бы такая музыка овцам. Гаррик-то мог заиграть их насмерть - так что овцы посреди грозы засыпали.
Велла моргнул, но не совсем обычным образом. Вместо век его глаза закрывались непрозрачной пленкой, причем с обеих сторон одновременно. Кэшел раньше такое видел только у змей.
- В ноздри ей медные клешни втыкали, - пел Элфин. - Медными клешнями мозг извлекли.
Лесные Люди провели Кэшела через реку по мосту, плетенному из лозы. Дерево, казалось, еще жило: узкие зеленые листья наполовину скрывали плетение. По эту сторону реки деревья были все как на подбор: великаны, что в ширину, что в высоту. Но даже среди них выделялся гигантский белый дуб, к которому они направлялись. Пространство под ним равнялось по площади хорошей поляне, а ветви образовывали плотный, непроницаемый шатер.
Дерево-монстр! Оно заняло, сожрало столько земли, что хватило бы на дюжину нормальных деревьев. Кэшел слегка нахмурился. У них в деревне такой дуб давным-давно бы срубили и на его месте посадили бы десяток новых.
Да, что там говорить… Нечего и сравнивать здешний лес с обычным, как в родной Барке. В конце концов, обитатели этих - мест - Лесные Люди - не имели ничего, кроме леса. Так что странно был бы ожидать от них привычного рачительного отношения, когда ни одна палочка не пропадает зря.
- Добро пожаловать к Лесному Королю, мастер Кэшел, - произнес Велла, обернувшись. - Ты видишь перед собой жилище Лесных Людей. Войди и посмотри, как мы отдыхаем, дорогой гость.
Элфин прекратил петь и теперь стоял, опустив руку на лиру. Он бросил на Кэшела нервный, сердитый взгляд и отвел глаза. Кэшел не мог понять, что юноша имеет против него. Элфин вел себя как собака, некогда побитая пьяным хозяином.
- О, мне очень приятно, - произнес Кэшел, поскольку видел: хозяева ожидают от него каких-то слов. Направляясь вместе с гостем к расщелине в дубе, они так и мельтешили вокруг, подобно стае ласточек.
Нельзя сказать, чтобы Лесные Люди проявляли какую-то враждебность - если только Элфин… но почему-то они действовали Кэшелу на нервы. Ему хотелось как можно скорее расстаться с этими людьми. Уж лучше бы он снова очутился в вэллисском дворце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Шарина откинула плащ на спину, полезла за пазуху и выудила золотую брошь. Она положила вещицу, еще хранящую тепло ее тела, на пустой стол перед ювелиром.
Глаза Милко расширились при виде размеров пьюльского ножа.
- Похоже, я напрасно сделал выговор Тилару, - сказал он. - А я-то не мог понять, почему он так встревожился при виде дамы с кинжальчиком. Не подумайте только, что я обвиняю вас, миледи.
- Этот нож принадлежал моему другу, - коротко сообщила Шарина. Ей все еще доставляли боль воспоминания о Нониусе. Она выставила золотую пластину на середину стола и добавила: - Яношу его в память о нем. Ну и чтоб использовать… в случае нужды. Как это не раз случалось в прошлом.
Милко кивнул с отсутствующим видом: все его внимание переключилось на брошь.
- Можно? - спросил он, и Шарина придвинула изделие к нему поближе.
- Прекрасный образец, - задумчиво произнес он, держа брошь за края и поворачивая ее в разные стороны. - Золото, конечно, не окисляется, но все же странно, что долгие годы, проведенные в погребении, не сказались на цвете изделия.
Девушка пожала плечами и улыбнулась, как бы извиняясь за свое нежелание давать дополнительную информацию о происхождении броши.
С полки, где у него хранились инструменты, Милко достал металлические весы и подвесил их на длинной медной цепочке к крюку на потолке. Вынул из сундука золотые грузики, положил три из них на одну чашу весов, на другую водрузил брошь Шарины. Осторожно, прибавляя по одному делению, уравновесил весы.
