Оставила на хранение. Скажем так...
Хло вернула украшенный рунной резьбой браслет на место и задвинула ящик секретера. “В этот раз мы тоже обойдемся без помощи Вашего Величества, - поморщившись, сказала себе она. - И без помощи того, кто стоит за вами...”
Она присела на грубо сколоченный табурет, придвинутый к секретеру, достала из лежащей на его крышке папки листок бумаги и набросала короткую - в две-три строки - записку. Потом позвонила в крошечный бронзовый колокольчик6 , поднялась и снова стала надевать дорожный плащ.
В дверях появилась девочка - из самых младших послушниц, ростом малая, кроткая и сопливая. Она замерла, не смея переступить порог.
- Передашь Матери-настоятельнице, - распорядилась Хло, протягивая ей сложенный листок. - И никому больше. Перед самой службой. Не раньше.
Она заперла за собой дверь кельи и, не оборачиваясь, двинулась прочь.
Послушница молча поклонилась ей вслед.
***
Торн миновал заброшенную мельницу и по развалинам плотины, преграждавшей течение речушки, что брала начало в Высоких озерах, перебрался на противоположный берег. Здесь, на краю заросшей колючей, черной травой поляны стоял заброшенный лет двадцать тому назад дом мельника.
Ясное дело: чтобы держать мукомольню здесь, на самом рубеже меж Праведными Краями и Худыми лесами, надо было обладать не только недюжинной смелостью, но и некоторыми другими качествами - из тех, что у простого люда никак не в почете. В частности, для этого надо уметь знаться-якшаться со всякой местной нечистью и время от времени оной угождать, потакая всяким ее - нечисти той - мерзким затеям. А то и самому в затеях этих участвовать... Словом, когда было Мельникове хозяйство обитаемо и обжито, иначе как по делу сюда нос совать никому в голову не приходило. А сейчас и вовсе глухим местом стал этот угол.
Человека, у которого все те качества да умения присутствовали бы в нужном сочетании, не находилось в крае вот уже третий десяток лет, после того как однажды прибывшие сюда со своим зерном окрестные селяне нашли обиталище последнего содержателя мукомольни в спешке покинутым и брошенным на разор и поругание.
Что в спешке - о том свидетельствовали многочисленные признаки, выразительно описанные прибывшим в ближнее село представителям властей мирских и духовных немногочисленными очевидцами страшной картины. Выслушав их рассказы, и власти (дьяк из Монастыря Дела Доброго и окружной пристав), и общество (все, кому не лень было языки почесать в трактире или в дороге по Тракту до города) остались единодушны. Порешили, что, видно, не совсем пропащей душой Грон Фирст (так последний мельник от рождения наречен был) являлся и, видно, потому не угодил кому-то из слуг Неназываемого, которыми - дело опять-таки ясное - кишат и Леса и Предлесье. Слуги те с ним, с Троном Фирстом по кличке Темный как-то по-своему и разделались, стало быть. А потому совать нос в дом его и на плотину - дело худое. С тех пор дом и стоял заброшенным, а по Сумеречным загуляла еще одна недобрая легенда о здешних местах.
Брата Торна это вполне устраивало.
Небо над темной громадой леса светлеть еще не думало, но огненный полог Небес словно приблизился к земле, стал ниже. Еще с десяток часов - и станет так светло, что можно будет читать разборчиво написанный текст, не разводя для того огня и не зажигая свечи. Впрочем, пока и без всякого лишнего света Торн разыскал в разрушенной стене скрытый густым кустарником пролом и пробрался сначала во двор Мельникова дома, а затем через окно, забранное тяжелыми створками, засов которых, однако, легко поддался его умению, и в сам дом.
Брошенное жилище мельника, водившего дружбу с окрестной нечистью, здешний народец грабить поостерегся на том основании, что такое добро огрести - себе дороже обернется. Нечисти же добро то, видно, и вовсе ни к чему было, так что Брат расположился на давно им обжитой мельниковой кухне не без удобства и даже камин растопить и разжечь импровизированные - из плошек с фитилями, плавающими в застывшем жиру, - светильники не убоялся. В предвидении приема гостя он даже загодя озаботился тем, чтобы в подполе (вход в который был им умело забаррикадирован и замаскирован) сохранился, заботливо им пополняемый, запас не худшего вина и провизии. Очень вовремя - аккурат накануне - жители Аугусты, здешнего селения, довольно богатого, очень кстати поклонились Мгле в лице Брата Торна упитанным кабанчиком - чтоб охота в сезон была удачной, урожай не весь на корню погиб да мясной породы рогатые жабы по рекам-озерам к нересту не перевелись. Конечно, играть роль сельского колдуна и пробавляться положенными тому воздаяниями истинному Брату во Мгле было как-то стремно, так ведь суеверия темного народа - коли таковые уж существуют помимо наших воли и желания - должны же хоть сколько-то пользы приносить людям сведущим и посвященным? То-то и оно...
Не только кухня та, но и весь домище был Братом уже давненько неплохо обжит. Служил он ему не только временным пристанищем, но и местом встреч с разного рода нужным народом. Нужным-то нужным, но в дружбе с Братом Мглы замеченным быть не желающим. А то и вовсе лишних глаз не терпящим.
Вот как, например, сегодняшний его гость - Украшение Славного Сословия, сэр Рённ - Рог Несущий.
Рог имелся в виду Орденский. Гербовый. Тот, что на Сходах Сословия за Круглым Столом наполняли добрым вином, чествуя победителей, поминая побежденных и наказывая штрафною чаркой ко Сходу припозднившихся. Именно этот Рог, принадлежавший зверю, неведомо какому, но, по всему видать, немалому в своем роде-племени, сэр и хранил. И обязан был вовремя доставлять на очередной Сход. С чем и справлялся вполне успешно, как и родитель его, от которого столь славная и почетная обязанность к сэру и перешла. Намеков же о возможности приобретения в комплект к Орденскому других каких рогов сэр не терпел, поскольку, будучи принципиальным холостяком, рогами наделить мог, вестимо, кого угодно, но вот приобрести таковые не способен был по определению.
В эту ночь сэр условным знаком, у Тракта оставленным, настоятельно просил Брата Торна, с которым в закадычной дружбе состоял сызмальства, о встрече важности и секретности необычайной. Конечно, как и все его Сословие - сильно пьющее и сильно же бестолковое, - сэр Рённ мог неправильно понять те просьбы и пожелания, с которыми парой дней раньше подкатился к нему Брат Торн. А потому мог попросту отнять у Брата уйму времени ради сущей ахинеи. Но мог и впрямь что-то для дела важное разнюхать.
При любом раскладе просьбой обидчивого по природе своей сэра пренебрегать не стоило.
***
Гейнц Сигурд - Главный Дворецкий Его Императорского Величества Тана Алексиса XXIII к появлению этого самого Величества в Потайном кабинете был полностью готов. После заседаний Верховной Коллегии Магов организм Его Величества всегда требовал отдыха и уединения именно в Потайном кабинете, куда - кроме Гейнца и, разумеется, самого Императора - не допускалось ни одно живое существо.
Для отдохновения августейшей души было приготовлено все необходимое - к камину, не растопленному по причине затянувшегося тепла на дворе, было пододвинуто любимое, смахивающее на парадный Каменный Трон, но только из дуба сработанное кресло Его Величества, и на кресле этом уютно располагались не менее Его Величеством любимые подушки и подушечки. На отдельном столике, прикрытые кипенно-белой салфеткой, ждали своего часа объемистые хрустальные графины с охлажденными винами трех сортов и достойные каждого из представителей аристократии хмельной лозы кубки, украшенные филигранной чеканкой и искусной чернью. Чуть поодаль от скрытых белоснежным полотном шедевров резного хрусталя и замысловатой филиграни манила глаз старинного литья серебряная ваза, щедро наполненная отборнейшими фруктами, предназначенными сопровождать веселящее и умиротворяющее содержимое графинов в царственный желудок.
А увеселения и умиротворения душа Его Величества настоятельно требовала всякий раз после беседы с господами колдунами. Беседы эти приводили монарха в прескверное состояние духа, и, лишь изливая накопленную в сердце - за время многочасовых прений Верховной Коллегии - досаду своему верному Гейнцу и заполняя - с небольшими интервалами - освобождаемое этой досадой пространство глотком-другим доброго вина, Отец Народов и Брат Богов постепенно вновь становился самим собой. Беседы с Гейнцем волшебным образом возвращали ему силы, чтобы нести далее по жизненному пути крест Императора Сумеречных Земель, Гаранта законности и Арбитра споров... А также обладателя еще тридцати шести или тридцати семи титулов, но уже менее важных и не обязательных в неофициальной обстановке.