Девушка молча наблюдала за всеми манипуляциями. Не проявляя излишней спешки, ювелир тем не менее все делал быстро и точно. Покончив со взвешиванием, Милко достал из рукава маленький ножичек и сделал пометку на мерной палочке из ивы.
- Надеюсь, вас не оскорбит, если я возьму пробу на сплав, миледи? - спросил он. - Порой блеск вводит людей в заблуждение.
- Действуйте, - одобрила Шарина. - Мне и самой интересно, насколько золото чистое.
Тогда Милко снял с той же полки чашу, которую девушка назвала бы чашей для вина. Качество ее было намного выше, чем у изделий, что Шарина рассматривала в гончарных лавках по дороге. Чаша оказалась наполовину заполненной чистой водой.
Внутренняя глазурованная поверхность посудины была украшена гравировкой, изображавшей гарпию во всех деталях. Кончики ее расправленных крыльев касались края чаши, так что горизонтальные перья образовывали мельчайшие мерные деления чаши.
Милко с большой осторожностью опустил брошь в воду. Шарина стояла рядом и внимательно наблюдала за процессом, хотя имела весьма слабое понятие, что в сущности происходит.
Ювелир в удивлении покачал головой. Он указал на позицию, до которой поднялась вода: в точности до кончика одного крыла и до середины, меж двух перьев, другого.
- Совершенно чистое, - произнес Милко, - это чувствуется даже на ощупь. Я даже утяжелил медью свои гири. Такой мягкий металл, как ваш, нельзя трогать, что бы не стирать его и, следовательно, терять в весе.
Он поставил чашу на стол и сел сам, жестом пригласив девушку последовать его примеру.
- При всем при том остается открытым вопрос, каким образом вы собираетесь распорядиться этой вещью, - осторожно произнес ювелир. - Как вы справедливо подозревали, в нашем обществе имеются люди, которые придут в раздражение от вашей находки. Настолько, что не остановятся перед насилием.
Слегка улыбнувшись, он поправился:
- Во всяком случае, сделают такую попытку… Вы понимаете, миледи, я говорю не о себе. Но это только одна сторона вопроса. Кроме подобных безумцев, существуют люди, которые, напротив, готовы выложить круглую сумму за подобный артефакт, независимо от металла, из которого он изготовлен.
- Коллекционеры? - спросила Шарина, ее удивил такой поворот разговора.
- Ну, вроде того, - согласился Милко. - Вы сами отметили, что брошь имеет религиозное значение. Если желаете, я могу осторожно навести справки. Наверняка кто-нибудь найдется, может быть даже при дворце. Сумма, которую вы получите в этом случае, будет значительно выше, чем стоимость самого металла.
- Благодарю вас, но не стоит, - пожала плечами девушка. - Я продам вам брошь по цене металла.
Кивнув, Милко снял старые весы и заменил их на другие: у этих плечо с противовесом намного превышало то, где крепилась чашечка со взвешиваемым грузом.
Наверняка можно было бы получить лучшую цену - сгодилось бы на харчи, но для этого требовалось выждать, пока ювелир проведет поиски ценителей культа демона. Шарине же не хотелось тратить на это драгоценное время. Неизвестно, на сколько ей придется задержаться в Валхокке: возможно, уйдут месяцы, а то и годы - прежде чем Дракон отправит ее на следующую ступень. Или пока друзья не вызволят ее отсюда. Шарина верила, что Кэшел идет ей на помощь, какие б препятствия ни ждали его в пути.
Сидя в ожидании, девушка попыталась представить себе тайных поклонников Дракона в Валхокке и улыбнулась. Он не являлся ни богом, ни даже демоном, хотя она вполне допускала наличие у него демонических способностей. Шарина очень сомневалась, что Дракон станет помогать кому-нибудь, откликнувшись на молитвы.
- Поскольку вы иностранка, - произнес Милко, устанавливая три золотых демона на чашу противовеса, - позволю вам напомнить. У нас меняют двадцать мер серебра на одну золотую, и двадцать медных - на серебряную. Железо стоит один к десяти по сравнению с медью.