Так было и в этот раз. Его Величество вошел в кабинет, устало подволакивая ноги и язвительно улыбаясь. Собственно, только язвительную улыбку и могло по-настоящему выразить его благородно-утонченное, но все-таки как-то по-щучьи скроенное лицо. Вообще, что-то было не так не только с лицом, но и со всей фигурой Императора. И широкоплеч он был, и строен, в точности как и целая череда его предков, чьи портреты- в полный рост, и на коне верхом - украшали анфиладу внутренних покоев дворца. Однако ни величественная осанка, ни благородное серебро волос и бороды, ни орлиный взгляд не делали его настоящим Императором. Что-то неуловимое подсказывало постороннему глазу, что предъявленный на обозрение внешний облик Его Величества Тана XXIII скрывает на самом деле товар с гнильцой.
- Маги - вот оно, истинное зло нашего времени! - доверительно сообщил удрученный монарх своему верному слуге и без сил опустился в кресло.
За этим последовали откровения, составленные в более крепких выражениях.
Надо заметить, что основания для того, чтобы быть откровенным именно с Гейнцем, у Его Величества были. Ну хотя бы потому, что династия Сигурдов - дворецких сначала королей, а затем Императоров Сумеречных Земель - могла своей древностью посоперничать с любой из ветвей Высочайшей Фамилии, из которых и рекрутировались все короли и Императоры этого края. И все эти короли и императоры по старинной традиции в гораздо большей степени полагались на своих дворецких, чем на подаренных любящей злые шутки Судьбой родственников и уж тем более на самостоятельно прогрызших себе дорогу к власти министров и маршалов. Сигурды никогда не подводили Престол. Бывало, что Престол давал маху. Сигурды - никогда.
Свои сентенции о злокозненности колдовской гильдии Его Величество произносил регулярно и всякий раз - до крайности выразительно. Но сегодня день выдался и вовсе уж неудачный, потому, опорожнив наполовину кубок красного, Император уточнил свое мнение о мерзком ему “шаманском отродье” в выражениях особо сильных - из тех, что монаршим устам произносить вроде бы и не пристало... Гейнц сочувственно кивал и заботливо поправлял подушечку под монаршим затылком.
Сочувствия Государь и впрямь был достоин. Уже хотя бы потому, что в своей неприязни к Колдовскому Сословию находился где-то на грани раздвоения личности. Не мог он в этой неприязни быть последовательным по той простой причине, что, для того чтобы иметь право председательствовать на заседаниях Верховной Коллегии люто ненавидимой им Гильдии Магов, Его Величество и сам должен был быть магом. Притом не просто магом, а Магом Высокого Дома, посвященным в необходимые для того Таинства и прошедшим не менее необходимые Испытания. И в далеких теперь отрочестве и юности нынешний монарх, а в ту пору только еще Принц-Наследник был согласно древней традиции обучен колдовским наукам в Скрытых Монастырях и вполне мог теперь при желании гасить взглядом свечи, останавливать в полете малых птах или, скажем, раскуривать трубку от своего левого мизинца. Однако же умениями этими брезговал пользоваться и за упоминание о них, бывало, карал усекновением языков или других частей того или иного излишне болтливого организма - вплоть до головы.
Полагали, что неприязнь эта брала свое начало в детских годах Государя, когда перед пострижением в послушники Тайной Обители малолетний Наследник Престола проходил домашнее обучение под руководством Черного Настоятеля Коронаса - личности во всех отношениях омерзительной, но крайне авторитетной как при дворе, так и среди знатоков колдовских ремесел. Слухи об отношениях малолетнего воспитанника и его зловещего воспитателя ходили разные. В том числе и такие, за которые лишали дворянского, а то - вдобавок - и еще какого жизненно необходимого достоинства.
Так или иначе, но факт остается фактом - восшествие на престол Тана Алексиса сопровождалось - помимо трехдневных Неминуемых Торжеств и Высочайшей Амнистии - еще и Высочайшим Рескриптом. Рескрипт предписывал: всех представителей рода Коронасов, коих изловить удастся, подвергнуть моральной укоризне с последующим полным поражением в правах и публичным четвертованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Хло вернула украшенный рунной резьбой браслет на место и задвинула ящик секретера. “В этот раз мы тоже обойдемся без помощи Вашего Величества, - поморщившись, сказала себе она. - И без помощи того, кто стоит за вами...”