- А какие монеты у вас в обращении? - спросила Шарина. Она уже видела железные треугольнички, которые бросали на площади зеваки, а проходя мимо одной из лавок, девушка заметила, как кусок меди обменивали на что-то еще. Но нигде ей не доводилось видеть настоящих денег.
- Монеты? - переспросил Милко, явно не понимая, о чем она толкует.
Шарина поняла, что попала впросак. Ну ладно, ювелир же знает, что она издалека… правда, он мнит отдаленность скорее в расстоянии. Не подозревая, что пропасть во времени еще больше.
- Ну, в моей стране, - начала объяснять девушка, - правитель штампует свой портрет на кусочках металла определенного веса и чистоты. Так, чтобы не приходилось его взвешивать при каждой сделке.
- Вы, наверное, очень доверчивые люди, - усмехнулся Милко, докладывая серебряные брусочки на чашу весов. - Если бы один из моих коллег предложил мне кусок серебра, то я, скорее всего, поверил бы его мере… но все равно перевесил бы. А вот если бы такое же предложение сделал мне лорд Матумс, то я первым делом взял бы металл на пробу, дабы убедиться, что это действительно серебро, а не посеребренный свинец.
- Местные особенности, - рассмеялась Шарина. - Но тем не менее для вас лик правителя будет означать гарантию, что металл присутствует. Какую его величину вкладывает в это торговец - другое дело. Историки утверждают, что монеты в некоторых государствах шли по цене свинца.
Разговаривая, Милко наблюдал за весами. В настоящий момент чаша с брошью чуть-чуть перевешивала мерные гирьки. Ювелир выложил третий кусочек, который поменьше, с чаши на стол. Вместо него он поместил серебряную фигурку свиньи и добавил несколько серебряных полосок.
Шарина нахмурилась. Серебро весит немало - по меньшей мере четыре фунта - и к тому же довольно громоздко. Пожалуй, все это поместится в ножны от пьюльского ножа, но разгуливать с такой ношей будет не очень удобно.
Во всяком случае, не так неприятно, как ходить голодной, напомнила себе девушка. Она усмехнулась, в уме прикидывая, каковы в Валхокке цены на продукты.
Милко тем временем взял серебро с уравновешивающей чаши, добавил три медных полоски и четыре железных треугольничка сверху. Серебро и медь - отштампованные, с царапинами от времени и клеймом каждого ювелира, через руки которого проходили, помимо этого хранили отметины о весе в виде кружочков и зарубок.
Ювелир потянулся в свой сундук и достал еще два кусочка серебра: один большой, а второй примерно в пятую часть от первого. Он добавил их к окончательной куче.
- Хочу добавить вам премию к стоимости металла, - произнес он с улыбкой. Девушка обратила внимание, что глаза его при этом оставались серьезными. - Если мне удастся продать ваше изделие без переплавки, то его цена окажется намного выше.
- Вы не обязаны это делать, - возразила Шарина. - Мы же заключили сделку.
- Именно, - рассмеялся Милко. - Но может Боги вознаградят меня в будущем за то, что я не стал наживаться на чужеземцах. Как вы думаете? - Затем, посерьезнев, добавил: - К тому же свою роль сыграл тот факт, что я поверил вам. Когда вы сказали, что владелец данного артефакта…
Он снял брошь с весов и проворно упрятал ее в сундук.
- … дал вам его для продажи. Япоклоняюсь Пастырю, как уже упоминал. Но я не стал бы бросать камень в того, кто выбирает себе другие кумиры.
- Я поняла вас, - ответила Шарина. Она принялась закладывать серебро в кожаные ножны. Медь и железо пойдут в парчовый кошелек, который она обычно носит в левом рукаве.
Ей припомнился тон Дракона, когда он говорил о колдунах, использующих его тело для собственных целей. Она улыбнулась Милко несколько натянутой улыбкой и промолвила:
- Думаю, это свидетельствует о вашем здравомыслии.
Глава 13
- Не разбудив никого звуком грубым, - пел Элфин. Пальцы его касались сдвоенных струн лиры с небрежным изяществом. Вместо того чтобы играть полноценную мелодию, лира предоставила это серебряному голосу юноши, лишь обозначая аккорды. - Ночью во тьме мы на няньку напали.