Она присела на грубо сколоченный табурет, придвинутый к секретеру, достала из лежащей на его крышке папки листок бумаги и набросала короткую - в две-три строки - записку. Потом позвонила в крошечный бронзовый колокольчик6 , поднялась и снова стала надевать дорожный плащ.
В дверях появилась девочка - из самых младших послушниц, ростом малая, кроткая и сопливая. Она замерла, не смея переступить порог.
- Передашь Матери-настоятельнице, - распорядилась Хло, протягивая ей сложенный листок. - И никому больше. Перед самой службой. Не раньше.
Она заперла за собой дверь кельи и, не оборачиваясь, двинулась прочь.
Послушница молча поклонилась ей вслед.
***
Торн миновал заброшенную мельницу и по развалинам плотины, преграждавшей течение речушки, что брала начало в Высоких озерах, перебрался на противоположный берег. Здесь, на краю заросшей колючей, черной травой поляны стоял заброшенный лет двадцать тому назад дом мельника.
Ясное дело: чтобы держать мукомольню здесь, на самом рубеже меж Праведными Краями и Худыми лесами, надо было обладать не только недюжинной смелостью, но и некоторыми другими качествами - из тех, что у простого люда никак не в почете. В частности, для этого надо уметь знаться-якшаться со всякой местной нечистью и время от времени оной угождать, потакая всяким ее - нечисти той - мерзким затеям. А то и самому в затеях этих участвовать... Словом, когда было Мельникове хозяйство обитаемо и обжито, иначе как по делу сюда нос совать никому в голову не приходило. А сейчас и вовсе глухим местом стал этот угол.
Человека, у которого все те качества да умения присутствовали бы в нужном сочетании, не находилось в крае вот уже третий десяток лет, после того как однажды прибывшие сюда со своим зерном окрестные селяне нашли обиталище последнего содержателя мукомольни в спешке покинутым и брошенным на разор и поругание.
Что в спешке - о том свидетельствовали многочисленные признаки, выразительно описанные прибывшим в ближнее село представителям властей мирских и духовных немногочисленными очевидцами страшной картины. Выслушав их рассказы, и власти (дьяк из Монастыря Дела Доброго и окружной пристав), и общество (все, кому не лень было языки почесать в трактире или в дороге по Тракту до города) остались единодушны. Порешили, что, видно, не совсем пропащей душой Грон Фирст (так последний мельник от рождения наречен был) являлся и, видно, потому не угодил кому-то из слуг Неназываемого, которыми - дело опять-таки ясное - кишат и Леса и Предлесье. Слуги те с ним, с Троном Фирстом по кличке Темный как-то по-своему и разделались, стало быть. А потому совать нос в дом его и на плотину - дело худое. С тех пор дом и стоял заброшенным, а по Сумеречным загуляла еще одна недобрая легенда о здешних местах.
Брата Торна это вполне устраивало.
Небо над темной громадой леса светлеть еще не думало, но огненный полог Небес словно приблизился к земле, стал ниже. Еще с десяток часов - и станет так светло, что можно будет читать разборчиво написанный текст, не разводя для того огня и не зажигая свечи. Впрочем, пока и без всякого лишнего света Торн разыскал в разрушенной стене скрытый густым кустарником пролом и пробрался сначала во двор Мельникова дома, а затем через окно, забранное тяжелыми створками, засов которых, однако, легко поддался его умению, и в сам дом.
Брошенное жилище мельника, водившего дружбу с окрестной нечистью, здешний народец грабить поостерегся на том основании, что такое добро огрести - себе дороже обернется. Нечисти же добро то, видно, и вовсе ни к чему было, так что Брат расположился на давно им обжитой мельниковой кухне не без удобства и даже камин растопить и разжечь импровизированные - из плошек с фитилями, плавающими в застывшем жиру, - светильники не убоялся. В предвидении приема гостя он даже загодя озаботился тем, чтобы в подполе (вход в который был им умело забаррикадирован и замаскирован) сохранился, заботливо им пополняемый, запас не худшего вина и провизии. Очень вовремя - аккурат накануне - жители Аугусты, здешнего селения, довольно богатого, очень кстати поклонились Мгле в лице Брата Торна упитанным кабанчиком - чтоб охота в сезон была удачной, урожай не весь на корню погиб да мясной породы рогатые жабы по рекам-озерам к нересту не перевелись. Конечно, играть роль сельского колдуна и пробавляться положенными тому воздаяниями истинному Брату во Мгле было как-то стремно, так ведь суеверия темного народа - коли таковые уж существуют помимо наших воли и желания - должны же хоть сколько-то пользы приносить людям сведущим и посвященным? То-то и оно...