Смех Лесных Людей напоминал звонкое журчание ручья. Спутники Кэшела весело болтали между собой, пока они шли меж вековых деревьев. Время от времени кто-нибудь оглядывался на чужеземца, и тогда смех становился громче.
- Мы серебром разрезали ей зубы, - продолжал Элфин, - ногти златые ей в грудь мы вонзали.
Голос у него был необыкновенный: высокий и чистый, как у тех певцов, что исполняли баллады на первом банкете, устроенном Гарриком во дворце. Когда Гаррик узнал, какой ценой покупается подобный голос у взрослых мужчин, он в ужасе отослал их прочь с пожизненным пенсионом… увы, у бедняг ничего не отрастет заново по той причине, что принцу не понравилось пение кастратов.
Кэшел украдкой бросил взгляд на юношу. Его килт ниспадал свободными складками, которые ничего не позволяли разглядеть. Вообще же Элфин выглядел вполне нормально… если не считать его диковинного голоса.
- Мы ей глаза из глазниц вырывали, - пел Элфин. - Их, как сокровища мы сберегли.
- Вам нравится наша музыка, мастер Кэшел? - спросил Велла. Когда король Лесных Людей улыбался, язык его трепетал, как крылья мух.
- Да, Элфин замечательный певец, - ответил Кэшел. - Мой друг Гаррик тоже играет на свирели, но ему далеко до Элфина.
Тут у него мелькнула неожиданная мысль, и юноша нахмурился:
- Правда, не знаю, как понравилась бы такая музыка овцам. Гаррик-то мог заиграть их насмерть - так что овцы посреди грозы засыпали.
Велла моргнул, но не совсем обычным образом. Вместо век его глаза закрывались непрозрачной пленкой, причем с обеих сторон одновременно. Кэшел раньше такое видел только у змей.
- В ноздри ей медные клешни втыкали, - пел Элфин. - Медными клешнями мозг извлекли.
Лесные Люди провели Кэшела через реку по мосту, плетенному из лозы. Дерево, казалось, еще жило: узкие зеленые листья наполовину скрывали плетение. По эту сторону реки деревья были все как на подбор: великаны, что в ширину, что в высоту. Но даже среди них выделялся гигантский белый дуб, к которому они направлялись. Пространство под ним равнялось по площади хорошей поляне, а ветви образовывали плотный, непроницаемый шатер.
Дерево-монстр! Оно заняло, сожрало столько земли, что хватило бы на дюжину нормальных деревьев. Кэшел слегка нахмурился. У них в деревне такой дуб давным-давно бы срубили и на его месте посадили бы десяток новых.
Да, что там говорить… Нечего и сравнивать здешний лес с обычным, как в родной Барке. В конце концов, обитатели этих - мест - Лесные Люди - не имели ничего, кроме леса. Так что странно был бы ожидать от них привычного рачительного отношения, когда ни одна палочка не пропадает зря.
- Добро пожаловать к Лесному Королю, мастер Кэшел, - произнес Велла, обернувшись. - Ты видишь перед собой жилище Лесных Людей. Войди и посмотри, как мы отдыхаем, дорогой гость.
Элфин прекратил петь и теперь стоял, опустив руку на лиру. Он бросил на Кэшела нервный, сердитый взгляд и отвел глаза. Кэшел не мог понять, что юноша имеет против него. Элфин вел себя как собака, некогда побитая пьяным хозяином.
- О, мне очень приятно, - произнес Кэшел, поскольку видел: хозяева ожидают от него каких-то слов. Направляясь вместе с гостем к расщелине в дубе, они так и мельтешили вокруг, подобно стае ласточек.
Нельзя сказать, чтобы Лесные Люди проявляли какую-то враждебность - если только Элфин… но почему-то они действовали Кэшелу на нервы. Ему хотелось как можно скорее расстаться с этими людьми. Уж лучше бы он снова очутился в вэллисском дворце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94