Не только кухня та, но и весь домище был Братом уже давненько неплохо обжит. Служил он ему не только временным пристанищем, но и местом встреч с разного рода нужным народом. Нужным-то нужным, но в дружбе с Братом Мглы замеченным быть не желающим. А то и вовсе лишних глаз не терпящим.
Вот как, например, сегодняшний его гость - Украшение Славного Сословия, сэр Рённ - Рог Несущий.
Рог имелся в виду Орденский. Гербовый. Тот, что на Сходах Сословия за Круглым Столом наполняли добрым вином, чествуя победителей, поминая побежденных и наказывая штрафною чаркой ко Сходу припозднившихся. Именно этот Рог, принадлежавший зверю, неведомо какому, но, по всему видать, немалому в своем роде-племени, сэр и хранил. И обязан был вовремя доставлять на очередной Сход. С чем и справлялся вполне успешно, как и родитель его, от которого столь славная и почетная обязанность к сэру и перешла. Намеков же о возможности приобретения в комплект к Орденскому других каких рогов сэр не терпел, поскольку, будучи принципиальным холостяком, рогами наделить мог, вестимо, кого угодно, но вот приобрести таковые не способен был по определению.
В эту ночь сэр условным знаком, у Тракта оставленным, настоятельно просил Брата Торна, с которым в закадычной дружбе состоял сызмальства, о встрече важности и секретности необычайной. Конечно, как и все его Сословие - сильно пьющее и сильно же бестолковое, - сэр Рённ мог неправильно понять те просьбы и пожелания, с которыми парой дней раньше подкатился к нему Брат Торн. А потому мог попросту отнять у Брата уйму времени ради сущей ахинеи. Но мог и впрямь что-то для дела важное разнюхать.
При любом раскладе просьбой обидчивого по природе своей сэра пренебрегать не стоило.
***
Гейнц Сигурд - Главный Дворецкий Его Императорского Величества Тана Алексиса XXIII к появлению этого самого Величества в Потайном кабинете был полностью готов. После заседаний Верховной Коллегии Магов организм Его Величества всегда требовал отдыха и уединения именно в Потайном кабинете, куда - кроме Гейнца и, разумеется, самого Императора - не допускалось ни одно живое существо.
Для отдохновения августейшей души было приготовлено все необходимое - к камину, не растопленному по причине затянувшегося тепла на дворе, было пододвинуто любимое, смахивающее на парадный Каменный Трон, но только из дуба сработанное кресло Его Величества, и на кресле этом уютно располагались не менее Его Величеством любимые подушки и подушечки. На отдельном столике, прикрытые кипенно-белой салфеткой, ждали своего часа объемистые хрустальные графины с охлажденными винами трех сортов и достойные каждого из представителей аристократии хмельной лозы кубки, украшенные филигранной чеканкой и искусной чернью. Чуть поодаль от скрытых белоснежным полотном шедевров резного хрусталя и замысловатой филиграни манила глаз старинного литья серебряная ваза, щедро наполненная отборнейшими фруктами, предназначенными сопровождать веселящее и умиротворяющее содержимое графинов в царственный желудок.
А увеселения и умиротворения душа Его Величества настоятельно требовала всякий раз после беседы с господами колдунами. Беседы эти приводили монарха в прескверное состояние духа, и, лишь изливая накопленную в сердце - за время многочасовых прений Верховной Коллегии - досаду своему верному Гейнцу и заполняя - с небольшими интервалами - освобождаемое этой досадой пространство глотком-другим доброго вина, Отец Народов и Брат Богов постепенно вновь становился самим собой. Беседы с Гейнцем волшебным образом возвращали ему силы, чтобы нести далее по жизненному пути крест Императора Сумеречных Земель, Гаранта законности и Арбитра споров... А также обладателя еще тридцати шести или тридцати семи титулов, но уже менее важных и не обязательных в неофициальной обстановке.
Так было и в этот раз. Его Величество вошел в кабинет, устало подволакивая ноги и язвительно улыбаясь. Собственно, только язвительную улыбку и могло по-настоящему выразить его благородно-утонченное, но все-таки как-то по-щучьи скроенное лицо. Вообще, что-то было не так не только с лицом, но и со всей фигурой Императора. И широкоплеч он был, и строен, в точности как и целая череда его предков, чьи портреты- в полный рост, и на коне верхом - украшали анфиладу внутренних покоев дворца. Однако ни величественная осанка, ни благородное серебро волос и бороды, ни орлиный взгляд не делали его настоящим Императором. Что-то неуловимое подсказывало постороннему глазу, что предъявленный на обозрение внешний облик Его Величества Тана XXIII скрывает на самом деле товар с гнильцой.
- Маги - вот оно, истинное зло нашего времени! - доверительно сообщил удрученный монарх своему верному слуге и без сил опустился в кресло.
За этим последовали откровения, составленные в более крепких выражениях.
Надо заметить, что основания для того, чтобы быть откровенным именно с Гейнцем, у Его Величества были. Ну хотя бы потому, что династия Сигурдов - дворецких сначала королей, а затем Императоров Сумеречных Земель - могла своей древностью посоперничать с любой из ветвей Высочайшей Фамилии, из которых и рекрутировались все короли и Императоры этого края. И все эти короли и императоры по старинной традиции в гораздо большей степени полагались на своих дворецких, чем на подаренных любящей злые шутки Судьбой родственников и уж тем более на самостоятельно прогрызших себе дорогу к власти министров и маршалов. Сигурды никогда не подводили Престол. Бывало, что Престол давал маху. Сигурды - никогда.
Свои сентенции о злокозненности колдовской гильдии Его Величество произносил регулярно и всякий раз - до крайности выразительно. Но сегодня день выдался и вовсе уж неудачный, потому, опорожнив наполовину кубок красного, Император уточнил свое мнение о мерзком ему “шаманском отродье” в выражениях особо сильных - из тех, что монаршим устам произносить вроде бы и не пристало... Гейнц сочувственно кивал и заботливо поправлял подушечку под монаршим затылком.
Сочувствия Государь и впрямь был достоин. Уже хотя бы потому, что в своей неприязни к Колдовскому Сословию находился где-то на грани раздвоения личности. Не мог он в этой неприязни быть последовательным по той простой причине, что, для того чтобы иметь право председательствовать на заседаниях Верховной Коллегии люто ненавидимой им Гильдии Магов, Его Величество и сам должен был быть магом. Притом не просто магом, а Магом Высокого Дома, посвященным в необходимые для того Таинства и прошедшим не менее необходимые Испытания. И в далеких теперь отрочестве и юности нынешний монарх, а в ту пору только еще Принц-Наследник был согласно древней традиции обучен колдовским наукам в Скрытых Монастырях и вполне мог теперь при желании гасить взглядом свечи, останавливать в полете малых птах или, скажем, раскуривать трубку от своего левого мизинца. Однако же умениями этими брезговал пользоваться и за упоминание о них, бывало, карал усекновением языков или других частей того или иного излишне болтливого организма - вплоть до головы.
Полагали, что неприязнь эта брала свое начало в детских годах Государя, когда перед пострижением в послушники Тайной Обители малолетний Наследник Престола проходил домашнее обучение под руководством Черного Настоятеля Коронаса - личности во всех отношениях омерзительной, но крайне авторитетной как при дворе, так и среди знатоков колдовских ремесел. Слухи об отношениях малолетнего воспитанника и его зловещего воспитателя ходили разные. В том числе и такие, за которые лишали дворянского, а то - вдобавок - и еще какого жизненно необходимого достоинства.
Так или иначе, но факт остается фактом - восшествие на престол Тана Алексиса сопровождалось - помимо трехдневных Неминуемых Торжеств и Высочайшей Амнистии - еще и Высочайшим Рескриптом. Рескрипт предписывал: всех представителей рода Коронасов, коих изловить удастся, подвергнуть моральной укоризне с последующим полным поражением в правах и публичным четвертованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74